Перевернувшись и присев на край койки, Амелия демонстративно вздохнула и хлопнула себя по коленке ладонью. Она сдалась окончательно.
— Подтяни-ка свой шейный платок, Джон! Ах, да, и причёска! — она потянулась и слегка взлохматила его густую шевелюру. — Другое дело! Теперь ты истинно юнга. Давай же, беги наверх. Ну, что смотришь?
То, как заискрились в полутьме его голубые глаза, и какой невероятно милой стала его улыбка в тот момент, окончательно убедили Амелию: этот мальчик ещё немало женских сердец покорит. Жаль, что он так скоро становится взрослым. Когда брат бросился к ней в объятья, она засмеялась вместе с ним, едва не упав на спину. Затем поправила его воротник и попросила быть осторожнее на верхней палубе.
— Но ты ведь придёшь? — спросил он, подвязав башмаки и вскочив на ноги. — Пожалуйста, сестра! Не хочу думать, что ты сидишь здесь совсем одна.
Девушка мельком взглянула на соседнюю койку, где уже посапывающая Магдалена видела свой десятый сон, и пожала плечами:
— За меня не беспокойся. Ты иди, иди. Я догоню.
Сияющий от радости, мальчик помчался по скрипучей лестнице и скрылся в проёме, откуда тут же подуло сквозняком. Можно было за него не волноваться: все эти люди отлично к нему относились, они защитили бы Джона в любой момент. Среди них он был, как рыба в воде. Амелия откинула волосы с плеча и грустно улыбнулась сама себе. Для неё там просто не было места.
Когда она поднялась на палубу и осторожно приблизилась к грот-мачте с той стороны, где её скрывала тень, разговор был в самом разгаре. По меньшей мере два десятка человек собрались перед разожжённой бочкой здесь, на квартердеке: большинство — моряки, остальные — пассажиры, в основном цыгане-турки и парочка англичан. Амелия даже разглядела стоящего в сторонке Фредерика Халсторна, склонившего голову и скрестившего руки на груди. Он заметно похудел за время плавания и редко когда разговаривал с нею.
Говорил один из караульных — здоровенный синеглазый детина с чёрными, как смоль, волосами и такой же густой аккуратно стриженной бородой. Он восседал на высоком деревянном ящике, поставив одну ногу выше и опираясь на неё локтем. Его слушатели, кто сидя, кто стоя, расположились полукругом, наблюдая, как он время от времени потягивал курительную трубку.
Джон единственный среди собравшихся заметил сестру; он подмигнул ей и послал хитрую улыбку, когда она остановилась за спиной одного из моряков.
— И вот так на прибрежном песке штата Северная Каролина появились наши следы! Но вы считаете, что пересечь океан и бросить якорь у берегов Нового Света, было самым трудным? Ох, братишки, нет, нет! Самым трудным оказалось увернуться от града стрел, которые местные выпустили в нас, едва мы высунули свои любопытные носы с корабля! — рассказывал прокуренным голосом караульный Стивенсон.
Кто-то из компании с волнением охал, другие тихо хихикали в ответ.
— И не видать бы нам нового рассвета, если б не хитрость и сила воли нашего капитана! — продолжал моряк воодушевлённо. — Да, да, братцы! Это всё Диомар! Благодаря ему я сижу сегодня перед вами. Индейцы, как известно, народ буйный и враждебный, бесспорно. Но капитан, — Стивенсон перекрестился, — сумел найти с ними общий язык! Будь на его стороне Господь Бог или другая какая неведомая сила, но Диомар добился их благосклонности. А ведь начиналось всё куда печальнее…
Амелия слушала очень внимательно, представляя ещё совсем юного Стерлинга, выживающего в диких краях Америки.
— Задолго до того он уже пересекал Атлантику на другом корабле и сталкивался с краснокожими. Тогда известное своим зверским поведением по отношению к европейцам племя монаханов попалось на пути. О, братцы! Они были более, чем враждебно настроены, и перебили почти всю команду. Диомар попал в плен. Его волокли по мокрому колючему песку, по лесам и острым камням до самой сердцевины их племени!
Стивенсон утёр тыльной стороной ладони лоб и снова закурил. Амелия же, едва дыша, замерла в ожидании продолжения.
