Из объятий Морфея меня грубо выдернул звук знакомый, но знакомый где-то на нижних этажах памяти, сейчас-то уж точно его не должно было существовать в окружающей меня действительности. Закрыв глаза, я попытался представить, что этот дребезжащий металлический звук есть продолжение моего сна, допустим это оригинальное начало композиции старика Ричи. Но звук не пропадал, он продолжал изматывать душу, однотонным, непрекращающимся бренчанием чего железного о такое же железное. Наконец раздался какой-то мягкий шлепок, похожий на человеческую руку и женский голос сказал:
– Рома, проспишь, давай вставай! – обладательница голоса ушла из комнаты, вскоре хлопнула дверь ванной, и раздался мощный напор обильно пущенной из кранов воды.
« Нет, ну какого черта ей приперло меня будить, я что ли вчера просил? – мысленно возмутился я поведением жены, – Мы вроде никуда не собирались с учетом поломки транспортного средства, и что за звук у меня в телефоне на будильник поставлен, вчера тряхнуло родимого на яме, видать.»
Все еще лежа с закрытыми глазами, я ощупал рукой пострадавшую часть головы и к удивлению не обнаружил даже легкого следа вчерашней неровности на черепе. Да и вообще чувствовал я себя превосходно, не в пример вчерашнему состоянию. И если прислушаться к ощущениям, то и выспался я прекрасно. И продолжая испытывать сонную негу, услышав, что жена покончила с водными процедурами и зашумела на кухне, я с полузакрытыми глазами поднялся и пошел в ванную, свет в коридоре был не включен, и я полусонный, наощупь щелкнув, выключателем, проник внутрь ванной комнаты для принятия хорошего контрастного душа.
Вот уже, наверное, минут десять я стою перед овалом зеркала и медленно схожу с ума, глядя в свое отражение. Я смотрю себе в глаза, и я понимаю, что это мои глаза, но я решительно не узнаю себя в этом тощем субъекте, хотя и с миловидной физиономией. Я не понимаю и не понимаю конкретно кто это?! Я трясу головой, он повторяет мое движение, открываю рот, изображение дублирует это, трогаю себя за пострадавшую часть головы и он худой рукой делает тоже самое. Я не хочу принимать и осознавать того, что я вижу себя, но двадцатилетнего. Я должен покрыться холодным потом, но только учащенно бьется сердце, я должен покраснеть от подскочившего от артериального давления и «любоваться» своей красной рожею, но изображение выдает лишь румянец на щеках. Мне должно стать дурно, но мне лишь волнительно и страшно. Я отвожу взгляд и опускаю его долу. Боже мой, я вижу, вернее я не вижу! Своего сытого брюшка! Чееррртт! Что же на мне за изыск ретро в виде семейных трусов двадцатого века… Стоп, бешено работающий мозг выдает картину молодости, синхронизируя ее с изображением зеркала. Таак, я боюсь смотреть по сторонам, но все-таки превозмогаю себя и кошу взглядом, присаживаясь на ребро чугунной ванны. Кафельные стены, раковина, деревянная вешалка, крашенное зеленой краской «колено» трубы. Да, память беспощадно выдает картинку ванной в квартире матери, но ванная у нее сейчас хоть и там же, и тех же размеров, но уже со стиральной машиной «Индезит», с хромированным коленом и не с этим убогим, совковым кафелем. Взгляд на дверь убивает металлической задвижкой-запором. Так, вчера мне надо было все-таки ехать в больничку, отдаться местным костоправам, вот и не галлюционировал бы сейчас. Ставлю руку под ледяную бьющую в раковину струю воды, морок не проходит. Но ведь самое шокирующее, что чувствую я себя на столько, на сколько, выгляжу, это-то как?! Спокойно, сейчас я почищу зубы, приму душ и при продолжении галлюцинации, просто попрошу жену вызвать «Скорую» или сопроводить меня к травматологу, неврологу, психиатру и желательно в платную, нет, не желательно, а обязательно в платную клинику! Обнаруживаю в виде зубной пасты болгарский «Поморин», ну, а что же Вы, Роман Юрьевич, хотели Вы пока в «наведенном» 20-м веке. Там всяких «Дентов» не было. Вытираюсь, выхожу из ванной и сталкиваюсь в коридоре … Мдаа, сходить с ума, так уж со всеми реалистичными подробностями. Сталкиваюсь со своей мамой «образца» восьмидесятых годов прошлого века.
– Так, ты замыться решил совсем? Иди, завтракай, а то на свою электричку не попадешь, – ворчит она на меня и идет по коридору нашей – «той нашей» квартиры к себе в комнату.
