Переговоры эти имели место быть незадолго до перехода в руки Ибн Са’уда городов Медина (Мадина) и Джидда, и падения династии Хашимитов. Медину Хашимиты потеряли 6 декабря 1925 года. Капитуляцию города принимал вошедший в нее во главе саудовского войска принц Мухаммад, сын Ибн Са’уда. Сразу же проследовал к мечети Пророка, где совершил молитву. Как только эта новость достигла Джидды и стало ясно, что вскоре за Мединой не устоит и Джидда, то король ‘Али, получив приглашение от брата Файсала из Ирака перебраться на жительство Багдад, информировал своих министров, находившихся тогда с ним в Джидде, о решении отречься от престола и покинуть Хиджаз.
17 декабря 1925 г. делегация нотеблей Джидды во главе с упоминавшимся уже в этой книге Хаджжи ‘Абдаллой ‘Алирезой отправилась из Джидды в Рахаму, в маленькую в то время деревушку в 10 км. от Джидды, где находилась ставка Ибн Са’уда, чтобы обговорить с ним условия сдачи города. Кстати, решение не штурмовать Джидду, где размещались дипломатические миссии, а взять ее в осаду и заставить сдаться Ибн Са’уд принял еще в начале 1925 г., на специально созванной им встрече (маджлисе) вождей выступивших в союзе с ним племен. Многие из них, заметим, настаивали на незамедлительной атаке на город и захвате его силой (43).
Обстановка в Джидде была тогда крайне напряженной. Король ‘Али, отрекшись от престола, покинул Джидду 20 декабря 1925 г., на борту британского судна «Cornflower». Супруга М. Аксельрода, как пишет саудовский исследователь Ат-Турки, рассказывала впоследствии, что они «ощущали опасность» и во время почти годичной осады Джидды войсками Ибн Са’уда (с начала января по конец декабря 1925 г.), и в канун состоявшегося 24 декабря 1925 г. его торжественного въезда в Джидду. Испытывали сотрудники консульства «затаенное, – по ее выражению, – волнение» и когда Ибн Са’уд объезжал иностранные диппредставительства в Джидде. Их обеспокоенность, говорила она, сохранялась до тех пор, пока Ибн Са’уд не посетил советское генконсульство. До этого, 23 декабря, состоялись его встречи с нотеблями города и прием иностранных представителей. Мероприятия эти проходили в шатрах, разбитых за стенами города, в садах Кандара, как называли местные жители располагавшиеся там сады и жилой комплекс, принадлежавшие торговому семейтству Саккаф. Хаджжи ‘Абдалла ‘Алиреза
вручил Ибн Са’уду ключи от города и сказал, что его полномочия как губернатора закончились. На что Ибн Са’уд ответил, что они только начинаются. Присутвовал на приеме и К. Хакимов, которого сопровождал первый секретарь консульства и его переводчик М. Аксельрод. Встревоженность советских дипломатов была связана с тем, замечает Ат-Турки, что одним из условий признания Англией Ибн Са’уда новым правителем Хиджаза, как стало известно советским дипломатам, являлось «удаление из Джидды официального представительства Советского Союза» (44).
Сделать это бриттам, как они ни старались, не удалось. И причиной тому – Карим Хакимов, присущее ему профессиональное чутье дипломата. Он вовремя и абсолютно точно смог разобраться в обстановке, складывавшейся тогда в Хиджазе, и еще осенью 1924 г. завязать тайную переписку с Ибн Са’удом, а в апреле 1925 г. умно организовать поездку в Мекку – для личной встречи и беседы с Ибн Са’удом. Проходила она открыто, по соласованию с тогдашними официальными властями Хиджаза, под благовидным предлогом совершения умры, малого хаджжа в Мекку. Более того, – совместно с персидским и голландским консулами-мусульманами. И потому никаких замечаний и обвинений со сторны англичан в нарушении Советским Союзом дипкорректности в отношении правителя Хиджаза, как бы того они ни хотели, вызвать не могла.
События разворачивались так. Еще в октябре 1924 г. К. Хакимов через доверенного ему человека смог передать Халиду, командующему войсками Ибн Са’уда, письмо следующего содержания: «Правительство СССР, провозгласившее и со всей полнотой осуществляющее принципы полной самостоятельности мелких национальностей, назначив меня своим представителем в Королевстве Хиджаз, где мы имеем обычные интересы, установило дружеское сношение с частью народа Аравии. Пользуюсь присутствием Вашего Превосходительства в Мекке, чтобы просить довести до сведения Его Величества султана Неджда, что мы не видим препятствий к установлению дружеских сношений между обеими странами и полагаем своевременным обмен мнениями по этому поводу» (45).
