- Дождина который день... охота срывается...
- Дождь - это точно... - поддержал Седой, не понимая, как он, битый-перебитый, сумел так вляпаться, поднялся, у двери с трудом выжал из себя:
- Не пойму... с чего это?..
- Вы о чем? - деловито перебирая бумаги, осведомился накрепко оградившийся чиновной броней Сановник.
- Да так... - неопределенно буркнул седоголовый. - Значит, как надумаете куда и сколько, только скажите...
Сановник поморщился.
- Что-то не так? - Седой уже положил ладонь на ручку двери.
- Так... все так... голос у тебя больно громкий, пронзительный... стены буравит...
- А кого здесь бояться? - недоумевал Седой. - Здесь все свои... Все на доверии. Наши люди!
- Наши! - поддержал Сановник, губы скривились улыбкой, явившей странную смесь властности, корыстолюбия, трусости и, как ни странно, мальчишества.
Сановник поднял трубку... Телефон с гербом ожил в кабинете Черкащенко.
- Нужно место на выезд, - сказал Сановник, - на постоянку...
- Подумаю. - Черкащенко привычно возил пепельницу по столу.
- На раздумья времени нет, - надавил Сановник и, опасаясь перебора, уже по-доброму дожал, - нет времени, Тихон Степаныч. И еще... у меня тут внезапно сумма образовалась... нельзя ли по Вашим каналам...
- Сколько? - уточнил Черкащенко и, услыхав ответ, выдохнул излюбленное. - Ух ты! - положил трубку. Вызвал Чугунова.
Вошел сухой, высокий человек со стальным ежиком и серо-голубыми непроницаемыми глазами.
- Садись! - по-свойски прикрикнул Черкащенко и сразу перешел в атаку. - Знаешь сколько страждущих в Цюрих смотаться... аховая поездка... Трезвонят со всех сторон, каждый своего толкает, а я уперся, только Чугунов, спец экстра-класса! А ты меня не жалуешь! Не поддерживаешь! Вроде все кругом замараны, и я... больше всех, а ты - непорочная, значит дева. Вроде, как все в гэ..., а ты, значит, в белом!
Чугунов обводил взглядом начальственный кабинет, будто попал в эти стены впервые: обязательный портрет вождя-отца за спиной хозяина, обязательные синие с золотом "ни разу не надеванные" тома Ленина, обязательные дурацкие кумачевые вымпелы-треугольники за остеклением шкафов...
- Молчишь?.. - терпение покидало Черкащенко, засмолил беломорину. Молчишь, твою мать, мол, хуля, с придурком объясняться? - и, не дождавшись ответа. - А придурок... тебя в Цюрих заправляет... по старой дружбе. Тут Ребров слюной исходил, а я руками разводил... пойми, мил человек...
- Тихон Степаныч, - перебил Чугунов, - ты же не просто так, не за здорово живешь глаз на меня положил...
Черкащенко взорвался, передразнил с немалым артистизмом:
- Не просто так!.. Не за здорово живешь!.. А ты как хотел? За просто так только кошки оближут... и то с похмелья, апосля валерианки. Я уверен в тебе, Михаил Михалыч. Уверен!.. А молодняк соображает туго... им бы нажраться до свекольной хари, девок потоптать, урвать тряпья поболе, а на работу им насрать... белая, значит, кость. За каждым мурло маячит, только промахнись, на куски раздерут да по ветру развеют...
- Вас? По ветру? - Чугунов мрачно усмехнулся.
- Ладно... - Черкащенко выдохнул. - Я в тебе не сомневаюсь, ты человек управляемый, смекаешь что к чему. Ревизия в нашем альпийском банке штука небезопасная. Раскопаешь лишнее, головы полетят.
Чугунов откинулся на спинку стула:
- Не понимаю...
- Не понимаешь?! Головы полетят. Здесь, у нас! - обвел руками стены в деревянных панелях. - В общем мой совет: глубоко не копай, не дай Бог раскопаешь что не след. Хорошо бы так... чтоб наших ребят в Цюрихе подставить, мелкие недоработки, недочеты и тэпэ, чтоб мелюзгу затралить, а крупняк пусть плавает, крупняк, в случае чего, и сеть в клочья порвет...
Чугунов встал:
- Я работаю всегда одинаково, как положено, как учили.
- Дуру не ломай. Как учили!.. - Предправления безнадежно махнул пухлой ладонью. - Умные все стали!
