Но я отвлекся от своего "клерка", повстречавшегося мне уже возле самой киностудии.
- "Самсунг-электроник" приветствует вас! - произнес он натянуто-белозубо.
- Некогда, старик, опаздываю, - приложил я руку к груди.
- Я вас не задержу, вот, пожалуйста. - и он протянул мне яркий буклет рекламу товаров.
На обложке красовалась мадам Баттерфляй в аппетитной позе.
- Ну и сколько же за эту узкопленочную диву? - поинтересовался я.
- Это скромный подарок фирмы, - ответил молодой человек. - Приходите в наш супермаркет и центр обслуживания. Вот здесь адрес...
- Сенкью! - кивнул я и почти побежал к воротам студии.
Перед тем как бросить буклет в сумку, я еще раз взглянул на раскосую красавицу. Под правым глазом у нее было написано: "Изменим жизнь к лучшему".
С этим я и очутился за забором прославленного некогда кинокомбината.
Щорсовский корпус - это старое, но добротно построенное еще в тридцатые годы здание, расположенное в самом центре обширной студийной территории. В здании этом находится небольшой по нынешним меркам кинопавильон, где великий Довженко снимал своего "Щорса". Нынче весь этот дом с высоким крыльцом и балконом на толстых прямоугольных колоннах, дом, напоминающий помещичью усадьбу, освоила независимая телекомпания "Визави".
Пока добрался до студии, нос заложило со страшной силой. Как мама в детстве говорила, не нос, а полная табакерка. Ринулся искать туалет. Мужику уже за тридцать, а он соплив, как плаксивое дитятко, обделенное подарком на новогоднем утреннике. Это у меня аллергический ринит, говоря по-научному, ему все возрасты покорны: нервная реакция зимой на мороз, в июне - на тополиный пух, а в целом - на нашу вечно счастливую жизнь. Вот жалко, что из соплей еще не придумали что-либо производить: я был бы самый богатый поставщик. Поставщик Двора Его Императорского... Нет- Его Президентского Величества!
Занятый этими "полезными" размышлениями, я забрел в здание первого съемочного павильона и открыл дверь самого крупного и некогда наиболее посещаемого общественного туалета, открыл и... Мама, роди меня назад! Что же там творилось, ой-ёй-ёй! друг "Самсунг", я не буду описывать представшую картинку. Ты все равно этого не поймешь, тут твое электронное воображение не сработает, а если и поймешь, то от этого понимания в твоем крутом лобике, чего доброго, какая-нибудь плата перегорит.
Из глубины кафельного пространства, обозначавшегося прежде как курительная комната, а ныне более соответствующего бассейну с приспущенной водой, выпрыгнул мужичок в сильно засаленной и оттого поблескивающей, словно кожаная, кепочке.
- О, привет! - ошалело выдохнул он.
- Приве-е-ет! - нерешительно протянул я.
- Никита, старикан, ты чё, не узнал, что ли?
И тут я догадался, что этот мужик в засаленной кепочке не кто иной, как мой коллега, актер киностудии Юрка Никуличев.
- Хо, Юрбан, разбогатеешь, - прогнусавил я закупоренным носом. Погоди, я щас.
И нырнул в зону плотной загазованности.
Юрка вызвался проводить меня до Щорсовского корпуса.
- Пойми, теоретически мы все в дерьме по уши, - рассуждал он, закуривая и предлагая мне сигарету. - Не сегодня завтра все это национальное достояние, - он обвел рукой вокруг, - с чавканьем и хлюпаньем провалится в канализационный люк. Смотри, они всё сдают коммерческим структурам, а бабки куда? Себе в карман! У них знаешь какие зарплаты? На фиг им кино?! Наш генеральный в свое время наснимал и про революцию, и про контрреволюцию. На хрена ему, скажи, сейчас жилы рвать, когда и так от зеленых карман по шву лезет? Он щас рассусо-о-оливает о выживании в условиях рынка. И он лично классно выживает, я тебе доложу. Ха, он даже сторожить то, что еще осталось, не хочет. А пусть тащут... Кина не будет!
- Юрик, а ты-то как выживаешь? - спросил я, выплюнув струю табачного дыма.
- И везде так, - продолжал он распаляться, не обращая внимания на мой вопрос. - И новые слуги народа - бандиты отъявленные. Они с нас дерут налоги и жируют себе... Им хватает, и еще на всякий случай домик в Швейцарии. А то, что страна, как этот сортир... Твою мать! С валяющимися в луже батареями отопления и унитазами с проливающимся дерьмом!..