26 марта 1925 г. К. Хакимов телеграфировал в НКИД, что «под предлогом исполнения религиозных ритуалов» он мог бы отправиться в Мекку, что «дало бы возможность установить прямой контакт с Ибн Саудом» (46). Отвечая на эту телеграмму (30 марта), наркоминдел писал, что против его поездки в Мекку «под видом богомольца» возражений не имеется. Акцентировал внимание К. Хакимова на том, чтобы он, «соблюдая политическую осторожность, использовал эту поездку для установления связей с Ибн Саудом и выяснения его намерений» (46).
Рано утром 10 апреля 1925 г. К. Хакимов в компании с персидским и голландским консулами-мусульманами отправился в Мекку. Вечером того же дня встретился с Ибн Са’удом и ««имел с ним продолжительную беседу». Докладывая в Москву о результатах встречи, информировал, что в ходе состоявшегося разговора он поднимал вопрос об установлении нормальных двусторонних отношений. На что Ибн Са’уд отвечал, что вопрос этот считает «в принципе решенным в положительном смысле». Вместе с тем, говорил, что «практическое его осуществление тесно связано с положительным исходом текущей войны, так как в противном случае он не сможет принять не только большевиков, являющихся пугалом многих стран, но и вообще кого-либо через голову англичан» (тогда еще действовал его договор с ними от в 1915 г.) (48).
В этом донесении К. Хакимов сообщал также, что его переговоры с ‘Абд ал-‘Азизом, с которым он встречался дважды, «выявили заинтересованность» Ибн Са’уда в «посещении Мекки паломниками из СССР». Паломничество, в том числе мусульман из России, отмечал К. Хакимов, служило важной статьей дохода и властей, и жителей Хиджаза, и потому представляло повышенный интерес для Ибн Са’уда. «Его предложение сводилось к тому, – указывал К. Хакимов, – что он примет от нас официальное лицо, которое и займется защитой интересов наших паломников во время хаджа». К. Хакимов, со своей стороны, проводил мысль о том, как следует из его донесения, что «массовое и организованное участие наших мусульман в паломничестве… возможно лишь в случае установления между СССР и Недждом нормальных двусторонних отношений, при которых официальные лица СССР могли бы нести функции по защите интересов наших граждан» (49).
Г. Чичерин высоко оценил работу, проделанную К. Хакимовым в Мекке. «Столь удачно организованная и проведенная Вами поездка в Мекку, – писал наркоминдел (18.06.1925), – значительно обогатила нашу информацию о действительном положении Ибн Сауда и о его намерениях. С точки зрения установления, контакта с Саудом эта поездка также дала хороший результат» (50).
Насчет дальнейших действий К. Хакимова в отношении Ибн Са’уда наркоминдел инструктировал его так: «Чрезвычайно важным положительным фактором в Вашей работе за последнее время является развитие завязавшихся у Вас отношений с Ибн Саудом. При его, несомненно, крупной роли в жизни Аравии нам необходимо иметь с ним. контакт и развивать наши общие связи с арабским народом также и в лице этого крупного центра арабской жизни». «Мы не делаем ставку на того или другого из враждующих арабских князей», – подчеркивал Г. Чичерин. «Мы стремимся лишь к тому, чтобы в лице существующих политических центров арабской жизни развивать с ними наши связи». И поэтому «нам необходимо иметь одновременный и параллельный контакт как с Хиджазом, так и с Недждом. Завязывание сношений с другими арабскими княжествами было бы точно также крайне желательно. Если бы один из мусульманских князей, – продолжал Г. Чичерин, – оказался достаточно сильным, чтобы сыграть роль собирателя Аравии, мы, конечно, считали бы очень большим шагом вперед объединение всех арабских племен в одно государство. Но этого нет. И мы можем лишь крайне отрицательно относится к нескончаемым распрям, поддерживаемым Англией, между арабскими князьями. Примирение между Али и Ибн Саудом мы, конечно, сочли бы за положительное явление, как все, что кладет конец междоусобицам. Если бы Вам удалось принять участие в примирении между ними, это был бы факт положительный. В общем и целом, наша. политика симпатии освобождению, объединению и прогрессивному развитию арабского народа, должна находить проявление в Ваших действиях и служить источником отдельных Ваших решений и шагов» (51).
