По моей спине прокатилась ледяная волна. Мендоса покосился, и продолжил:

— Неподалеку от лагеря построили барак. О его существовании знают немногие, в том числе и я. К тому моменту, когда Родриго приезжает в Монтехо, в бараке находятся пять-шесть уголовников. Рецидивистов, опасных для общества людей. Ну и выпускают по два человека. Ночью.

Я уже понял, к чему клонит Мендоса.

— Они преступники, сеньор Колояр, — на всякий случай повторил Мендоса, да еще таким твердым голосом, чтобы у меня не возникло никаких нравственных страданий в отношении этих несчастных. — Все получили смертельный приговор. Убийцы, насильники — тот еще криминальный букет. Нашему королю не хочется кормить эту братию. Вот и придумали не совсем изящный, но все же эффективный способ казни. Но с одним условием. Если кому-то удастся вырваться за пределы Монтехо — он получает полную индульгенцию.

— Вы верите в эту сказку, граф? — я усмехнулся, нисколько не возмущаясь такому оригинальному способу проредить преступный мир королевства Испании.

— Нисколько, зная нашего сюзерена, — ответил без улыбки граф. — Да и было бы странно отпускать людоеда или убийцу тридцати пяти молоденьких девушек на свободу, сумей они избежать клыков ликантропа в оговоренных пределах.

— Людоеда?

— Пикуэто Хименес, — кивнул мой собеседник, сосредоточенно глядя на дорогу. — Ублюдок, каннибал. У него, конечно, проблемы с головой признали, но к чести судей, им все-таки удалось упрятать его за толстые стены тюремной цитадели в Саламанке. Берегли от разъяренных людей — родственников убитых и съеденных несчастных — которые едва не разорвали Хименеса прямо в зале суда. Другой ублюдок — Альваро Гомес — десять лет насиловал и убивал девушек. Вот как думаете, сеньор Колояр, к таким персонажам применима индульгенция?

— Ни в коем случае, — спорить с графом я не собирался, потому что он был прав. И мое мнение совпадало, наверное, с мнением сотен тысяч нормальных граждан. Так что Родриго вершил королевское правосудие, пусть и таким… жестоким способом. — Выходит, младший принц приезжает в Монтехо на казнь?

— И для утоления своих звериных потребностей, — покосился на меня Мендоса, — и казни, само собой. Король Хуан учит своих детей ответственно и взвешенно подходить к решению тяжелых вопросов.

— С этим можно поспорить, но я лучше промолчу, — откликнулся я, разглядывая живописные холмы, мелькающие вдоль дороги. Лес стал гуще, глубокие тени в зарослях терновника и пышных кустарников контрастировали с ярким солнцем на открытых местах.

— Хотите хлебнуть коньяку? — неожиданно спросил Мендоса. — В перчаточном ящике лежит фляжка. Угощайтесь. И мне оставьте капельку.

— Не прибедняйтесь, граф, — я достал плоскую фляжку солидного объема с узорчатой чеканкой на серебряных стенках, открутил крышку, хлебнул ароматный напиток с оттенком сухофруктов и передал водителю. Мендоса, ловко накручивая руль левой рукой, тоже приложился к коньяку. Потом вернул фляжку обратно. — Капелькой после вашего рассказа не обойтись.

Машину тряхнуло на выбоине, и мы на некоторое время замолчали. Но мне хотелось выяснить причины ночного происшествия.

— Так что получается, ночью принц охотился за преступниками?

— Да. Их крики вы и слышали. Когда надо, Родриго умеет быстро вершить правосудие.

— Ему будет трудно найти себе женщину.

— Король прекрасно осознает трагедию младшего принца, — Мендоса снова покосился на меня. — Европейские княжеские дома один за другим отказываются родниться с испанской короной. Многие знают, чем страдает Родриго, но к их чести, не распространяют информацию среди журналистов.

— Отловите самку-ликантропа для принца, — пожал я плечами. — Пусть она будет простолюдинкой, но свежая кровь значительно улучшит породу.

— Думали об этом, — граф был поразительно осведомлен, несмотря на королевскую опалу. — Отказались из-за опасения вывести свирепую и неуправляемую особь. Скорее всего, принца женят на какой-нибудь сеньорите из разорившегося дворянского рода. Без одаренности, но здоровую. Может, ее кровь сможет снизить влияние генов оборотня, и дети будут гораздо счастливее отца.

