Глава 1

С ней было скучно – не кинозвезда, не политик, обычная тётка. Может, чуть посимпатичнее какой-нибудь другой тётки её возраста. Из реала. Наши между вариантами: старая и некрасивая или молодая и красивая, обычно предпочитали второе. И всё же кое в чём она была особенной – она выжила. Я собирался это исправить. В конце концов, разве не для того придумали Лайферы?

Пожить чужой жизнью? Чушь собачья! Мы и так каждый день живём не своей, нихрена по-настоящему не выбираем. В лайфере ты можешь отпинать соседа, решившего посверлить в шесть утра, поцеловать девушку, к которой боялся подойти со школы или ограбить банк. Маленький нюанс лишь в том, что это не твой сосед, не твоя девушка, а украденные деньги будешь тратить не ты. Впрочем, большинство игроков перестают ощущать разницу. И в этом их проблема.

Я чувствовал всегда, поэтому такие, как эта женщина, Инга Беллак, в чьей личности я сейчас гостил, были не интересны. Сломать её ничего не стоило – только что она спешила в туалет, а теперь вдумчиво расчёсывала короткие рыжие волосы. Я заставил её. Элементарно, как для профессора – решить школьную задачку.

В её голове вяло ползали мысли, скучные, как она сама: как везти дочь в такой дождь, не забыть завтра про педикюр, купить подарок Розе на свадьбу, непрочитанный имэйл от бывшего мужа… Почему, когда погибли миллионы, выжила она? Не единственная, конечно, но всё же. Не основатель благотворительного фонда или учёный, а эта вот…

Её квартирка напоминала мою – не ту, что в вирте, реальную. А ведь правда, я и не подумал, что жил примерно в то же время, что Инга. В такой же клетушке на два койкоместа на двестикаком-нибудь этаже, из окна которого ночные улицы кажутся люминесцирующей проволокой. Только голографические обои открывали не бесконечность космоса, как у меня, а весенний китайский парк с каменными дорожками, кукольными мостиками и такими же маленькими игрушечными деревцами. Тогда я тоже считал, что дешёвая иллюзия может компенсировать нечеловеческую тесноту.

Под моим чутким руководством Инга выбрала вишнёвое платье с таким узким подолом, что каждый нормальный шаг придётся сокращать вдвое, туфли на шпильках. Короче, чертовски неудобный прикид, если собираешься выбраться в ливень и шквальный ветер. Я велел ей не тревожиться об этом. И она снова послушалась, оглянулась на дверку в душевую, откуда доносился шум воды. Дочь? Я позволил дождаться, а не ломиться и выволакивать девчонку, тем более кто знает, сколько ей лет: семь или семнадцать? Двенадцать – подсказала память Инги.

Женщина вдруг резко крутнулась, уставилась на включённую инфопанель. Оттуда фоном вещали новости почти столетней давности, и я не прислушивался. Но теперь во весь экран выросло лицо мужчины. Крупный план, так, что видно ноздреватую кожу и лопнувшие капилляры на белках глаз. Трёхмерный портрет вращался, демонстрируя то мощный нос, густые суровые брови и тонкие губы, то чёрный кучерявый затылок. Инга отвела взгляд. Я вернул. Вид на инфопанели сменился, теперь камера откуда-то сверху показывала человека в оранжевой робе. Закадровый голос диктора сообщил:

– Сегодня известного террориста, Александра Вебера, перевозят в “Лагерь 101”, где он будет…

Не таким уж и известным он был – имя хоть и смутно знакомое, но кто он такой, я не помнил. А вот Инга нервничала. Послала с импланта сигнал увеличить громкость, но я отменил. Отключил инфопанель, и та посмотрела на Ингу – на меня в ней? – тёмным экраном. Не дать досмотреть новости – мелочь. Или нет? Никогда не знаешь, что на самом деле станет спусковым крючком, камнем на дороге. Отмена авиарейса или вовремя вырубленная инфопанель. Я тоже не знал, и собирался менять все пути и выборы Инги. Она вяло воспротивилась, но сразу сдалась. Из душевой вышла нескладная, слишком высокая для своего возраста девочка с тёмными длинными волосами, удивлённо взглянула на разодетую мать.

Ну что ж, пора прогуляться?

Лифт рванул вниз, пронося нас сквозь этажи небоскрёба, набитые людьми. Тогда их было слишком много, и свободное место не выкупалось даже деньгами. Его тупо не осталось. В виртуале с этим не было проблем, ну, кроме того пустячка, что все мы мертвы.

