Хорошо быть адмиралом, Лудан Кеяк с наслаждением вытянул ноги под круглым столиком. На нём, как на адмирале, лежит только общее руководство экспедицией. Ну, конечно же, когда начнутся переговоры с упрямыми аборигенами, то работы будет много. А пока можно смело наслаждаться приятным ничегонеделаньем на носу «Чёрного лебедя», самого современного фрегата военно-морского флота Стирии.

Утус Овир Мунгел, корреспондент «Ежедневного телеграфа», приятный собеседник и прекрасный компаньон в покер. Жаль, правда, ни черта не понимает в военно-морском деле. Да от него и не требуется разбираться в калибрах орудий и в разновидностях якорей. Главное, чтобы наёмный писака увековечил имя того, кто первым заставит упёртых тассунарцев открыть свои проклятые острова для торговли с внешним миром.

Словно в отпуске, в очень длинном морском круизе. Краса и гордость ВМС Стирии фрегат «Чёрный лебедь» легко и свободно скользит по глади моря Окмара. Ветер попутный, однако паруса свёрнуты все до единого. Адмирал Кеяк повернул голову. В центре корабля гудит, пыхтит и исходит паром могучая машина. Огромные лопасти гребных колёс с громким плеском ныряют зелёную воду.

Хотя… утус Мунгел прав, адмирал Кеяк забросил в рот квадратный кусочек солонины. Все эти годы в глубине души жила надежда, что аборигены хорошо выучат урок и на этот раз более рьяно, с настоящими пушками и ядрами, попытаются помешать войти в Нандинский залив, в сердце Тассунарской империи.

Чёрный столб дыма перестал тянуться следом за «Чёрным лебедем», а устремился прямо в небо. Без каких бы то ни было проблем фрегат вошёл в Нандинский залив и остановился почти на том же самом месте напротив порта, что и в прошлый раз. Остальные фрегаты встали на якоря рядом.

– Трубу, – адмирал Кеяк выбросил в сторону правую руку, личный лакей тут же вложил в неё подзорную трубу.

За двенадцать лет столица аборигенов ничуть не изменилась. Огромный город раскинулся на левом берегу медленной реки. Часть кварталов залезла на гору, другая часть выползла на берег залива. Справа красными крышами выделяется район богатых горожан. Как их там, адмирал Кеяк подкрутил резкость, даймне? А! Даймё. Ещё правее на высоком холме возвышается дворец местного императора. Точнее, самая настоящая крепость с башнями и зубчатым парапетом на высоких стенах.

Нандин город огромный, но низенький. Двухэтажные здания можно пересчитать по пальцам. Или они просто кажутся двухэтажными, а на деле просто высокие? Единственное исключение – дворец императора. Хотя… вряд ли даже в личных покоях местного правителя найдётся второй этаж.

Странно? Адмирал Кеяк озадаченно хмыкнул. На прямых, словно натянутые верёвки, улицах творится нечто странное. Вместо привычной толкотни большого города большая часть улиц на удивление пуста. Двери заперты, ставни задвинуты. Не видно даже наглых торговцев вразнос. Зато на некоторых центральных улицах аборигенов слишком много.

Адмирал Кеяк навёл резкость. Во дают! На крыше большого дома плохо одетые местные жители орудуют… ломами? Ремонтируют черепицу? Разбирают? Ломают? Адмирал Кеяк удивлённо вытянул брови. Да-да, именно бьют керамические черепицы. Вниз по скату вместо капель дождя сыплются колотые осколки. В другом месте, адмирал Кеяк сдвинул подзорную трубу, сразу четверо тощих аборигенов в грязных бабских тряпках разносят к чёртовой матери раздвижные ставни и выламывают дверь. Из широкого проёма в стене прямо на улицу вылетел квадратный ящик. В воздухе широкими прямоугольными снежинками закружились бумажные листы.

– Адмирал, гляньте сюда.

Адмирал Кеяк опустил подзорную трубу. Утус Мунгел не теряет времени даром и тоже рассматривает город через серую подзорную трубу. На лице корреспондента светится самая настоящая радость прожжённого газетчика, который наткнулся на жареный скандал. Несомненно, если бы нечто подобное произошло на улицах Рунтана, столицы Стирии, то утус Мунгел в самых трагических выражениях поведал бы читателям «Ежедневного телеграфа» о бесчинствах бушующей толпы.

