Его член выскользнул из неё полностью, затем вторгся снова, целиком и так глубоко, что томное ощущение боли отдалось в её голове очередной неясной волной.

Когда мужчина кончал, он полностью накрыл её своим телом, прижался так тесно, словно желал вдавить девушку в постель. Он ещё двигал бёдрами, даже содрогаясь, хотя Амелия не почувствовала его оргазма, но слышала долгий стон, прервавшийся хрипом.

Её голова была откинута, а рот чуть приоткрыт. Руки теперь обвивали его влажную шею, но Амелия не чувствовала его в себе. Она была пустой и сломанной. И это всё, что ей осталось? Она даже не смогла заставить себя заплакать, несмотря на то, что её душил плач. Где-то ещё глубже жгло ощущение тошноты, но ничего так и не произошло.

Амелия даже не знала, сколько прошло времени с тех пор, как всё стихло. Повязка ещё закрывала ей глаза, было темно. Казалось, она парила в невесомости, одинокая и разбитая. Словно рыба, выброшенная на берег. В реальности же Диомар уложил её на бок и прижался сзади, зарывшись лицом в её спутанные волосы. Его рука легко заскользила по линии её талии, вверх-вниз, опять и опять, и неожиданно Амелия услышала, как он лениво произнёс:

— Твои волосы пахнут льном и травами… Любовь моя! Ты даже не представляешь, что сделала со мной!

Понемногу сознание стало возвращаться к ней вместе с ощущением, будто всё её тело внезапно отяжелело. Когда Диомар поцеловал её в плечо, затем немного приподнял её ногу над своей, прижавшись сзади, она никак не отреагировала. Он снова оказался в ней, большой и твёрдый, с силой толкнулся вперёд, потом вновь отстранился. Теперь она чувствовала его, этот горячий пульсирующий орган, не понимая, как она вообще могла принимать его внутри. И пришло ощущение раздражения и грязи, жжения и тягучей боли, которая сковала её мышцы. А он всё продолжал растягивать её. Он брал её сзади, направляя её бёдра и толкая к себе.

Тогда он кончил на простынь, предварительно помогая себе рукой, и Амелия знала, что именно он делал. Она чувствовала головку его члена рядом со своими ягодицами и боялась даже пошевелиться, когда мужчина резко перестал двигать рукой, сжимающей его плоть. Теперь это было липко, и так странно — ощущать происходящее и даже собственное тело после того, что случилось. Девушка попыталась зажмуриться и заставить себя успокоить сбившееся дыхание, но не заметила даже, как вскоре уснула.

***

Было раннее утро, и погода стояла паршивая. Амелия ощущала себя почти так же гадко. Моросил кусачий дождик, где-то вдали то и дело грохотала приближающаяся гроза. Полчаса назад Амелия проснулась в каюте капитана, нагая, без повязки на глазах. Он не солгал, по крайней мере, о том, что при пробуждении она ничего не почувствует. Ни боли, ни похмелья, ни головокружения. Ничего не было. Совсем, как той ночью, после смерти Сары.

Её, словно мягкий плод, выжали до капли и оставили в одиночестве. И всё-таки хорошо, что Диомара рядом не было. Девушка встала и, отыскав свои вещи, оделась, делая механические движения, принимая механические решения. Покидая каюту, она даже не взглянула на нишу с постелью капитана. Она прекрасно знала, что увидит там, и ей было мерзко от одной мысли о собственной крови на этих простынях.

Она быстро отыскала их на верхней палубе, Диомара и его помощницу, они разговаривали, стоя на кормовой надстройке. Капитан себе ничуть не изменял, снова облачившись в шлем и тяжёлый плащ. Возвышаясь над собеседницей, он напомнил Амелии огромную чёрную птицу, неподвижную, мрачную. Мегера явно гневалась, и девушка успела заметить, как побагровело её лицо перед тем, как прервался разговор. Мегера отступила прочь от капитана, и её взгляд, устремлённый на Амелию, был красноречивее любых слов: она всё знала, и более того — она её жалела.

— Как вы себя чувствуете, сударыня? — начал Диомар, без всяких приветствий.

Амелия думала, что, взглянув на него ещё хоть раз, попросту лишится дара речи. Но разве этой ночью она уже не достигла точки невозврата? Ей нечего было терять, так к чему все эти прелюдии и объяснения?