— Там он впервые увидел их… во плоти! Огромные, с дикими пылающими глазами, полуголые и вопящие проклятья на чужом наречии монаханы особенно не любили две вещи — белых захватчиков и своих соседей, чероки, которые вечно оттесняли их на запад… Но той особенной ночью, когда ливень стоял стеной, а вокруг царила непроглядная темень, нашим землякам не на что было надеяться. Монаханы ничего не желали слышать. Они жаждали лишь одного — крови чужеземцев. И вот, молодые индейцы уже успели снять скальп с двух мужчин. То была месть за разбойничество, за убийства и бесчисленные нападения на племена краснокожих, которые затаили на захватчиков такую вселенскую обиду, что ни одно наше будущее поколение не отмоется от подобного позора! — моряк выпустил колечко дыма в воздух и с издёвкой хмыкнул. — Когда пришла очередь нашего капитана… когда его, связанного и избитого, уложили на землю, потянули за волосы, дабы он обратил свой лик к единственному источнику света — огромному костру в их поселении, и приставили лезвие томагавка ему ко лбу, казалось, будто надежды не осталось, и конец близок… Но именно в тот момент, едва первый надрез был сделан, а Диомар, не издавший ни звука, приготовился к медленной унизительной смерти, у костра неожиданно появился их старый командир… «Вождь» — так он называется у индейцев…
— Кажется, его звали Орлиный Коготь. Очень звучное имя для человека, прожившего сто пять лет.
Все взоры оказались устремлены в сторону, туда, куда на свет фонарей вышел Стерлинг. У Амелии сердце замерло при одном лишь взгляде на мужа. Но он прошёл к горящей бочке далеко от неё и даже не посмотрел в её сторону. Полы его чёрного плаща прошелестели по палубе, а размеренный звук шагов раздался в воцарившейся тишине, словно тревожный набат. Перед всей командой снова предстал прежний Диомар, прямой и несгибаемый, как стальной прут. Но больше он не носил шлем, ему не от кого было прятаться.
Стивенсон расплылся в улыбке и тут же предложил капитану занять место на ящике, но Стерлинг лишь махнул рукой. Он остался стоять рядом, наблюдая за собравшимися с хитрой ухмылкой на губах.
— А что же было дальше? — спросил молодой турок. — Этот вождь вас спас?
— Он лишь руку поднял вверх, и остальные словно растеряли свои силы. Их покинуло желание убивать, ведь, как известно, в глазах Орлиного Когтя месть при помощи скальпирования была непростительным позором для мстителя… Меня отпустили по одному лишь его велению, — Томас прислонился спиной к мачте и скрестил руки на груди. — Вождь узнал о моём недуге. Тогда я всё ещё был нем, и едва мог прошипеть даже самое короткое слово. Возможно, он никогда не принял бы меня, если б его собственный сын не страдал от той же болезни. С большим трудом, но меня излечили. Благодаря их знанию травоведения я вернул себе голос.
Ненадолго Амелия отвела глаза в сторону. Болезненные воспоминания о былых днях, одно за другим, атаковали её разум. А сейчас, глядя в суровое загорелое лицо мужа, она вдруг осознала, что едва узнаёт его. Словно перед нею предстал другой человек. Когда-то она уже думала об этом. Ни Томас, ни Диомар, а некто чужой. Незнакомец, который пугал и при том волновал до глубины души.
Теперь она узнала о его кошмарном опыте, о том, что ему довелось пережить, когда он впервые покинул родные края, и понемногу некоторые оборванные кусочки общей картины — его жизни — начали возвращаться на место.
— Неужели это правда? — вдруг вскинул руку Джон. — С вас попытались снять скальп, и в самое последнее мгновение вас спас индеец?
На лице Стерлинга появилась странная снисходительная улыбка, и неким образом Амелия почувствовала стыд за вопрос брата. По её мнению прозвучал он несколько нетактично. Она подумала, что капитан разозлится, поскольку слова Джона вызвали тихий ропот среди собравшихся, однако Стерлинг лишь бесхитростно пожал плечами.
— Больше похоже на чудо, верно, мальчик? Мои люди разные истории рассказывают. Одни правдивы до последней мелочи, другие приукрашены ради смеха, и я бы предпочёл, чтобы эта была выдумана, однако…