Инга помедлила перед раздвижной дверью, ведущей на улицу – дождь окатывал стекло волнами, шипел и злился, что не пробраться внутрь.

– Мам, что-то мне туда выходить не хочется. Может, завтра съездим?

Инга помотала головой, в её сознании разгорались огоньки настоящих решений, сомнений, страха, я тушил их один за другим. Уверенно и неумолимо. И тогда она, крепко сжав тонкое запястье дочери, вышла в шторм.

Так вот какой он был… Ингу едва не сбил с ног порыв ветра, старательно причёсанные волосы взбило в лохматый рыжий колтун. По тротуарам разлилась вода, широкими пенящимися ручьями она рвалась к канализационным решёткам. Пространство вокруг стало серым и плотным – больно смотреть. Поэтому больше я не видел ничего. Только неоновые всполохи рекламы пробивались сквозь полотно дождя.

– Мили, давай быстрей в машину! – Инге приходилось орать, чтобы дочь услышала, да и то девочка, кажется, поняла скорее жест, чем разобрала слова.

Они забрались в кабину, обе сырые насквозь, так, что на сиденья мгновенно натекли лужи. Инга включила автопилот, и машина рванула с места. За лобовым стеклом – только смутные силуэты и огни. Ветер толкал нас в бок, норовя кувырнуть на обочину. Злые гудки. Мы вылетели на трассу; на какой-то миг ливень чуть стих, и я увидел всё. Чёрное низкое небо, насаженное на шпили небоскрёбов, вихляющие по дороге автомобили, потоки тёмной воды, уносящие мусор под колёса. Мусор был вообще везде – налип на бордюрах, на окнах, драными грязными птицами метался в воздухе. Скрипели рекламные конструкции, прорывая посвист ветра. Недалеко от нас налетели друг на друга машины, смели третью, четвёртую. Другая вылетела на встречку. Когда всё вокруг сходит с ума, автопилот бессилен.

Значит вот какой ты – Шторм?

Конец и начало. Переломный момент, когда по прихоти природы цифровая жизнь была куплена миллионами жизней реальных. Я много о нём слышал – как и все мы, конечно же, для нас это почти второе пришествие – видел записи и снимки. Но живьём – впервые, и это… Впечатляло.

Меня окатило животным ужасом Инги. На мгновение я забыл себя, стал котёнком, которого сунули в картонную коробку и швырнули в бурную реку. Дочь вскрикнула, машину несло, вертело. Инга внезапно отключила автопилот, вцепилась руками в руль. Руль, который давно и для многих – просто привычный, но совершенно бесполезный кусок пластика. Я так и не научился водить. Зачем, если всё ездит само и во много раз безопаснее? А Инга умела. Вручную выровняла машину, сбавляя скорость, перестроилась ближе к обочине. На миг я пожалел её – смогла удивить. Но… К чёрту, это лишь симуляция. Я собрался вмешаться, заставить ошибиться, но…

Всё равно было поздно. Фура мчалась в нас – огромная глыба, режущая дождь и темноту ослепительным светом фар. А потом – удар. Будто кто-то прыгнул на банку колы, смяв её в жестяной блин.

Тишина.

По краю зрения очертился интерфейс игры, изображение стало размываться, пока всё перед глазами не окрасилось в чёрный. Медленными белыми цветами проросли буквы:

«Кто-то выжил. Но это не ты».

Надпись плавала передо мной, наверняка означая конец сеанса игры. Я перевидал много финалок, и эта была странной. В общем-то, как и сама игра, даже среди других запрещённых – отличалась. Я ощутил это сразу, потому при первой сессии не стал снимать летсплей – обкатать, заценить одному, чтобы не вышло какой-нибудь непредвиденной херни. Может, на следующий раз попробую в открытую. Я уже собирался отключиться…

Сначала пропала надпись, потом – чернота. Я ощутил поток, несущийся сквозь меня – установка нового соединения. Связка с другой личностью.

Я открыл чужие глаза. На мгновение решил, что Инга выжила, пришла в себя, и игра снова засунула меня в её личность. Но беглого взгляда вокруг было достаточно, чтобы понять ошибку. Я находился в тесной камере или вроде того и ощущал движение – фургон транспортника? Тело и сознание, с которыми меня связало, принадлежали мужчине. Нещадно чесалась щетина на подбородке и шее, зафиксированные руки и ноги затекли до боли. Я был в оранжевой тюремной робе и меня куда-то везли…