— Тоже вариант, — я пожал плечами, совершенно не переживая за чужого мне человека. Лишь бы не мешался под ногами и не лез к жене.

«Сантана» въехала под шатер букового леса, прошуршала по листвяному ковру и остановилась на какой-то старой грейдерной дороге, терявшейся в терновнике. Левее от нас тянулись пологие холмы с гранитными вывалами и многочисленными норами.

— Приехали, — сказал очевидное граф и заглушил двигатель. — Берите оружие, сеньор Колояр, и выходите наружу. Только не отходите далеко. Оборотни живут на противоположной стороне гряды, но мы не пойдем туда. Обычно днем они отсыпаются на других лежках, чтобы не рисковать.

Граф, оказывается, взял с собой двух спаниелей, и сейчас эти рыжевато-белые бестии вылетели из машины, в которой ехали телохранители, и начали носиться от избытка чувств по поляне, обнюхивая каждый куст. Потом стали крутиться возле нас, поскуливая от нетерпения.

— Мне показалось, что в лагере нет собак, — кивнул я на одного из псов, обнюхивающих мои ноги. — Из-за Родриго.

— Я держал своих ребятишек взаперти, — пояснил граф. — И всегда так делаю, когда приезжаю на охоту. А псарня находится на ферме в двух милях отсюда. Во избежание больших проблем, так сказать. Идемте?

Я закинул двустволку на плечо, не собираясь ее использовать в охоте на ликантропов. Начну возиться с оружием — потеряю время. А кинжал всегда под рукой. Честно говоря, встречаться с местной фауной в виде оборотней совсем нет желания. У меня иные задачи, и первая из них: завязывание отношений с богатыми клиентами.

Мендоса что-то сказал своим телохранителям, и один из них остался вместе с водителем возле машин. А двое, вооруженные дробовиками, медленно пошли в сторону холмов, держа друг друга на виду. Фернандо подошел ко мне.

— Сеньор Колояр, позвольте, я побуду на стоянке, — замялся он. — Из меня охотник никудышный. Я лучше подремлю в машине.

— Хорошо, — не стал я мучить переводчика. — Только будь осторожен. Не оставляй дверцы открытыми. Мало ли, что может произойти.

— А что может? — нахмурился Фернандо. — Здесь крупных зверей не водится.

— Кто знает, — я так посмотрел на мужчину, что у него дернулась щека. Надеюсь, он понял, ради чего мы здесь.

— Святая Мария! — тихо ахнул тот и перекрестился. — Неужели ликантроп?

— Не стоит раньше времени паниковать, — ответил я и зашагал следом за графом. За мной потянулась троица во главе с Матвеем. Сейчас не имело смысла приказывать им оставаться на месте и караулить самого слабого участника охоты. Они в большей степени подчинялись Мирославе, отвечая за меня своей головой.

Немного подумав, я скинул дробовик с плеча. Почему бы просто не поохотиться? Еще не факт, что мы столкнемся с ликантропом. Мендоса сам не был уверен в таком исходе. Обычно оборотни, если приняли звериную ипостась, стремятся не попасться на глаза человеку. Они тщательно выбирают укрытие, могут следить за передвижением охотников, и только в случае серьезной опасности атакуют. А вот ночь — это их пора. Тут оборотни не церемонятся. И бойся путник, оставшийся без крова над головой на ночной дороге, если сломалась машина, или застрявший в лесу любитель поохотиться. Только я с трудом представляю, чтобы в Монтехо еще остались такие скорбные на голову жители.

Сейчас активна куропатка; в частных охотничьих угодьях проводится загонная охота. Можно и на оленя наткнуться. Так что мы не расслаблялись. И через четверть часа прозвучали первые выстрелы. Это граф заметил стаю куропаток в высоком высохшем кустарнике, мелкими островками протянувшемся к подошве холма. Птицы с яростным хлопаньем крыльев взлетели вверх, но парочка упала в траву. Собаки молча рванули в ту сторону, и через пару минут принесли хозяину убитых курочек.

— Теперь мы точно с ликантропом не встретимся, — пошутил я, тщательно сканируя местность. Очень она мне не нравилась. Ландшафт разнообразный, ломаные линии холмов, пятна букового леса, неравномерно растущие кустарники, в которых запросто можно устроить лежку или засаду. — Ваши выстрелы насторожили зверей.