А интересно, умей он хорошо сражаться, выбрал бы его тогда Энар? Ведь в его взгляде при их встрече не было отвращения. Только удивление и, как напрасно тешил себя надеждой Ллоэллин, интерес.
Так что, получается, он сам упустил свою любовь? Сам! Плохо старался, недостаточно внимания и желания уделял тренировкам. У него не получалось, а он и сдался. Трус! Тряпка! Слабак! Правильно его травят остальные Претенденты: нечего такому ничтожеству, как он, делать среди них.
Не задумываясь о своих действиях, Ллоэллин подошел к оружейной и взял свой клинок. При этом он столкнулся с компанией юных Претендентов, и те, по обыкновению, произнесли в его адрес что-то оскорбительное и сильно толкнули к стене. Но он этого даже не заметил ― слишком сосредоточен был на зияющей в сердце свежей ране, чтобы обращать внимание на что-либо еще.
Помощник распорядителя подал знак, что Ллоэллину пора на арену. Даже не посмотрев, кто именно достался ему в противники, он пошел на выход.
― Удачи, ― услышал он голос брата, когда ему оставалось всего пара шагов до массивной, перекрывающей путь на арену решетки. Танналлиил стремительно подошел к нему, крепко обнял и осенил его знаком богов. ― Давай, покажи им всем напоследок. Ты можешь, я знаю.
Может? Ничего он не может! Он ― трус и ничтожество, упустивший свою любовь. А теперь уже все бессмысленно. Его все равно никто не выберет ― ни сейчас, ни когда-нибудь еще. Это его последний Сезон и последний бой. Осталось пережить его, и эта страшная полоса в его жизни закончится. А что начнется другая, еще более страшная, ― неважно.
Не в силах смотреть брату в глаза, Ллоэллин опустил взгляд и выскользнул из его объятий. О Энэ, за что ты так жестока к своему верному сыну?! Почему единственный любящий его человек обязательно должен быть сейчас здесь?! Единственный любящий и оба любимых.
Ллоэллин вышел на арену, и его оглушили привычно раздавшиеся с трибун смех, свист и насмешки. Он опустил взгляд, стыдясь своей репутации и неумелости как никогда раньше. Прежде он всегда переживал это один, и оскорбления его не слишком-то задевали. Теперь же… Ллоэллин представил себе, каково было слышать все это брату, и ему захотелось немедленно самому превратиться в землю под ногами. Ее, конечно, тоже топчут, и она принимает это так же безропотно, как и сам Ллоэллин. Такая уж у них с богиней участь ― терпеть и прощать. Но Танналлиил-то Водный! Ему-то за что терпеть унижение?!
А! Все равно его жизнь закончена. Но ради брата, как прощальный дар своей любви к Энару, он должен победить. Хоть раз в жизни.
И Ллоэллин поднял взгляд на соперника. Это был такой же неловкий, как он сам, мальчик четырнадцати циклов. Отнюдь не тот противник, победить которого было бы приятно и почетно. Зато ― реально. Значит, такова воля Энэ. Не его вина, что дарить мальчику победу он не станет. Хотя уже не раз бывало, что он специально уступал слабым новичкам: им нужнее, у них еще есть хоть какие-то шансы найти себе место в жизни.
Предельно сосредоточившись, ждал Ллоэллин команды к началу боя. И как только она последовала, успел напасть первым. Он использовал самое сложное из доступных ему заклинаний: взвинтил в воздух лежавшую на арене пыль, закручивая ее непрозрачными вихрями, стремясь ослепить и дезориентировать противника.
Увы, он слишком давно не практиковался в столь сложной магии, и завеса получилась недостаточно плотной, а вихри ― совсем слабыми. Ну да, он же не маг Воздуха, чтобы творить подобное с легкостью.
Но и его соперник не был силен. Вместо того, чтобы сразу произнести контрзаклинание или сделать в ответ что-то свое, он, замешкавшись, отшатнулся.
Как же пожалел в этот момент Ллоэллин, что его меч все еще был в ножнах! Держи он его в руках, и бой бы уже был выигран. Но, увы, тех секунд, которые понадобились ему, чтобы обнажить клинок, сопернику хватило для ответного удара.
На Ллоэллина отвесной стеной хлынул дождь, и ему пришлось тратить и без того малые магические силы на то, чтобы установить между собой и потоком земляной щит. Щит этот встречался с водой и грязевым потоком рушился на землю.
