— Но мы не можем никак не ответить на это гнусное преступление, на убийство наших товарищей. Голодных бунтов ещё надо дождаться, а призывы к отмщению уже звучат на улицах, а после сообщения о взрыве ситуация вообще станет неуправляемой.

— Так может тебе, Генрих, стоит форсировать начало операции «Хрусталь», тем более повод более веский, чем ранение третьего секретаря посольства? Ты же, наверняка готовил к ней какую-нибудь «сакральную жертву». Уверен, что сможешь быстро подготовить неопровержимые улики. Одним выстрелом убиваем двух вальдшнепов: народ удовлетворяет своё чувство мести, круша витрины еврейских лавок, а мы тихо реквизируем активы «жирных котов» по некоторым оценкам на миллиард рейхсмарок.

— Тихо реквизировать не удастся, Герман. Международное еврейство поднимет такой вой.

— Мы заткнём им глотки, публикуя в газетах горы трупов из «Бюргерсброя». Они покушались на фюрера нации! Мы лишь защищаемся!..

«Жирный ублюдок: картины, золото, дворцы… аж трясётся от возбуждения, от нетерпения запустить свои волосатые руки в национальное достояние. Фюрер, нация, расовая чистота для него это пустой звук… ничего сейчас я буду давать ему любые обещания, тем более что на их стороне сила, а вешать их мы будем потом».

— Нам надо быстрее составить обращение к нации, Герман. Пришлите своего представителя к Гейдриху, надо согласовать текст.

— Хорошо, но нам необходимо поскорее встретиться лично, чтобы обсудить детали разделения власти. Если хочешь, я дам распоряжение Бауру, он домчит тебя до Берлина за три часа.

— К сожалению неотложные дела пока требуют моего присутствия в Мюнхене… Первые шаги мы согласовали: освобождение генералов, арест Канариса, возвращение армии в казармы, согласование текста обращения к нации. По результатам их выполнения решим что делать дальше.

— В казармы должна вернуться и дивизия СС, Генрих.

— Да, конечно… — не прощаясь, Гиммлер бросает трубку.

— Где Чаганов, товарищ Игнатьев? — спрашивает Киров, не дожидаясь пока новый посетитель кабинета займёт своё место за столом.

— С ним всё в порядке, он уже на борту нашего корабля в нейтральных водах. Я только что говорил с ним по «Бебо».

— Докладывайте по порядку, начиная с вечера седьмого ноября…. — сухо замечает Сталин, — сидите, не надо вставать.

— В ночь на восьмого ноября, группа Мальцевой, в её составе находился Чаганов, согласно плана операции прибыла в Арнхайм и проникла в дом, в котором проживал резидент политической разведки СИС при британском министерстве Иностранных дел майор Стивенс. Майор и его подчинённый капитан Бэст в это время находились в Амстердаме. При этом произошла сшибка с охраной дома с применением огнестрельного оружия, в результате которой были убиты два англичанина и наш сотрудник…

— Зачем вас туда понесло? — Молотов с силой тушит папиросу.

— Идею этой операции предложил товарищ Чаганов. На тот момент мы понятия не имели об английской засекреченной связи: какие шифры использует, на каких волнах ведётся передача и так далее. При наблюдении за домом, в саду была обнаружена большая стационарная антенна и у Алексея возникла мысль, что резиденция служит центром связи, а это значит в нём может находиться радиостанция, шифроблокнот и радиожурнал. Я дал санкцию на проведение операции, так как другого столь удобного случая можно было и не дождаться: в городе должен был проходить очередной тур шахматного турнира, ожидалось множество иностранных гостей…

— Вы считаете, товарищ Игнатьев, — язвительно улыбается Молотов, — что иностранным разведкам неизвестно чем занимается Чаганов и что они после похищения шифров не свяжут одно с другим?

— Мы планировали захватить англичан врасплох, вытрясти из них сведения о связи, скопировать шифроблокнот, а после взрыва в Мюнхене ликвидировать охранников, инсценировав нападение на них германской разведки, которая тоже вела слежку за резиденцией…

— «Было гладко на бумаге, но забыли про овраги»…

— Продолжайте, Алексей Алексеевич, — из-за спины Игнатьева Сталин бросает укоризненный взгляд на Молотова.

