— Что… что вы сказали? Мне кажется, я вас не расслышала…

Её собственный голос зазвучал, словно со стороны, словно ей вовсе не принадлежал. Амелия вспомнила, как в детстве, когда ей было около тринадцати, она стащила со стола своего дяди бокал с хересом и выпила его. Её сморило так быстро, что она задремала там же, в кабинете, не удосужившись сбежать с места преступления.

Амелия смеялась, слегка раскачиваясь на месте, будто непоседливый ребёнок.

— Вы не поедете назад в таком состоянии, сударыня. О своей лошади не беспокойтесь, я пошлю кого-нибудь, чтобы о ней позаботились до утра…

— Д-до утра?

Перед её глазами вся каюта плыла, как по волшебству превратившись в размытое пятно. Или просто затонул весь корабль?

Снова смех послышался! Кто смеялся?! О, как же ей хотелось вскочить и танцевать! Так легко и свободно она себя давненько не чувствовала!

И стало так жарко, что она решительно скинула с себя весткоут и шёлковый жилет.

— Что вы делаете, дорогая?

Амелия вдруг обнаружила, что стоит посреди каюты, прямо перед капитаном, а он нависает над нею, будто гигантская чёрная тень. По-совиному хлопая глазами, Амелия заулыбалась и напустила на себя серьёзный вид:

— Я крайне разочарована вашим… вином, господин! Оно было очень… очень странным.

— Вам не понравилось?

— Нисколько!

— Но вы выпили почти всё, что было в графине.

— А вы мне это позволили! — она показала ему язык и засмеялась. — Почему, кстати говоря, вы не пили? Вы никогда не ужинаете вместе со мной! Ах да, дело в этой штуке… Вы словно приросли к этому шлему! Так, возможно, стоит просто снять эту дурацкую посудину с головы, и вам станет немного легче? Я ведь уже просила вас об этом!

— Возможно, если я сниму «эту дурацкую посудину» с головы, вы не будете больше заинтересованы мной. Присесть не желаете?

— Почему вы разговариваете со мной, как с маленькой? — она искренне возмутилась, даже притопнула ножкой. — Я давно уже не ребёнок, и, кажется, мы выяснили, что вы не мой отец! Так нечего вести себя, как заботливый папаша…

— Ваше счастье, что я не ваш папаша. Но желание отшлёпать вас за подобное поведение и дерзкие слова от того не убавилось.

На задворках сознания она понимала, о чём именно он говорил. И как она вела себя. Но ведь у неё так сильно кружилась голова, даже ноги едва держали теперь! Капитан был прав, стоило бы присесть куда-нибудь, пока она не свалилась на пол без чувств. Амелию клонило в сон, несмотря на всю её борьбу. Она отвернулась от мужчины, не заметив даже, как он взял её под руку и потянул в сторону постели. Всё, что виделось ей — как она сама дошла до этого уютного мягкого уголка.

— Зачем вы дали мне это вино? — захныкала девушка, схватившись за голову. — Я очень странно себя чувствую! Очень и очень странно…

— Скоро пройдёт, не бойтесь. Вы же помните, что я вам обещал? Здесь вы в безопасности.

Ей хотелось спросить, отчего его голос стал таким отстранённым, почти грустным, но она не смогла произнести даже этого. Язык едва ворочался во рту, и хотелось поскорее преклонить куда-нибудь голову. Через несколько мгновений она ощутила мягкое давление на плечи, а затем, едва её лицо коснулось мягкой подушки, Амелия коротко застонала, пролепетав неразборчивые слова благодарности.

***

Очнулась она из-за шума со стороны, словно кто-то перебирал одежду или раздевался. Хотя, сложно назвать подобное состояние пробуждением. Глаза Амелия открыла, однако увидеть ничего не смогла — было слишком темно. Ни каюты, ни привычного убранства вокруг, совсем ничего. Конечности её едва шевелились, но пальцы всё же нащупали край узкой постели.

«Всё в порядке, ты до сих пор на корабле», — убедила она себя с неким облегчением. Но разум словно окутал густой туман; девушка очень медленно приходила в себя, и это было странное ощущение из смеси лёгкости и тепла, разливающегося по телу.

