Ким остановился на самом краю, позволил себе чуть согнуться, чтобы удержать болезненное, хриплое дыхание. Разглядел полупрозрачные нити «паутинки» в двух метрах над землей. И легко спрыгнул вниз, запоздало ощутив, как плечо прожгло холодным огнем.

– Вы ранены! Вы ранены! – заверещала «зеркалка».

«Да что ты говоришь», – только и успел подумать вор, а «паутинка» уже приняла его в свои объятия. Сетка мягко прогнулась, замедляя падение, и отпустила парня. На песок Ким не приземлился – упал. Но вот прыгнувшие следом преследователи земли так и не достигли, повиснув прямо над вором. За серебряными масками можно было различить ужас на их лицах – они все понимали. Стоило жертвам коснуться сети, как та сразу же стала видимой. Теперь они напоминали трех жирных мух, что попались на обед пауку.

Вот только паутина была пуста.

По ней волной прошел заряд, а через пару секунд ловушка сжалась до размера патрона «Вихря» и с громким хлопком исчезла, напоследок полыхнув алым.

Ким не хотел думать о том, что придало вспышке такой цвет. Ему не нравилось убивать, но он слишком ценил свою жизнь, чтобы быть убитым.

Вор лежал у самой кромки прибоя. Прибрежные волны накатывали на него и уходили обратно в море уже другого, грязно-розового цвета. Ему было лень думать, из чего стрелял преследователь. Повезло, наверное, что пуля прошла вскользь и не взорвалась у него в плече, а может, это был арбалетный болт. Киму сейчас было просто приятно лежать вот так на песке. А думает пускай Люциус. Он это умеет.

Протез, вывернутый под ненормальным углом, тихо жужжал в попытках принять исходное положение. Но боли пока не было, и только продолжающиеся удары тока не давали уйти в забытье.

«Слышишь?» – задребезжал наушник.

– Слышу, – потребовалось собрать все силы на ответ.

«Жив. И то радует».

– Я спать хочу, – недовольно произнес вор, как будто хотел, чтобы Лютик замолчал. А может, знал, что после этой фразы он точно этого не сделает.

«Нет времени. Даже в городе Масок подняли по тревоге. Не думаю, что у тебя есть больше двух часов, чтобы найти укрытие».

«Ты приносишь ужасные новости, Лютик», – попытался отшутиться Ким.

«Сам все прекрасно понимаешь. В сумке бинт и пара капсул «холодка», не используй их разом, попробуй растянуть. Буду ждать тебя на связи завтра утром».

Молчание.

– Эй, слышишь? Попробуй подойти максимально близко к воротам. Перед открытием там всегда толпа, тебя не заметят».

Молчание.

«Слышишь?»

– Если они нападут…

«Если поторопишься, не нападут. Все, до связи!» – Люциус резко оборвал разговор. Он явно нервничал, иначе не стал бы говорить так много. Контролировал, заговаривал, чтобы Ким не отключился. И парень был благодарен ему за это.

Сесть удалось не с первого раза. Когда перед глазами перестали летать белые мошки, Ким критично осмотрел свое тело. Рана на плече оказалась не серьезной, но кровавой. Глубокая царапина от прошедшего вскользь заряда неприятно пульсировала и ныла. Двух капсул «холодка» вполне хватит, чтобы дотянуть до «норы». А там уже Лютик заштопает.

– Или, наоборот, пришьет, – вслух хмыкнул Ким.

Его искусственная нога, любимое детище Люциуса, была в ужасном состоянии. Не хватало вывихнутой лодыжки, так еще и при падении Ким умудрился выломать колено.

Он схватился одной рукой за ступню, а второй за голень, в два поворота вернул протезу нормальный вид. Тот металлически затрещал, принимая форму, потом скрипуче крякнул и затих. Парень попробовал пошевелить пальцами, но они не слушались. Теперь у него не было сомнений, что друг выполнит обещание и убьет его за поломанную конечность. Но, по правде, лучше Люциус, чем Маски.

Стянув с плеча сумку, Ким вытащил оттуда эластичный бинт и крепко, в несколько слоев, обернул им ногу от пальцев до колена. Как только закончил, ткань зашевелилась и, еще сильнее затянувшись, застыла, фиксируя лодыжку. До сознания уже начались добираться обрывки боли, но пока еще было терпимо.

Порывшись в клапанах, вор нашел обещанную заморозку. От лекарства по руке растекся холод, а очередная струйка крови застыла, так и не успев скатиться с плеча. Оставалось надеяться, что оставшиеся капсулы помогут сдержать кровотечение до утра.

