— Как уже сказал, Алексей Сергеевич, после этого совещания я проведу встречи с каждым из «апостолов», как он нас называет…

— Апостолов ведь двенадцать, — деланно веселится черноглазый крепыш, — или ты, Игорь, у нас на должности Иисуса?

«Похоже на ревность. Ну да, формально они с Курчатовым сейчас в званиях равны, оба — членкоры».

— Что, женщину за апостола не посчитали, товарищ Чаганов? — толкает меня в бок Ершова, буквально засветившаяся после моих слов об отмене приговоров (ещё не знает, что муж освобождён и ждёт её дома).

— Виноват, — отвечаю в тон, — просто закон божий у нас в школе отменили.

Шуток по этому поводу не последовало, тридцатилетние «апостолы» вдруг серьёзно посмотрели на своего двадцатипятилетнего начальника.

«Ничего я не ошибся, Курчатов настоял на включение Алиханова в круг избранных».

— Кхм, — прочистил горло Игорь Васильевич, — итак, мною, как руководителем Научно — Технического Совета предложены, а руководством Спецкомитета утверждены две программы: номер 1 — по созданию первого в мире экспериментального уран-графитового котла и номер 2 — по широкому развёртыванию ядерных исследований. Приоритет отдаётся первой программе. На данный момент завершено проектирование котла, завершено строительство бетонированного котлована под него, в ВИМСе под началом Зинаиды Васильевны начата переработка образцов поступившей урановой руды, на Московском Электродном заводе получены первые килограммы сверхчистого графита с сечением захвата нейтронов ядрами углерода меньше четырёх на десять в минус двадцать седьмой квадратных сантиметров…

— Откуда у нас такой графит? — по-свойски перебивает докладчика очень молодой парень, похожий на студента, в белой рубашке с короткими рукавами, — только не говори, что для выплавки алюминия требуются электроды такой чистоты.

— Это я заказывал у них, товарищ Зельдович, — прихожу на помощь, вопросительно взглянувшему на меня Курчатову, — для тиглей электрической печки. Золото в них плавят на Ленинградском монетном дворе.

«Студент» смотрит на меня с недоверием, но нет больше подробностей не будет. На самом электродном заводе мы залегендировали столь высокие требования тем, что графит используется для синтеза алмазов.

— Скажите, товарищ Чаганов, — снова подаёт голос Алиханов, — а чем объясняется выбор графита, как замедлителя?…

«Меня проверяет или показывает, что Курчатов для него не „Иисус“»?

— … Тяжёлая вода перспективнее, — продолжил он менторским тоном, — в ней скорее всего возможно получение «цепи» и с природным ураном…

— Ваша идея понятна, товарищ Алиханов, — солидно киваю я, — но вместо обогащения урана, нам понадобится «обогащать» воду. У вас есть где-нибудь в запасе пятнадцать тонн тяжёлой воды? Это как раз её минимально необходимый объём для осуществления ядерной реакции в нашем котле. Может быть у вас технология или опыт для её получения?

— А опыт обогащения урана у вас есть? — горячится мой оппонент.

— Нет, такого опыта у нас тоже нет, — спокойно отвечаю я, — поэтому поиск подходящих технологий мы и записали в Программу?2. Пока же мы ставим себе цель добиться результата насколько возможно оставаясь в рамках более простых технологий: не обогащение урана, а химическое выделение элемента с атомным номером 94, который по своим свойствам близок к урану 235; не добыча тяжёлой воды, а очистка графита.

«Апостолы» согласно закивали головами.

«Первый шаг к завоеванию авторитета».

— Мы тебя, Абуша, как раз на проект тяжеловодного реактора и собирались поставить, — по-доброму улыбается Курчатов.

— Кроме того, есть серьёзные основания предполагать, — ещё добираю солидности, — что…

«Элемент с атомным весом 94… не соскакивает с языка. Сейчас актиноиды еще неизвестны, поэтому уран в таблице Менделеева стоит под вольфрамом, а это значит, что недавно открытые Курчатовым на циклотроне Радиевого института радиоактивные элементы: 93 (будущий Нептуний) и 94 (будущий Плутоний), находятся соответственно под рением и осмием».

— … бомба на основе «осмия» (брови части собравшихся подпрыгивают кверху) получится более мощной и лёгкой, чем на 235-ом уране.