— В создавшейся обстановке, в связи с нашей потерей, Мальцева приняла единственно верное решение, ждать было больше нельзя и она разыграла вариант с ограблением дома польскими эмигрантами, в результате которого один из нападавших был убит.

— Она оставила там труп нашего сотрудника?

— Да, товарищ Киров, оставила, — хмурится Игнатьев, — другого выхода у неё не было. Группе удалось захватить несколько радиограмм из Лондона, а Чаганову, пользуясь найденным в доме шифроблокнотом, дешифровать её. У него же возникла идея, подкрепить версию об участии английской разведки в покушении на Гитлера и на секретаря посольства Германии в Париже радиограммами. Он составил и зашифровал их настоящим английским шифром из шифроблокнота.

— Товарищ Сталин, — в кабинете без стука появляется Поскрёбышев, — сообщение из Радиокомитета.

Вождь быстро пробегает принесённый секретарём лист бумаги и протягивает её поднявшимся с места соратникам.

— «Обращение к немецкому народу»…. — Молотов и Киров склоняются над документом, — «взрыв в Мюхене, чудовищное злодеяние»…. «фюрер находится на грани между жизнью и смертью»…. «погибли Гесс, Геббельс, Розенберг, Шахт, всего около двухсот старейших членов партии, ранено более тысячи»…. «сотни тысяч евреев сейчас радуются в своих синагогах»…, «национал-социалистическая партия не унизится до организации преступлений против евреев, но если на врагов Рейха обрушится волна народного негодования, то ни полиция, ни армия не будут вмешиваться»… «Геринг, Гиммлер».

— Где же ваш «английский след»? — потрясает бумагой Молотов, — Вы понимаете, что натворили?

— Спасибо, Алексей Алексеевич, вы свободны, — хмурится Сталин, — докладывайте мне о ситуации каждые два часа…

Игнатьев поспешно выходит из кабинета.

— … После, не значит, что в следствии, товарищ Молотов, — вождь, обнаружив пустую папиросную коробку, лезет в ящик стола, — а решение об активных мероприятиях в Европе, и в частности в Германии, мы принимали на Политбюро совместно…

— Но не об у-у-убийствах же… — начал заикаться покрасневший Предсовнаркома.

— Всё, не время искать виноватых. Товарищ Молотов, как Нарком Иностранных дел по совместительству, немедленно свяжитесь с полпредами в Германии, Великобритании и Франции для прояснения обстановки. Встречаемся здесь через три часа. Думаю товарищей Ворошилова и Будённого тоже следует пригласить.

— Господин рейхсфюрер, господин рейхсфюрер — адъютант осторожно касается плеча шефа, продолжающего в задумчивости глядеть в окно, где отделение солдат в форме СС оборудует блок-пост на Бриенерштрассе, — вас к телефону.

«Через час будет смеркаться, — бросает Гиммлер взгляд на часы».

— Что у вас, Гейдрих? — в комнате засекреченной связи довольно тесно и он отрицательно машет рукой оператору, пытавшемуся уступить свой стул.

— Господин рейхсфюрер, я только что разговаривал с Герингом. Он требует немедленного освобождения генералов, иначе расположенные у тюрьмы Моабит части пойдут на штурм.

— Вы спрашивали его о Канарисе? — костяшки пальцев Гиммлера, сжимающие трубку, побелели.

— Отвечает, что тот отбыл в неизвестном направлении, но мои люди сообщают что Канарис с группой соратников находится в «городе Геринга» (целый квартал в Берлине, где находится его личный дворец Херренхаус, Дом авиаторов и огромное здание министерства авиации). Кроме того, я только что получил сообщение, что приказ о возвращении войск в казармы так и не отдан.

— Какими силами располагают армейцы в Берлине на данный момент?

— В самом городе, да и вообще в центре страны, войск немного, господин Рейхсфюрер, примерно два пехотных полка, один из которых осадил Моабит. Ещё в сорока километрах в Цоссене около Потсдама расквартирован один полк той же пехотной дивизии, там штаб Верховного командования… Основные силы вермахта находятся в Судетах, Южной Силезии и всё ещё в Австрии. Имеются сведения, что военные начинают брать под контроль железнодорожные станции, ведущие на юг, очевидно начинают готовить переброску войск, в частности снимают с позиций третью пехотную дивизию…