Для начала я возвращаюсь в комнату и уже ничему не удивляюсь, включая свет, найдя каким-то движением мышечной памяти «свой» выключатель. Ну что же, может хоть до того как к врачам попаду, забавные моменты поищем в этом положении, а? О, моя фирменная вельветовая курточка на молнии «Роллер», мэйде ин Югославия. А тут? Ага, вот они родимые итальянские джинсы, да они именно итальянские, не какие-то там всеобщие «Вранглер», или «Левис Страус», или там «Ли», именно итальянские с непонятным названием и только у меня одного. Охо-хо. Мой старый добрый кассетник, университетский «дипломат» и, конечно же, черно-белый телевизор «Электрон», развернутый мной экраном к кровати, несмотря на протесты матери, которая считала, что он непременно свалится на меня спящего и покалечит, поскольку имеет солидный и свойственный всем ламповым советским телевизорам вес и полированные деревянные бока из дсп. Ну, с этим ладно, а «молодой» организм требует пищи. Быстренько одеваюсь, иду на кухню. Мгу, кофе из жестяной банки, как сейчас помню ценою в два рубля, бутерброд с маслом и куском «вареной» колбасы «без жира», хо-хо по тем временам ее еще урвать надо было. Поглощаю все это с удовольствием, разжевывая, как мне кажется, «своими» «молодыми» зубами. Так, чтобы мне еще не забыть сделать в этом времени, куда психически забросила меня авто травма. Проверяю карманы джинсов – проездной на электричку, трешка, ключ. Беру дипломат, такое чувство, что я что-то забыл, автоматически шарю по комнате, хочу спросить об искомом маму, но тут понимаю, что ищу мобильный, а по идее такового у меня сейчас нет, и не будет еще долго. Ладно, смех-смехом, но надо бы и к людям в белых халатах. Просить маму я об этом не решился, хотя подозревал, что под обликом ее все ж таки скрывается реальная супруга. На всякий случай говорю в пространство квартиры:
– Пока, я поехал! – и выбегаю, ссыпавшись, как обычно я делал в молодости, горохом по лестнице. Выбегаю на улицу, теша себя слабой надеждой, что там все по-прежнему, как в моей «двадцатьперво-вековой» жизни.
У подъезда, назвать вход в областную панельку по-питерски, пардон, по-ленинградски «парадным», язык не поворачивается, вроде бы все также, как и сейчас у того же маминого дома. Так, иду в направлении самой лучшей в городке платной клиники «Асклепий», но нахожу на ее месте стоявший во времена моего студенчества пивняк – «капельницу», поименованный так местными алкашами за возможность накапать в пивную стеклянную кружку горячительного сорокоградусного напитка. Заходить в «капельницу», да еще и явно закрытую за ранним временем суток, не рискую, хотя, в принципе, верный ход для попадания к желанным врачам, либо в участок, но вот выйду ли я оттуда, если врачи будут мозгоправами Советской империи, тот еще вопросец. Что-то я стал сомневаться в своей психической травме. В голову полезли прочитанные книги о «попаданцах» в иные временные реалии. Кстати, открыв дипломат, нахожу свой студенческий, в нем отметка об обучении на втором курсе. Ну, а что? Съезжу, может и «отпустит» по дороге, а нет, так полюбуюсь на своих однокурсников без «свежей» подтяжки на лицах, лысин, животов и целлюлита. Так, где у нас маршрутка, тьфу,блин, остановка автобуса. Вон она там же где и сейчас, в общем-то. Погрызем гранит науки юридической еще разок?
Глава 2. «Тени» не исчезают в полдень.
Вокзал, на который я добрался автобусом, пробив компостером найденный в том же «дипломате» талончик, в принципе, и в «мое» время выглядел также, даже ларек «Союзпечати» стоял на месте. Позже, конечно, в нем будет кроме всякой полиграфической «желтой» ерунды еще и тысяча ненужных мелочей, но сейчас внутри строго были выложены все «положенные» во время Советского Союза периодические издания. С учетом необходимости определиться в каком периоде политическом, а также конкретно временном я нахожусь, я решительно направился к светочу периодической печати. Нащупав в кармане джинсов необходимую мелочь, подумав, прошу старушку-киоскера продать мне «Правду», ну и… Ага, точно вот это – газету Ленинградского комсомола «Смену». Взяв газеты, бреду с толпой уезжающих на платформу, на которой стоит уже электропоезд, каковые сохранились и до наших цифровых времен с незначительными изменениями по комфорту. Поглядев на свои часы, а это были достойные того времени электронные часы с набором восьми мелодий, я понимаю, что еду ко второй паре, поскольку они показывают восемь часов утра, а вторая пара соответственно начинается в одиннадцать. Это по временным затратам – электричка, метро и на Васильевском острове еще нужно или на «троллейбасе» или на «скотовозе» ( автобусе) пару остановок до здания юрфака проехать. Смотри-ка диалектические названия того времени не так просто вытравить из оперативной памяти. О-хо, деревянные скамейки вагона приводят меня в умиление, несмотря на мой сегодняшний костистый зад, на котором ехать будет не так комфортно, как на моем же заду будущего (если оно есть и будет, вздыхаю я про себя). Ладно, пока я здесь, буду следовать привычным и не совсем забытым правилам перемещения и поведения того времени.