Ллоэллин никогда так прежде не делал, но тут на него снизошло озарение, и он направил грязевую лавину на противника. Тому пришлось немедленно прекратить атаку и отступить. Ллоэллин последовал за ним с мечом наготове.
Как бы он хотел сейчас уметь вызывать в земле трещины или заставлять ее вставать дыбом. Он видел подобное лишь однажды, еще до своего первого Сезона, но запомнил навсегда. То было показательное выступление храмовых воинов, и они в своем бою использовали магию всех четырех стихий. Даже Земля в их исполнении была мощной разрушительной силой. Но, увы, обычных магов Земли такому не учили.
Так что Ллоэллину ничего не оставалось, как напасть на соперника с мечом.
И вот тут его поджидал крайне неприятный сюрприз. Слабый и неумелый в обращении с магией, противник оказался весьма неплохим мечником. Уж точно намного превосходящим Ллоэллина.
И что самое плохое ― тот понял, что Ллоэллин в фехтовании не силен, и не давал ему разорвать дистанцию на достаточно большое для продолжения магической дуэли расстояние.
И все-таки каким-то чудом он держался, отражая выпады, половину из которых в обычном бою пропустил бы. Но это был не обычный бой. Бой-прощание. Бой на победу.
И Ллоэллин держался. Стиснув зубы, через «не могу» и «не умею», через боль в запястьях и в плечах. И в какой-то момент напор соперника ослаб.
Ллоэллин тут же отскочил назад и направил на него новый поток пыли. Его соперник растерялся и пошатнулся. Ллоэллин тут же бросился вперед, намереваясь приставить меч к груди раскрывшегося соперника. Шаг, еще один. Уже видно, что мальчик ничего не успевает сделать для защиты. Вот оно, торжество победы! Горько-сладкое, незнакомое ему прежде чувство.
Но видимо боги не хотели побед Ллоэллина. И они сделали все, чтобы он не победил и в этот раз. Ведь иначе как божественным вмешательством то, что произошло дальше, не объяснить.
Ллоэллин вдруг резко, на ровном месте, споткнулся и неуклюже рухнул вниз. Прямо к ногам уже практически побежденного им противника. Тому оставалось только наклониться и приставить меч к горлу лежачего.
Бой был закончен. Ллоэллин снова проиграл.
Нужно было вставать и уходить с арены, но у него не было на это сил. Он лежал и смотрел в потолок, на древние своды Арены, и чувствовал, что сейчас разрыдается. По-детски, взахлеб, так, как, думал, давно уже разучился. Расплачется от обиды и несправедливости произошедшего. Ведь он выигрывал! Впервые в жизни выигрывал у соперника сильнее него. И эта победа, опять же впервые, была для него так важна!
― Ты в порядке? ― ошарашенный неожиданным триумфом противник склонился над Ллоэллином и обеспокоено заглянул ему в лицо.
― Да. Все нормально, ― вымученно улыбнулся Ллоэллин и тут же почувствовал, как крупная слеза поползла по его щеке. Он заморгал часто-часто: не хватало еще разреветься на виду у этого мальчика! У него вон у самого глаза на мокром месте, и губы как-то подозрительно подрагивают. ― Не переживай ты так.
― Но ведь ты был сильнее, ― прошептал мальчик, и Ллоэллин увидел в нем самого себя шестью циклами ранее. Он тогда тоже выиграл у споткнувшегося противника, и также переживал, считая ту свою победу незаслуженной. Ну вот и расплата. Все возвращается на круги своя. Значит, так оно и должно было быть. Его последний и единственный долг Арене отдан.
― Нет. Я упал, ты победил. Ты сильнее. Поздравляю, ― он еще раз улыбнулся, хотя хотелось от отчаяния взвыть и, наконец, поднялся. ― Пойдем.
Они вернулись в помещение за ареной. Там царили толкотня и необычное оживление. Но не успел Ллоэллин удивиться такой толчее, как увидел ее причину: Чемпионы. И сам санэ Ирраил.
Они стояли буквально в нескольких шагах от выхода на арену и что-то бурно обсуждали.
Ирраил… Ллоэллин застыл, заворожено глядя на того, кто уже совсем скоро будет счастлив его счастьем.