– А не припомните, медицинская «скорая» и полиция подъехали до него или после?

– Помню. После.

«Значит, в квартиру он заходил, – понял Костя. – Дверь-то я не запирал, это должна была сделать полиция после того, как „скорая“ забрала труп».

Колесов поблагодарил пенсионерку, распрощался с большим облегчением и вновь вернулся на девятый этаж. Пора было зайти в квартиру профессора.

Ключ легко открыл дверь. При свете дня, без запаха смерти все казалось другим, незнакомым, будто Костя тут и не был никогда. На шум из комнаты вышла девушка и удивленно посмотрела на гостя.

– Вы кто?! – хором воскликнули оба, и девушка фыркнула, сдерживая смешок. – Вы первый!

– Я… ре… – начал было Костя, но осекся. – Оперуполномоченный Колесов. А вот кто вы?

– А сами-то как думаете? Кто бы мог находиться у старика Леона после его смерти?

– Вы его внучка?

– А вы сообразительный, оперуполномоченный, – съязвила она и тут же улыбнулась доброй, открытой улыбкой и протянула руку: – Меня Аня Ступина зовут.

– Константин Юрьевич. Можно просто Костя.

Рукопожатие оказалось твердым, мужским. Да и сама Аня не производила впечатления нежной фиалки, скорее уж классической русской бабы: крутые бедра, большая грудь, выдающиеся скулы, на первый взгляд казавшиеся пухлыми щечками. Но если чуть присмотреться, лишнего веса нигде не найдешь, просто особенности женской фигуры и крепкие мышцы. Вдобавок к шикарному телу – роскошные волосы до лопаток песочного цвета и ярко-синие, будто океан, глаза.

– И вы только сейчас доехали до умирающего дедушки?

– Раньше не успела. Только удалось вырваться с работы.

– Что ж это за работа такая, что даже к умирающему не отпускают? – проворчал Костя, ощутив укол ревности. У этой девушки был тот, кто ее ждал, кто хотел ее видеть перед смертью. Впрочем, хотел ли?

– Ну мы с вами в некотором смысле коллеги, только вы оберегаете жизнь, а я спасаю ее.

– «Скорая» медицинская помощь?

Аня улыбнулась:

– Почти. Но с теми, кто поступает по «скорой», тоже приходится работать.

– Реанимация.

– Как догадались?

– По рукопожатию.

– Жму руку, как мужик? – хмыкнула она. – Да, мне это неоднократно говорили. Ну а теперь, когда про меня все выяснили, расскажите же, что в этой квартире делаете вы.

– Ну я… – Костя замялся, не зная, как объяснить кармограф в руках. Полицейские же не снимают карму. Аня заминку восприняла по-своему:

– Так. Давайте честно. Я не буду вас сдавать в полицию.

– Полицию? Вы думаете, я вор? – Костя аж поперхнулся от такого предположения. – Ёккарганай! Вот мое удостоверение.

Он достал «корочку» и протянул ей.

– Полиция, значит, – задумалась Аня. – И чем вас заинтересовал Леон?

– Я не уверен, что могу говорить об этом.

Они встретились глазами, и Колесов будто нырнул с головой в глубину. После развода его еще ни к кому не тянуло, казалось, он вообще разучился любить. Но когда он заглянул в эти синие глаза, его сердце застучало, как у спринтера.

– Ладно, если вы не вор, то пойдемте, угощу вас чаем. Или лучше кофе? – предложила Аня.

– Чай лучше, – внезапно охрипшим голосом ответил он.

– Да, я вот тоже кофе не люблю.

Пока она возилась с водой и рылась в шкафчиках, Костя взял себя в руки. От нее веяло спокойствием и умиротворенностью – такая особенность, видимо, вырабатывается у тех врачей, которые на самом деле любят людей. Рядом с ними тревоги уходят, и ты, как ребенок, веришь, что пришли родители и теперь уже ничего не страшно. Доброе отношение к себе Костя ощутил даже под маской ехидства, и это казалось удивительным.

А ведь она младше него. Сколько ей? Двадцать шесть? Двадцать семь? Точно еще нет тридцати. И это скорее он должен ощущать себя ее покровителем. Возможно, дело в том, что она действительно спасает жизни, а он просто их записывает…

Шерстяные брюки с шелковым поясом, завязанным бантом, хоть и скрывали округлые бедра, но не сильно, а однотонная серая водолазка и вовсе подчеркивала размер груди и казалась самой сексуальной одеждой. За пышными формами угадывались тугие мышцы; в движениях виделась не грациозность кошечки, а скорее сила тигра: энергичная, взрывная, но плавная. И еще: Аня его совершенно не боялась. Не восторгалась, не лебезила и не презирала. Впрочем, она не знала, что он реинкарнатор.