— Алексей Сергеевич, — радостный профессор Тамм, пользуется моментом пока другие переваривают сказанное мной, — кто входит в понятие «член семьи»?

— Ваш родной брат, Игорь Евгеньевич, входит. Он освобождён и уже едет в Москву. Вот, кстати, кто не знаком — это товарищ Мальцева…

Только сейчас собравшиеся замечают Олю, которая тихо вошла в кабинет и встала у двери.

— … по всем подобным вопросам, а также связанным с секретностью и охраной, обращайтесь к ней.

— Разрешите мне вопрос, — «студент» с невинным видом протирает свои очки-консервы носовым платком, — товарищ Мальцева, кто вы по званию в НКВД?

В белом платье «а-ля Орлова» подруга обворожительна, «апостолы» не могут отвести от неё своих глаз.

— Отличный вопрос, товарищ Зельдович, — улыбается Оля, — дело в том, что Спецкомитет не находится в составе НКВД и не охраняется его сотрудниками. Мы правительством наделены правом, точно таким же как другие оборонно-промышленные наркоматы, самим сформировать вооружённую военизированную охрану. То есть, все вооружённые люди, которых вы иногда будете встречать — это сотрудники нашего Спецкомитета и относиться к ним нужно как к своим коллегам: уважать и во всём помогать. А должность моя — помощник председателя Спецкомитета по режиму.

В комнате раздался резкий звон «вертушки».

— Товарищ Чаганов, не могли бы сейчас подъехать ко мне? — в трубке раздаётся хрипловатый голос вождя.

— Да, конечно, могу, товарищ Сталин. «Мой авторитет в коллективе теперь обеспечен».

— Хорошо, захватите с собой Мальцеву, машина за вами послана, — в трубке послышались гудки.

— Прошу прощения, товарищи, я должен срочно отъехать. Сейчас мой секретарь проведёт вас в корпус, который выделен для работы здесь на территории НИИ-48, пока не закончится ремонт вашего помещения в Покровском-Стрешнёве.

2 октября 1938 года, 16:00.

— Ну, что скажешь? — после долгой беседы на Ближней даче, поездки на Садово-Черногрязскую в Лабораторию?1, как теперь стал называться Центр Дешифровки, и возвращения к себе, не сговариваясь, поспешили на круговую аллею — поговорить.

— Ситуация развивается по законам жанра, — Оля по привычке, находясь в месте, где её могут видеть посторонние, начинает говорить как «чревовещательница», почти не двигая губами, — Сталин хочет замкнуть на себя информационный канал, связанный с дешифровкой радиоперехватов. Это, кстати, говорит о твоём серьёзном успехе в этом деле: твой источник информации посчитали надёжным и важным.

Вождь на встрече между делом сообщил, что меняется порядок передачи расшифрованных радиограмм противника из Центра: до этого их копии шли напрямую в Разведупр Красной Армии, в Главное Управление Госбезопасности и Особый сектор ЦК, то теперь — только в адрес Секретариата Сталина, который станет направлять их другим адресатам.

— Разочаровался в «коллективном руководстве»? — поворачиваю голову к подруге, — Сам захотел стать «силовиком»?

— Не-ет, — протягивает она, — скорее уверенность стал терять в способностях своих соратников после провалов на Дальнем Востоке, вот и решил усилить свою спецслужбу: наверняка не только меня одну приняли в Особый Сектор, ну и заодно разделил источники информации, сделал их независимыми.

Вдобавок в беседе со Сталиным всплыла тема прослушки зарубежных посольств в Москве. Это была главная тема нашего вызова к вождю: «гвоздь со шляпкой» снова включён в план работ, причём сроки — очень жёсткие, до конца года наше чудо подслушивающей техники должно поселиться в кабинетах немецкого, английского, французского и американского посольств.

«Самый простой путь, ввиду недостатка времени, просто скопировать удачный образец, хорошо проявивший себя на даче Ежова, но низкая частота задающего генератора — 800 мегагерц, определяли большой размер антенн приёмо-передатчика. А ведь появилось добавочное требование — пост оператора должен стать мобильным, всё оборудование должно умещаться в кузове „полуторки“. Поэтому решение задачи надо искать на пути увеличения частоты, это уменьшит размеры и антенны, и „гвоздя со шляпкой“».