– Вон! Левее. Почти на берегу, – утус Мунгел ткнул указательным пальцем в сторону порта.

Адмирал Кеяк направил подзорную трубу в указанном направлении. Во дают! В порту, точнее рядом с ним, грязные аборигены самым бесстыжим образом грабят длинные пакгаузы. Широкие ворота большей части из них распахнуты настежь, часть створок выдрана из стен с «мясом». Тассунарцы с упоением и с нервной торопливостью тащат наружу мешки, короба, бочкообразные тюки из соломы. Вот один абориген ненароком зацепился за сломанный косяк. Соломенный тюк в его руках треснул, наружу пролитой водой просыпалось коричневое зерно. А-а-а! Адмирал Кеяк машинально кивнул. Неочищенный рис в твёрдой оболочке. И при этом при всём видимом безобразии на улицах не видно ни одного полицейского или хоть кого-нибудь, кого можно принять за представителя власти.

Кстати, о властях. Адмирал Кеяк сдвинул подзорную трубу вправо. Дворец местного императора готов к обороне. Ворота наглухо закрыты, на стенах в квадратных бойницах мелькают рогатые шлемы. Хотя в этот час ворота должны быть открыты. Дворец местного императора не просто место жительства правителя Тассунары, а большой административный комплекс. За высокими крепостными стенами живёт и работает масса чиновников. Им всем нужна еда, вода, бумага, чернила, палочки для письма и ещё масса вещей. Но даже с противоположной стороны дворца ворота также наглухо запечатаны. Любой, кто только рискнёт показаться под стенами резиденции местного правителя, непременно поймает стрелу в лоб.

– Что? Что это такое, адмирал? – утус Мунгел опустил подзорную трубу. – Неужели аборигены окончательно сошли с ума?

Газетчик либо притворяется, либо и в самом деле ни хрена не понимает.

– Это, уважаемый, – адмирал Кеяк с щелчком сложил подзорную трубу, – бунт. Чернь взбунтовалась, грабит склады и магазины. Вполне обычное явление. Ну разве что с местной спецификой.

– Смею спросить, с какой же? – лицо утуса Мунгела вытянулось от любопытства.

– Ну, уважаемый, – адмирал Кеяк усмехнулся, – гляньте внимательней: ни одного факела, фонаря или хотя бы свечки. Понимаю, в это трудно поверить, однако дома тассунарцев и в самом деле сделаны из деревянных рам и тонкой бумаги. Малейшая искра, и половина города тут же обратится в пепел. Если хотя бы один бунтовщик начнёт махать факелом, то благоразумные горожане тут же выскочат на улицу с дубинками и сами, вместо властей, подавят бунт. А так чернь почти безнаказанно грабит имущество местных богачей.

Лицо утуса Мунгела вытянулось ещё больше. С таким же успехом ему можно рассказать, будто на самом деле сажа белая, а вода сухая.

– А как же право частной собственности? – утус Мунгел всплеснул руками.

Эх! Далёкая родина. Адмирал Кеяк благожелательно улыбнулся в ответ. Каждый без исключения стириец свято верит в неприкосновенность частной собственности. Утус Мунгел не исключение.

– Видите ли, уважаемый, – протянул адмирал Кеяк, – единственный частный собственник, чьи права в Тассунаре уважают беспрекословно, это сам император Тассунары. А так местные власти не особо церемонятся с частной собственностью простых граждан. Если понадобится, если потребуется, любой самурай легко и свободно ограбит любого простолюдина, будь то старый горшечник или богатый купец. Ну а если власти не считаются со святым правом частной собственности, что чего уж ожидать от дремучего быдла?

Другие понятия о морали, законе и праве упорно не хотят укладываться в голове утуса Мунгела. От умственного напряжения из ушей газетчика едва не валит пар. Самому адмиралу Кеяку вот уже второй десяток лет приходится плавать в дальних морях. В лучшем случае раз в пять лет выпадает возможность провести месяц-другой на родных берегах. Времени и возможностей познакомиться с чужими народами, с чужими представлениями о морали, законе и праве у него было хоть отбавляй.

– Да-а-а… – заумно протянул утус Мунгел. – Тассунарцы и в самом деле самые настоящие дикари, раз даже в их столице нет нормальной полиции. Наверно, мы приплыли не совсем вовремя.