Её руки инстинктивно сжали шляпу, от ярости и несправедливости ей хотелось выть, но она пересилила себя, решив не устраивать лишних истерик. Нужно быть выше этого.

— Не спрашивайте у меня о моём состоянии, если вам в сущности всё равно, — сдержанно сказала она.

— Это не так…

Она прервала его нетерпеливым жестом.

— Ещё вчера я шла сюда, не до конца осознавая, о чём попрошу или что именно сделаю. В каком-то смысле я виновата сама. — Амелия пожала плечами. — Я считала, что смогу понять чувства, которые к вам испытывала, стоило нам лишь раз поговорить… Я думала, что смогу убедить вас, но это не то, чего вы желали. И вы так уцепились за тайну своей личности, капитан, что она стала для вас дороже моей привязанности.

Со стороны послышался тихий, но возмущённый вздох Мегеры, и пиратка метнула в своего наставника гневный тёмный взгляд.

— Я знаю, зачем вы это сделали, — холодно продолжала Амелия. — Вы не меня защитить пытались, а себя самого. Вы мне не доверяете настолько, что даже прикоснуться к вам не позволили!

— То, что я сделал, было неправильно, — медленно произнёс Диомар. — Но я Богом клянусь, если бы я только мог…

— Вы могли мне открыться, до сих пор можете! Но вы этого не сделаете! Я любила бы вас, но вы не позволили.

— Откуда вы знаете, какой может быть любовь?

— Теперь я знаю лишь то, что вы отняли у меня возможность это понять.

Внезапно стало трудно продолжать, и не только потому, что горло ей будто тисками сдавили. Она вдруг поняла, что очередная минута может обернуться для неё слабостью — той слабостью, о которой он говорил ночью, она это запомнила. Амелия могла ненавидеть этого мужчину за то, что он не дал ей выбора, но саму себя она возненавидела ещё больше, потому что он до сих пор был ей нужен.

— Я боюсь вас, ужасно боюсь. Вашей силы и тех возможностей, которых нет у меня, — прошептала она, чувствуя капли дождя на своём разгорячённом лице. — Я не желаю ваших оправданий или жалости, хотя мне так хочется пожалеть себя!

— Что ж, бойтесь, Амелия, — вздохнул он. — На самом деле, вы должны были бояться уже давно.

Мегера очень тихо шепнула о том, что начиналась гроза, и пора бы укрыться в помещении. По большей части она, наверняка, оказалась смущена сложившейся ситуацией, ей хотелось побыстрее разлучить этих двух отчаявшихся и так до конца не разобравшихся в собственных чувствах людей. Пиратка сообщила, что проводит Амелию до владений Стерлинга, пока не стало слишком поздно. На что Диомар кивнул и отвернулся.

— Возвращайтесь к мужу, милая пташка, — произнёс он таким ледяным тоном, что у Амелии защемило сердце. — Счастливой поездки в Англию.

Она ничего не сказала на прощание. Всё, чего она желала — поскорее убраться с этого корабля.

В замок она вернулась около шести утра. Благо, обеспокоенная Магдалена встретила её у заросшей калитки возле северной стены, где братья Лионелл уже оставили свой ночной караул. Только раз взглянув на девушку, опытная женщина поняла — стряслось нечто непоправимое. Но Амелия молчала о подробностях своего отсутствия, пока Магда помогала ей переодеваться и готовила горячую ванну.

Единственный вопрос, который Амелия решилась задать, был о Томасе. Нянька сообщила лишь то, что он до сих пор не спускался к завтраку, поскольку прошлым вечером допоздна засиделся в кабинете.

— Тогда… я увижу его в столовой. Сегодня мы уезжаем.

Больше она ни слова не произнесла.

Горячая ванна помогла Амелии немного расслабиться. Она нежилась в воде, куда Магдалена добавила немного ароматного настоя для успокоения молодого тела. Хотелось поскорее отмыться от прошедшей ночи, соскрести с себя то, что ей даже прочувствовать не позволили. Амелия держалась за края ванны, закрыв глаза и думала о том, что никогда больше не вернётся к Диомару по собственной воле. Она была глупой и наивной, а он просто взял то, что она и так собиралась ему предложить. Слегка разбавленный горечью их общий грех.