– У Леона только зеленый чай. Вы же пьете такой? – уточнила она, на секунду замерев с чайником.

Костя кивнул. Сейчас он выпил бы даже ацетон. Но странная юношеская робость быстро отступила, и Колесов вернулся к своей обычной манере общения. Без реверансов.

– А вы совсем не переживаете из-за смерти дедушки?

– Если скажу, что нет, это сильно вас шокирует?

Костя пожал плечами. Он видел столько разных реакций на смерть, что шокировать его уже ничего не могло.

– Во-первых, мы не сильно-то общались, не до меня ему было. Ну я и не настаивала. А во-вторых, я совершенно точно знаю, что после смерти жизнь продолжается. Так чего расстраиваться?

– Большинство с вами не согласились бы. Люди боятся умирать.

– Большинство боятся в другой город переехать! Это ж не значит, что за Москвой жизни нет и нужно оплакивать тех, кто уехал в Питер.

Костя улыбнулся:

– А многие и оплакивают.

Чай оказался правильным, вкусным. Золотые запонки, кожаный кошелек, хороший чай… Леонхард Янович был мало того что не бедным человеком, но и разбирался в дорогих вещах.

– Так что вам тут надо? Я могу пообещать, что никому не скажу, но, согласитесь, я имею право знать, зачем вы пришли. – На Костю смотрели синие глаза, и он спрятался от них, разглядывая чаинки в чашке. Молчал, крутил тонкий фарфор в руках и обдумывал ответ. Наконец поднял голову:

– Мне нужна кое-какая информация, и я надеюсь ее тут найти.

– Может, для начала расскажете?

Помощь не помешает. Аня может знать о своем дедушке то, о чем инспектор никогда не догадается. Костя вдруг понял, что ищет рациональные причины предложить ей работать вместе, хотя самая главная заключалась в том, что его тянуло к ней. Вместо того чтобы позвать на свидание, как это делают нормальные мужчины, он тащит ее в свою работу, потому что не умеет иначе показывать свои чувства. «Ёккарганай! Ну и ладно. В конце концов, командор сказал вести дело так, как я считаю нужным, а я считаю, что Аня мне нужна», – подумал Костя и расслабился. А затем рассказал историю с пластиной.

– Это очень плохо, – нахмурилась Аня. – Получается, что дедушка умер? Я правильно поняла, что из-за проблем с пластиной его карма не записалась?

– Мы пока не знаем. Карма-то записалась, но она пустая. И пока мы не разберемся, что это значит, пластину не загрузят в Купол.

– А до тех пор, пока ее не загрузят в Купол, Леон не сможет переродиться, – нахмурилась Аня.

Костя кивнул.

– И этим занимается полиция?!

– Да. Особый отдел, который работает с Орденом реинкарнации.

– Я могу вам помочь в расследовании? – Океан в глазах потемнел, будто готовясь к шторму. Наверное, с таким выражением лица Аня сражалась за жизнь тех, кто поступает в реанимацию.

– Я был бы этому рад.

– Хорошо. Можете на меня рассчитывать.

Костя почувствовал, как в груди что-то екнуло. Оказывается, он боялся, что она не предложит свою помощь.

Как объяснить, почему у сотрудника полиции в руках кармограф и что он с ним собирается делать, Колесов так и не придумал, поэтому просто попросил не мешать проводить осмотр и не входить в комнату. Если она и узнала черный чемоданчик с характерным кругом на крышке, то вопросов не задавала, лишь молча кивнула.

В спальне все сохранилось так, как он помнил: у окна широкая кровать, а вдоль всех стен – стеллажи с деталями. Чем именно занимался Петмансон? Что изобретал? Надо бы поинтересоваться на кафедре.

Первым делом Костя выглянул в окно – не проходят ли там провода, нет ли рядом трансформаторной будки или чего-то, что может создавать помехи. Но нет. Ничего. Лишь соседние дома вдали. Деревья доходили лишь до третьего этажа и с высоты девятого казались втрое меньшими. Что может создавать помехи? Если только работающий в квартире прибор… Колесов обшарил все полки, заглянул даже под кровать, но увидел там лишь пыль да след, словно от лежащего недавно ящика.