Откуда-то слева всё ещё доносилось копошение. Амелия хотела подняться, но едва сумела свесить с постели ноги. Во тьме, приглядевшись, она увидела свои босые ступни, белеющие на фоне тёмного ковра. Посидев так неподвижно с минуту, Амелия поняла, наконец, что кроме длинной рубашки, которую она носила под жилетом, иной одежды на ней не было. Стоило бы забеспокоиться, однако из-за неясного состояния всё, на что она оказалась способна — удивлённо себя разглядывать. Когда из темноты каюты неожиданно раздался знакомый голос, она даже не вздрогнула:

— Не пугайтесь, это всего лишь я. Представляю, что вы сейчас чувствуете, поэтому советую остаться в постели и не делать резких движений, — заговорил Диомар каким-то совершенно далёким голосом. — Видимо, я слегка переборщил с дозой…

— П-переборщил? Вы меня… опоили? — с трудом переспросила Амелия.

— А вы знаете, что индейцы могавки очень хорошо разбираются в травоведении? В Северной Америке полным-полно растений, которые, если хорошенько изучить их свойства, можно применять в быту. Из такой густорастущей лианы, луносемянника, они извлекали токсичные выделения, схожие по своей структуре с морфином… О, как много знают эти племена! А французы, идиоты, пытаются научить их строить деревянные дома…

Амелия тихо застонала при попытке подняться на ноги. Она не понимала, отчего этот человек, прячущийся в тени, рассказывал ей о каких-то индейцах и их ядовитой траве, ей это было не интересно. Голова до сих пор кружилась, а в груди, словно тугой ком, горело и плавилось нечто, что заставляло её тело пылать. Становилось очень жарко.

— Я же говорил вам, не вставать! — со злой заботой произнёс капитан. — Вы никому не подчиняетесь, верно? Честно говоря, едва вы появились среди моих людей, я стал задумываться, надолго ли хватит вашей преданности. Но вы принесли мне важные сведения, хоть это и навредило вашему мужу… Почему вы мне доверились?

— Не стоило, да? — Амелия попыталась улыбнуться. — Вы что-то сделали со мной, и это было не простое вино…

— Тот напиток и вовсе не был вином, моя дорогая. Могавки научили меня некоторым своим снадобьям. Но я бы ни за что не применил ни одно из них, если бы не был уверен в результате. Вы одурманены, не более. Считайте, что это небольшая доза лауданума в сочетании с настойкой, состав которой, я, к сожалению, раскрыть не могу, поскольку обещал моим индейским приятелям молчать… Через несколько часов вы очнётесь, ничего не ощутив, клянусь. Вас тошнит?

— Н-нет… совсем нет… но тело меня н-не слушается… и это пугает.

— Вы не должны бояться ничего в этих стенах, — в его тоне явно слышались повелительные нотки. — Хотите, расскажу, как впервые встретился с тем племенем? Вы сразу же успокоитесь…

— Да не желаю я слушать о том, что вы там делали! Просто скажите, зачем вы так со мной… чего вы пытались добиться…

Она инстинктивно вцепилась руками в спинку ближайшего кресла, дабы не упасть, но была близка к этому. Амелия только ощутила, как за считанные мгновения мужчина оказался рядом, и вдруг его руки покровительственно обняли её, поддержав. Она расслышала слова утешения над своим ухом и поняла, наконец, что капитан снял свой шлем — его горячее дыхание коснулось её лба. От этого ощущения, словно от удара молнией, её тело дёрнулось, но мужчина только крепче прижал её к себе. Никакой грубой материи, нет, её тело прижалось к нему, и сквозь опиумную дымку Амелия почувствовала его напряжённые мышцы под тонкой тканью, а ещё едва уловимый запах табака.

Мягкая ткань коснулась её лица, затем легла на глаза, полностью скрыв обзор. В каюте и так было темно, а теперь, из-за повязки Амелия вовсе ничего разглядеть не сможет. Она попыталась сопротивляться, но безвольные руки наткнулись на преграду из чужого тела. Её ладони почти упёрлись Диомару в грудь, пальцы проскользили по мышцам чуть ниже, и Амелия по-детски всхлипнула.

— Зачем вы так? — сорвался с губ девушки жалобный стон. — Разве вы не понимали… я же сама к вам пришла…

— Да, ты пришла ко мне, но с какой целью? В очередной раз потребовать у меня открыть лицо?