Трофей валялся на самом дне. На первый взгляд просто сверток старых тряпок, но внутри точно угадывалось что-то твердое: футляр или коробка. Но как бы ни хотелось узнать, что именно нужно благодарить за такое агрессивное внимание со стороны тайной полиции, парень помнил: любопытство не одного вора сгубило.

Кое-как поднявшись, он заковылял вдоль берега. Неподвижно зафиксированная нога быстрому передвижению не способствовала, и по песку за ней тянулась глубокая борозда. Спасибо волнам, что слизывали следы, оставляя после себя нетронутый гладкий песок. Треснувшая «зеркалка» продолжала тихо пиликать:

– Вы ранены. Вы ранены.

В порыве злости вор сорвал ее с лица, и хотел было швырнуть в воду, но вовремя спохватился. Последней возможностью связаться с Люциусом не стоило пренебрегать. К тому же, он не собирался подкидывать преследователям следов. И так найдут.

– Будь ты неладна, – в бессильной злости прошипел Ким, пряча устройство в карман.

Два года назад

– Мы возвращаемся, – Лютик кивнул охраннику. Тот поспешил открыть перед юным господином дверцу. Они тронулись. Карету трясло на камнях, и качка отдавалась болью в уставшем теле.

В такие моменты Люциус ненавидел отца, который спихнул на него свои обязанности по охране района. Конечно, члену совета не пристало заниматься такими мелочами, а лицо как-то поддерживать надо. С назначением Георга Карсвена, главы фармацевтической компании, на должность советника в городское управление, его отношения с сыном испортились окончательно.

Георг и без того не сильно жаловал наследника, и перспектива через пару лет передать управление компанией зазнавшемуся юнцу его мало радовала. Сразу после смерти жены Карсвен-старший привел в дом беременную любовницу. Но родилась девочка. Об этом позоре не знал никто, кроме сына и приближенных слуг, огласки удалось избежать. В народ был пущен слух, будто бы ребенок родился мертвым. А женщина была отправлена на границы королевства в рудные шахты и через какое-то время погибла.

С тех пор Георг еще не раз пытался завести ребенка, но так и не смог. Все-таки он был уже не молод. Но этих попыток хватало, чтобы Люциус чувствовал постоянное напряжение. Он не питал иллюзий насчет своей участи в случае, если появится мальчик. Но уже четыре года для него все складывалось хорошо. Не считая, конечно, того, что отец из злости спихивал на него всю грязную работу.

Единственным плюсом в этом было то, что, не желая видеть сына, Георг все больше времени проводил в загородной резиденции. И, как ни странно, больше сыну ничем не мешал, предоставив свободу в экспериментах и иногда даже присылая провинившихся слуг для опытов. Лютик такими подарками пренебрегал.

За окнами, забранными черными шторками, мелькали редкие огни ночного города. Для прохожих было уже слишком поздно, для фонарей – еще очень рано, и улицы пустовали. Только окна тускло горели, где желтым светом свечей, где дрожащим – электрических лампочек. Начинал накрапывать дождь, нестерпимо хотелось спать, и, похоже, незаметно для себя, Карсвен-младший задремал.

Карета ехала слишком медленно. Он бы так хотел очутиться дома в одно мгновение, словно пущенная из «Вихря» пуля. Но в их мире не родился еще тот разум, который смог бы обуздать силу взрыва, избавив пистолеты от смертельной отдачи, и придумать что-то побыстрее лошадей. Говорят, на южном полуострове нашли какое-то новое, природное топливо. Говорят, оно не так непредсказуемо, чем сжатый энергетический вихрь в патронах. Говорят, что местные ученые, уже придумали, как использовать это топливо в работе самоходных механизмов. В это верилось с трудом. О чем речь, если даже технология «Вихря», «паутинки», «нитей»… да много чего – наследство от более технически развитой и, к огромного сожалению Карсвена-младшего, давно уничтоженной катаклизмом, страны. Наследие, которое могут только копировать, но не способны изучить. В общем, много чего говорят. Но даже если хоть часть из этих слухов правда, пока прогресс выйдет из лабораторий на рынок, пройдет не один год. И, в любом случае, ничто из этого не отменяет, что прямо сейчас Люциус трясется в карете. Парень скривился сквозь дрему. Мысль о том, что остаток жизни ему придется передвигаться в неудобных каретах и отсчитывать шаги, прежде чем выстрелить, доставляла почти физическую боль. Благо, состояние семьи избавило его от необходимости слепнуть в кадящем свете свечей.