- А чего другого не пошлешь? Спецов по мелкой вспашке пруд пруди.
- Им веры нет. - Черкащенко ухмыльнулся. - Кто у нас дока по глубокой проверке? Ты! После твоего наезда тишь да гладь на год, а то и на все три, а за три года... сам знаешь...
Чугунов направился к двери.
- Машку позови! - пульнул вслед предправления.
Вошла секретарша, тихо притворила дверь. Черкащенко хищно, по мужски оглядел крутые бедра, задержался на лепных, упругих икрах, обтянутых черными колготками:
- Цюрих закажи! Срочно!
Седой зашел в кабинет на Старой площади. Сановник выглянул в приемную, прошелестел помощнику:
- Никого не пускать!
Седой открыл кожаный кофр с цифровыми замками. Сановник долго возился с ключами, наконец массивная дверь сейфа медленно распахнулась. Седой с кофром приблизился к сейфу. Сановник переложил пачки... Седой успел заметить, что сейф далеко не опустел. Сановник перехватил взгляд, объяснил:
- Это те... польские... шестьдесят пачек по десять тысяч... Сановник подошел к столу, вынул из ящика сафьяновую тетрадь, что-то записал. - Как повезешь? Самолетом?.. Сам решай, головой отвечаешь, поднялся, постучал согнутым пальцем по сейфу. - Вишь, все вместе, чохом переправлять не рекомендуют... мало ли что... нельзя яйца в одну корзину... да что толковать, сам соображаешь. Благо отсюда только крохи перекидываем... главное за бугром крутится... чего зря таскать туда-обратно...
Седой, практик, а не партцаредворец, снова встрял, похоже, неудачно:
- Тут наш рубль с Вовой в чести, а там... их "зеленый" с Вашингтоном Джордж Иванычем...
Сановник поморщился. Подтолкнул Седого к двери. Седой прошел приемную, опустился на лифте, замер рядом с прапорщиком у конторки: на синих погонах блестели золотом буквы ГБ. Седой показал удостоверение и бумажку с размашистым росчерком. Синепогонный скупо улыбнулся. У подъезда Седого ждала черная "Волга" с мигалкой на крыше.
В кабинете Черкащенко зазумерил телефон. Предправления поднял трубку, услышал голос телефонистки: "Цюрих на проводе. Говорите!"
Черкащенко переложил трубку, рявкнул в микрофон:
- Холин! Слушай. Вылетает Чугунов. Я его что ли выбирал?.. Сверху потребовали, отбивался, как мог... Надавили! У них свои игры в поднебесье. Кому-то понадобились наши головы, то бишь места. Держитесь... предправления взмок, ослабил узел галстука. - Если нырнет глубоко тогда... В общем, Цулко рядом, подскажет... с дарами осторожно... по обстановке... нет, задержать его не могу, сам только что пел, как ценю его, как горой за него стоял... - ухватил пепельницу, повозил по столу. - Мне от тебя передали... Подошло... - вздохнул. - Если обстановка накалится - звони, держи в курсе.
Связь оборвалась. Предправления вызвал секретаршу:
- Маш! Кофе свари... покрепче... голова раскалывается.
Перед генерал-полковником авиации сидел Седой с кофром на коленях. На ковре застыл летчик-майор.
Генерал кивнул на кофр, посмотрел на майора:
- Секретные документы. Посадка на аэродроме нашей группы войск под Магдебургом. Вас встретят? Так?..
- Так, - кивнул Седой.
- Вопросы есть? - уточнил генерал.
- Никак нет. Все, как обычно. - Майор вытянулся в струнку.
- Вот именно... как обычно, - генерал смущенно упер глаза в оперативную карту на стене.
Майор взял кофр из рук Седого, развернулся и молодцевато покинул кабинет.
- Секретные документы... - хмуро повторил генерал. - Три года назад, при посадке в нашей зоне в Германии разбился наш самолет, тоже с секретными партийными документами, вскрыли брезентовый мешок, а там...
- А там?.. - Седой оставался невозмутимым.
- Доллары! Полтора миллиона!
- Ну и что? - Седой не терял самообладания. - Помощь братским партиям.
- Ладно. - Генерал хлопнул ладонью по столу. - Проехали.
Седой поднялся, протянул руку, генерал замешкался, зашелестел бумагами, вроде не заметил протянутой руки. Седой пропустил выпад неловко, ну и пусть - белозубо улыбнулся.
