Ким снова показала трап «Мастодонта» — на нем стояли люди. Человек пятнадцать цисгендерных мужчин — как на подбор высоких, широкоплечих космолетчиков. Может, на Дикой луне и были мужчины вроде Джесса Ли, но, должно быть, на грузовиках они не летали. И Ким дала космолетчиков крупным планом — вперед протиснулась цисгендерная женщина, бортпроводница в форме, которая необычайно ей шла. На каблуках. Джим никогда не посмела бы появиться в сети с ее прической, хотя в ней и не было ничего вычурного — просто длинные волосы, убранные назад и вверх шпильками. Но как великолепна была шея женщины, как изящно выглядела ее голова… А кажется, побрей голову — и должно получиться так же, но почему-то получается совсем иначе: как у мальчика с торчащими в стороны ушами. Кстати, в ушах женщины сверкали сережки со спускавшимися вниз тонюсенькими цепочками — и подчеркивали безупречную форму лица. Джим на глаза едва не навернулись слезы: у нее никогда не будет таких сережек. Она никогда не посмеет выйти на улицу с высокой прической… Она никогда не наденет узкую короткую юбку с туфлями на каблуках — потому что побоится сменить свою «цисгендерность» на «выраженную гендерность».

— Полицейские отошли на требуемое расстояние, — сказал Ульф в эфир. — Условие похитителя выполнено. Но я еще раз предлагаю похитителю сдаться, чтобы не подвергать риску ни собственную жизнь, ни жизнь детей. Даже самый меткий выстрел может задеть ребенка.

О чем это он? Джим уже раскрыла рот, чтобы задать этот вопрос вслух, но Ульф приложил палец к губам — и она поняла. Это бюро угрожает похитителю смертью ребенка, а не наоборот! Охренеть… Вот другого слова и не подобрать… Интересно, кто-нибудь еще это понял? Впрочем, никто из зрителей не знает, что Стив Ларсен — старший брат первого из пропавших мальчиков…

Ким дала в эфир панораму ангара сто шестнадцать си, с четырех сторон, — чтобы похититель удостоверился в том, что полиция не прячется где-нибудь за углом. Впрочем, у него был тепловизор…

В полном молчании приоткрылись освещенные прожекторами ворота ангара — первым на пластик летного поля вышел Том Макгрегори. Стив Ларсен шел следом и держал девочку на руках — она обнимала его за шею и прижималась щекой к его щеке. Надо быть чудовищем, чтобы стрелять в голову похитителя, — луч заденет ребенка с вероятностью процентов семьдесят… В руке у инопланетника был скальпель, острие которого упиралось девочке под подбородок. Даже если ребенка не заденет луч снайпера, при падении Стива Ларсена скальпель воткнется в ее шейку…

Тишина вокруг давила — чего доброго, зрители решат, что у их коммов вышли из строя звуковые карты…

Стив Ларсен двинулся вперед — теперь Том шел позади него, как прикрытие.

В ухе зашипел голос шефа, показавшийся оглушительным в полной тишине:

— Не молчи, Джим, говори хоть что-нибудь! Давай: что вижу, то пою!

И Джим заговорила.

— Похититель преодолел пятьдесят ярдов из двухсот пятидесяти… Я уверена: снайпер не посмеет выстрелить.

«Слышишь, парень? Они не посмеют выстрелить в прямом эфире! Точно не посмеют, не верь угрозам!» Вдруг мысли все же передаются на расстоянии? И Джим «выкрикнула» эту мысль так громко, как только могла.

— Посмотрите, как доверчиво девочка прижимается к щеке похитителя: ребенок напуган до такой степени, что не различает врагов и друзей. Мальчик идет за злоумышленником след в след, не отставая ни на шаг. Сейчас он мог бы бежать назад, не опасаясь угроз похитителя: смерть девочки означает мгновенную смерть Стива Ларсена. Том, ты наверняка меня слышишь. Том, ты можешь бежать назад, к ангару! Том!

Мальчик огляделся по сторонам — голос Джим он слышал из комма на запястье Лиз, но, наверное, догадывался, что смотрят на него не оттуда. Нет, он не замедлил шаг — так же наступал похитителю на пятки. И даже не покачал головой.

