– Точно, если моя крестница что-нибудь решит, то это кремень, – улыбаюсь.

– И нет, чтобы в ровесников влюбляться, она же все постарше ищет, – возмущается Ленка.

– А сколько ему лет? – невзначай спрашиваю я, и поглядываю на постепенно рассасывающуюся толпу через плечо.

– Двадцать четыре, или двадцать пять, – отвечает Ленка, – точно не помню. Но ведь ей всего шестнадцать!

– Но ведь она с ним и не встречается, а лишь слушает его музыку, – передразниваю я подругу.

Ленка шумно выдыхает. Смотрит на меня и смеется.

– Что-то я совсем в «яжемать» превращаюсь.

Киваю.

– Ладно, пусть живет, – машет рукой Ленка.

Я на мгновение оборачиваюсь всем телом в сторону Макса Харитонова, и тут же ловлю его взгляд. Отворачиваюсь.

Узнал?

– Слушай, Беллуся, этого официанта не дождаться, – нетерпеливо говорит подруга, – а все из-за тебя. Он ведь даже посмотреть в нашу сторону боится, и …

– Лена, ну ты опять?

– Молчу-молчу, – она поднимает руки вверх, изображая притворное раскаяние, – я пойду сама к бару подойду, а потом в дамскую комнату. Тебе надо?

Отрицательно качаю головой.

– Вот и отлично. Тогда охраняй пакеты.

Театрально хмурюсь.

Подруга встает и быстро, собственно, как она делает все в этой жизни, следует к несчастному официанту.

Откидываюсь на спинку стула.

Двадцать четыре. Двадцать пять. Тогда у входа в клуб Макс показался мне старше.

Глупости. И почему я вообще об этом думаю? Какая мне разница, сколько лет этому выскочке? Ну не детей же мне с ним рожать!

От этой мысли меня бросает в жар.

Рожать. Детей. С ним.

– Мечтаешь? – знакомый мужской голос у моего уха.

Вздрагиваю. Узнал.

Макс легко чмокает меня в щеку и усаживается на то самое место, где минуту назад сидела Ленка.

– Что это было? – спрашиваю я, и устремляю на нахала свой самый пронзительный взгляд.

– Когда? – невинно спрашивает он, даже не думая смущаться или отводить глаза, как большинство представителей мужского пола.

– Не придуривайся, – шиплю я.

– Значит, мы все-таки перешли на «ты». Отлично!

Он широко улыбается и щелкает пальцами.

– Это место занято, – игнорирую его предыдущую фразу.

– Правильно, на нем сижу я, – нагло заявляет Макс, – может кофе закажем? Ты какое предпочитаешь?

– Что? – растерянно спрашиваю я.

Мне не часто приходится сталкиваться с таким напором от столь молодых людей, которые обычно меня боятся и робеют. Ему же всего двадцать четыре!

– Ну если ты не хочешь кофе, – как ни в чем не бывало продолжает парень, – тогда можно что-то и покрепче заказать.

Покрепче?

– А тебе уже можно? – интересуюсь я, наконец, обретя дар речи.

– Что можно? – на этот раз Макс удивляется искренне.

Отлично.

– Ну можно, что-то покрепче? Паспорт не попросят? – с невинной улыбкой спрашиваю я.

Парень пожимает плечами. Похоже, к такому повороту разговора он был не готов.

– А у тебя? – все-таки отвечает он.

– Что у меня?

– Паспорт не попросят? – лукаво улыбается парень.

– Такой наглой лести я за всю свою жизнь еще не слышала! – по-настоящему возмущаюсь я.

На секунду мне кажется, что Макс в замешательстве от моего гнева, но он тут же преодолевает это чувство.

– Хорошо, если ты не хочешь покрепче, то можно…

– Ты меня утомил, – перебиваю я.

Встаю, и начинаю собирать многочисленные пакеты. Макс тоже поднимается и пытается помочь мне, но я отталкиваю его руки.

– Похоже, что сегодня красавица не в духе, – весело говорит он, – тогда до воскресенья.

– Ты о чем это? – настораживаюсь я.

– О концерте, любимая, пока только о концерте.

Он быстро наклоняется и снова чмокает меня, только уже в губы.

Вскидываю руку, чтобы дать этому нахалу увесистую пощечину, но Ленкины пакеты мешают мне.