- Юрик, ну хватит, а то меня стошнит. Мне в форме надо быть: я к капиталистам наниматься иду.
- А-а-а! Ну, тогда между нами социальная пропасть. Ладно, пока.
- Да подожди! Ты где сейчас?
- А сторожем. Первый павильон сторожу. Там щас классный склад устроили деловары. Автопокрышки, итальянская мебель, тюки какие-то. Вообще, хорошая идея: удобно, просторно, не жарко. Есть еще, может, слышал, планчик Довженковский сад к чертовой матери вырубить - зафигачить стоянку для трейлеров. Заезд удобный - прямо с трассы, и фуры в первый павильон удобно загонять. Отлично! Во как нонешние лопахины-то!
- Ты же актер клевый, - проговорил я как-то виновато. - Вон какой темперамент бешеный.
- Ну и что? - пожал он плечами, все удаляясь от меня. - Вот пытаюсь на "Визави" сделать свою передачу, но они говорят, сначала найди спонсора. Но у меня такая задумка... Тут скорее заплатят, чтобы это никто не увидел. Так что пока как сторож спонсирую с горем пополам пропитание своего семейства. Ладно, Никита, ни пуха...
Пришлось тихо выругаться:
- К черту!
И я ступил в кондиционированный рай телекомпании "Визави".
Охранник, обнаруживший меня в списке допущенных, как и подобает у врат рая, был сущим ангелом:
- Прошу вас, в конце коридора лестница на второй этаж... Осторожно, здесь ступенька.
Ему бы не в пятнистой форме быть, перетянутой ремнем из грубой кожи, а в каком-нибудь широком и длинном, до полу, одеянии из летящей белой ткани. И рожа смазливая. Ангел-душка!
Я вообще испытываю невероятный кайф, когда изредка доведется зайти в современный офис какой-либо фирмы, не придушенной окончательно налогами. Тело оживает, будто после контрастного душа, вся кожа дышит. Сразу чувствуешь себя достойным человеком в достойном интерьере. У меня, будто у мальчика в игрушечной лавке, начинают глаза гореть от этой мебели, вращающихся и катающихся кресел с воздушной помпой, галогенных светильников, легко и плотно закрывающихся окон и дверей с замысловато витыми, точно литерные сказочные буквы, ручками, выровненных гипсокартоном потолков и стен, обклеенных изящными обоями под мраморную крошку. Господи, можно прожить всю жизнь в дикой пещере - в хрущобе, как жили мои заводские работяги родители и живу теперь я, и думать, что ты - человек. Между тем истинно цивилизованные современные человеки располагают свои тела в обширных белокожих мягких креслах, отхлебывают душистый греческий коньяк и сыто цедят слова в игрушечную трубку мобильного телефона.
Дверь в шестьдесят шестую комнату открылась, и в коридор выплыла красавица Ксюша. За ней выглянула Зина.
- О, Никита, ты прирулил, - кивнула она мне. - Сейчас, жди. Да причешись, горе мое!
И она исчезла за дверью.
- Что, тоже продаваться? - надменно, как мне показалось, спросила Ксюша.
Я пожал плечами. Она смерила меня с ног до головы - мелькнула мысль: вот так Ксюша выбирает себе шмотки.
- Думаю, у тебя получится: ты парень видный. К тому же, по-моему, он мужиков любит больше. Ты курточку-то сними.
Я замялся:
- Дык у меня там, видишь, майка совсем без рукавов.
- Хо-о! - закатила глаза Ксюша. - Ты что, необразованный? Ты ж не хам трамвайный. Я же тебе толкую: твои ручищи как раз ему и понравятся. Сигарету будешь?
Она закурила.
- Слушай, что тебе говорят: я на них не то что собаку - мамонта съела. Я еще с первой своей картины поняла: во время проб надо спать с режиссером, а когда уже утвердили - с оператором, шоб покрасивше снимал. Опыт! - И, затянувшись глубоко, Ксюша добавила: - "...сын ошибок трудных".
Она стояла спиной к окошку и на контровом свету в своем крепдешиновом мини-платьице казалась абсолютно голой. Но ей и было что показать: не фигура, а скульптура! Я считаю, что ежели человеку его формы позволяют пусть ходит голый: радует окружающих и побуждает к активной жизни. Это, по-моему, и молодежь бы стимулировало заниматься спортом. Как в Древней Греции.