— Сто ярдов из двухсот пятидесяти. На трапе «Мастодонта» собираются люди. Они безоружны. Чудовища! Вглядитесь в их лица: они не просто готовы помочь преступнику, они явно желают ему победы. Неужели ненависть к Метрополии в их сердцах столь сильна, что они готовы встать на сторону убийцы детей? Я не верю в столь яростную ненависть: есть ценности, стоящие выше идеологических распрей.

Ким давала лица «чудовищ» крупным планом.

— Он прошел больше половины пути до трапа. Неужели полиция позволит маньяку покинуть планету? Девочка все еще обнимает маньяка за шею, прижимается к его щеке щекой, она совершенно его не боится! Странное поведение ребенка не позволяет стрелять на поражение. Будто не маньяк прикрывается ребенком, а ребенок прикрывает маньяка!

— Кто-нибудь заткнет рот этой идиотке? — снова взвыла Тина. — Ты, ушлепок! Еще двадцать шагов — и я даю команду стрелять на поражение!

— Стив Ларсен что-то говорит мальчику. Тот сосредоточенно кивает, а потом задирает лицо вверх, смотрит на маньяка. Но что это? Почему преступник ставит девочку на землю? Боже, он боится, что снайперский выстрел заденет ребенка! Нет, парень, нет, не делай этого! Они не посмеют стрелять в прямом эфире! Он слышит меня! Вы видите? Он отвечает: еще как посмеют. Он усмехается.

— Вырубите ее сучий микрофон! Как угодно, хоть выстрелом!

Щас тебе, волосатая… Индикатор продолжает мигать красным — идет прямая трансляция. Ким дает крупный план упавшего на пластиковое покрытие скальпеля. Еще крупней, еще… Теперь всем видно, что лезвие скальпеля запаяно в оргстекло.

— Похититель одергивает курточку девочки. Выпрямляется… Поднимает руки. Он отпускает заложников! Он их отпускает! Дети бегут со всех ног… к грузовику «Мастодонт»! С места срывается полицейский турбокар и движется им наперерез, но уже очевидно, что перехватить детей он не успеет! Если сейчас выстрелит снайпер, я лично добьюсь громкого разбирательства: все видели, что похититель отпустил заложников и поднял руки! Все видели, что дети шли рядом с ним добровольно, и только страх за жизнь детей заставил преступника сдаться! Двое из них спасены, но кто спасет сотни тысяч других детей? Дети пересекают государственную границу, с разбегу взлетают на несколько ступенек вверх по трапу «Мастодонта». Женщина ловит девочку в объятья, Лиз оборачивается и плачет. Тома окружают мужчины с грузовика, он тоже оглядывается и старается избавиться от объятий — готов бежать назад, на помощь Стиву Ларсену. К преступнику приближаются полицейские, эти синие молнии — выстрелы из нелетального оружия, но их слишком много. Преступник навзничь падает на пластик летного поля. Рискуя своей жизнью, перечеркнув свое будущее, этот парень позволил детям добраться до территории, где им не грозит переориентация! Что же это за страшная процедура, которую проходит двадцать процентов наших детей? Ратуя за терпимость к инакости, возводя в культ индивидуальность каждой личности, мы готовы каленым железом выжигать из наших детей эту самую индивидуальность — ту, которая нас почему-то не устраивает! Наших детей обнимают совершенно чужие им люди, люди, которых мы привыкли причислять к своим идеологическим противникам! Наши дети спасены от нас! Девочка проявляла ярко выраженную гендерность, отсутствие стремления к успешности и склонность к стадности — не хотела заниматься боксом… У мальчика обнаружили то же отсутствие стремления к успешности и склонность к агрессии: он кулаками защищал не желавшую драться девочку, наплевав на самого себя! Бессилие психологов и воспитателей выливается в простенькую процедуру: переориентация! Что может быть проще — немножко подкорректировать поведенческую матрицу, чтобы девочка стала похожа на тех отважных потных полицейских с небритыми подмышками, которые минуту назад стреляли электрическими зарядами в безоружного человека с поднятыми руками. Чтобы мальчик стал похож на то ничтожество, каким его рисует полицейский психолог: не способным оказать минимальное сопротивление насилию! Дети, похищенные серийным убийцей, — первая версия, наиболее вероятная. Желание насиловать и убивать детей мы считаем более естественным, чем самопожертвование, объявленное психической патологией. Обилие сумасшедших маньяков, готовых насиловать и убивать детей, не есть ли придушенная в детстве агрессия, не прямое ли это следствие переориентации?..