– А ты горячая, – говорит Макс, уже отступая от столика в сторону выхода, – буду ждать нашей новой встречи с нетерпением.

Уходит.

Опускаюсь обратно на свой стул. Всего лишь пару невинных, я бы даже сказала, детских поцелуйчиков и прикосновений, заставили меня дрожать. Ноги ослабли, а к обычно бледным щекам подступила кровь.

– Ты что так раскраснелась? – озабоченно спрашивает подошедшая к столику Ленка, держа в руках пластиковую упаковку, в которой виднеется несколько пирожных. – Не заболела?

– Нет, – отчего-то охрипшим голосом отвечаю я, – душно.

– Так пошли на воздух. Сегодня на улице такой мороз, что ты вмиг охладишься.

– Было бы здорово. Немного остыть мне сейчас в самый раз.

– Как вы сегодня себя чувствуете, Белла? – спрашивает доктор Алла, когда я усаживаюсь на уже привычное кресло пациента в среду.

– Меня опять мучает бессонница, – признаюсь я.

– А таблетки, которые я прописала вам в прошлый раз?

– Они не помогают.

Доктор Алла хмурит лоб и на нем пролегают длинные продолговатые морщины.

– Странно, – говорит она, – это очень сильные препараты.

Молчу.

– Хорошо, – наконец, произносит женщина, – давайте их пока отменим.

Она усаживается на небольшой стул рядом с креслом, оставив свой блокнот и очки на столе.

– Скажите, Белла, а вам снова снились те сны, о которых мы говорили раньше?

Киваю. Они снятся мне всегда, в те редкие минуты недолгого забытия.

– И сегодня?

– Да.

Доктор Алла снова хмурит и трет свой лоб. Похоже, что она, как и доктора до нее уже готова отказаться от меня.

– Что-то ни так, Алла Дмитриевна? – спрашиваю я.

Она внимательно смотрит на меня.

– Все в порядке, Белла, и мы обязательно во всем с вами разберемся.

С облегчением выдыхаю. Похоже, что эта женщина не привыкла сдаваться.

– В прошлый раз, – продолжает доктор Алла, – я предложила вам начать с того самого момента, когда вас стали беспокоить и пугать сны. С той первой ночи и первого кошмара. И вы обещали подумать.

Я действительно, не рассказывала о том своем самом первом сне ни одному человеку на планете Земля.

– Вы готовы?

Нерешительно киваю.

– Вот и умница, – слегка улыбается доктор Алла, – а чтобы мне получить полную картину я введу вас в неглубокий транс.

– Транс? – пугаюсь я.

– Не стоит так волноваться, Белла, – тихо, но очень убедительно говорит доктор Алла, – это не гипноз, и я не собираюсь копаться в вашем сознании, только немного помогу вашей психике. Вы полностью расслабитесь и вспомните все, до мельчайших деталей. Но я не стану делать этого без вашего на то согласия.

– Я согласна.

Разве у меня есть другие варианты?

– Вот и замечательно. Тогда приступим.

Яркий свет…

***

– Мама, в этом пальто я выгляжу двадцатилетней тетенькой! – слышу я свой голос.

Замираю. И растерянно оглядываюсь по сторонам.

Небольшая уютная комната с софой, застеленной цветным вязанным покрывалом. Простое прямоугольное зеркало на полированном шкафу. Письменный стол, стул, и цветок в огромном горшке. На стенах бумажные обои в мелкую розочку. На окне атласные шторы в тон покрывалу. На полу пушистый шерстяной ковер, который папа привез из очередной командировки в год моего шестнадцатилетия.

Мне шестнадцать!

Но ведь мой первый сон был гораздо раньше! Почему сознание унесло меня именно в этот год?

– Ты не права, дочь, – голос мамы, – сейчас модно носить пальто.

– Так пусть твои модники и носят! А я не выйду из дома в этом убожестве! – мой крик.

Шестнадцатилетняя Белла бросается на софу, так и не сняв ненавистного пальто, и начинает громко рыдать.

– Что у вас тут происходит? – голос папы.

Папочка!

Уже много лет, как его не стало.

Шестнадцатилетняя Белла вскакивает с софы и кидается в объятия к отцу.

– Вы хотите, чтобы надо мной смеялась вся школа и весь двор! – всхлипывает.