Настроение отряда приподнялось, но Кротов до сих пор ощущал спиной чьи-то внимательные взгляды, притом, что шёл замыкающим. Капитан всматривался в просветы между деревьев, пытаясь засечь невидимых наблюдателей. Вздрогнул, когда рядом закричала всполошенная чем-то птица.

– Не растягиваемся! Скоро будем дома! – гаркнул он и ускорил шаг.

На станции их встретили пустой перрон и уходящие к горизонту рельсы. Командиры растерянно переглянулись. Рядовые зашептались. Ребята устали, хотели есть и спать. Недовольный ропот быстро нарастал, переходя в нелицеприятные выкрики и требования объяснений. Но что могли им ответить капитаны, сами пребывающие в неведении? Кротов хотел уже достать пистолет и выстрелить в воздух для острастки разошедшихся солдат, как вдалеке раздался шум приближающегося поезда. Рядовые разом притихли, надеясь, что командиры не упомянут в отчёте об их маленьком бунте.

Вскоре поезд подъехал к перрону и остановился. Железнодорожный состав оказался коротким – локомотив и три вагона. Почти синхронно открылись двери первых двух вагонов, и из них выпрыгнуло три десятка человек в странной военной форме без знаков отличия. На лицах противогазы, в руках воронёные ППШ. Некоторые из них с трудом удерживали на поводках злобно скалящихся чёрных овчарок. Автоматчики мигом обступили опешивших солдат и без объяснений начали грубо подталкивать их к последнему вагону.

«Кто это? Немцы? В тылу?» – оторопел Кротов. – «Нет, вроде свои».

– Товарищи, объясните, что здесь происходит? – попросил он, пытаясь рассмотреть выражения глаз за мутными линзами очков противогазов, и тут же получил болезненный тычок стволом автомата под рёбра. Кто-то сдёрнул с него кобуру. Залаяли собаки.

Капитан Фролов, раньше других сообразил, что никакой недели отпуска им не светит, и вообще больше ничего не светит.

– Вот ведь твари! – с болью и обидой крикнул он, резко оттолкнув вцепившегося в его плечо автоматчика.

Вырвавшись из окружения, он спрыгнул с перрона и побежал в сторону леса. Радостно зарычав, чёрным ураганом сорвался с поводка одержимый жаждой крови матёрый пёс – мохнатая машина смерти. Хлопки выстрелов спугнули с ближайших деревьев ещё не проснувшихся ворон, которые недовольно каркая, чёрной волной взметнулись в небо. Филатов продолжал бежать. Раздался ещё один выстрел, но уже со стороны леса. Кротов видел фейерверки алых брызг, разлетающихся ярким бисером от худощавой груди бедолаги. Споткнувшись, капитан упал лицом в грязь и замер. Подоспевшая овчарка трепала уже бездыханное тело. На какой-то миг всё замерло. Поднялись стволы автоматов, нацелившись на остолбеневших солдат.

Застращанные рядовые не стали следовать печальному примеру своего сослуживца и молча, полезли в вагон. Двое с противогазами спустились с перрона к трупу.

Кротов последним забрался в тёмное нутро железного червя. Окна в вагоне были закрашены толстым слоем краски. Лавок не было, и поникшим солдатам пришлось располагаться прямо на полу. Перед тем, как дверь закрылась, в вагон закинули прошитое пулями тело Фролова. Ребята, стоявшие ближе к выходу, шарахнулись в сторону подальше от окровавленного трупа со страшной рваной раной на шее, оставленной натренированным на убийство псом. Кто-то сдавленно всхлипнул. Погас последний лучик надежды, и пассажиров вагона номер три поглотила тьма.

Через минуту поезд тронулся.

ГЛАВА 1

2018 год

1

Город. Он ненавидел город. Прожив в мегаполисе всю сознательную жизнь, лишь на тридцать втором году он понял, как сильно устал от суеты, шума, очередей и вечной спешки. Тысячи напряжённых лиц ежедневно мелькают у него перед глазами. Суматошные прохожие опаздывают на работу, торопятся к детям, жёнам, любовникам и любовницам, просто слоняются по улицам, переносят своё тело из пункта «А» в пункт «Б». У всех неотложные, важные дела, но при этом никому ни до кого нет дела.

Привыкшим дышать миазмами разложения людям некогда остановиться, поднять глаза от серого асфальта и понять, что город давно мёртв. Они закупорили его железно-каменные артерии бляшками пробок, задушили эгоистичными желаниями. Но даже мёртвый, именно он – город – стирает из памяти чистые детские мечты, развращает души, завлекает их в липкие сети неоновой рекламой, дорогими ресторанами, брендовыми магазинами.

В его недрах зародились вечные болезни человечества – хронический дефицит времени и бессознательная жажда власти. Шагая по головам, каждый стремится заработать монет на личное счастье, не сознавая, что оно бесплатно и не имеет логотипа. За него надо бороться, но люди чаще выбирают не то поле боя, и, победив, рано или поздно понимают, что на самом деле проиграли.

Возомнив себя венцом творения, Homo sapiens превратился в паразита. Всякий пытается подмять под себя, как можно больше живого мяса, которое можно пользовать пока оно не сгниёт. Даже бомжи, доминирующие на дворовой помойке, имеют свою маргинальную челядь.

И все боятся. Боятся порицания. Парадокс. За глаза, осуждая на собственной кухне всех и каждого, кидая громкие заявления о своей исключительности и самодостаточности, люди захлёбываются желчью, обнаружив под своей фотографией в соцсетях негативный комментарий от абсолютно незнакомого им человека. Почему-то чужое мнение всё чаще становится важнее собственных мыслей и принципов.

Легко рассуждать на подобные темы, когда у тебя ничего нет, и ты понимаешь, что уже не будет. Всё что остаётся, с завистью смотреть на сверкающие машины и бриллиантовые колье над гладкой силиконовой грудью, а потом с пеной у рта доказывать, прежде всего, самому себе, что всё это тлен и суета. Но он был звездой, и только лишь свалившись с небосклона и окунувшись в грязь, бросил взгляд снизу и прозрел.

Он не страдает демофобией – когда-то толпа его боготворила – но старается избегать широкой публики, предпочитая при необходимости общаться тет-а-тет. Лишь оставшись с человеком наедине, понимаешь, насколько он интересен и уникален, находишь в нём ту самую «изюминку». Третий всегда будет лишним. Только при разговоре с глазу на глаз спадают маски с лиц, торопливо натянутые перед выходом в каменные джунгли, чтобы никто не смог без спроса заглянуть в душу. Тогда с удивлением узнаёшь, что абсолютно безразличен человеку, восхвалявшему твой талант перед знакомыми на последней вечеринке или, наоборот, вечно ехидничающий недруг вдруг искренне улыбнётся и угостит обедом.

Когда же люди сбиваются в стаю, растворяя свою индивидуальность в общем воспалённом сознании, они превращаются в бездумную исходящую гноем серую массу, тянущую свои крючковатые когти ко всем, чьи интересы противопоставляются интересам большинства. Точнее большинство думает, что это их интересы. История знает немало случаев (причём о многих из них умалчивает), когда по науськиванию какого-нибудь идиота толпа приобретала вид жестокого мясника, творящего страшные деяния. Лишнее отрезать, ненужное зачеркнуть.

Он был как раз одним из тех неудачников, кто попал под пресс общественного мнения. Последние полтора года в глазах людей он видел лишь отвращение, брезгливость и страх. Проходя мимо него, они старательно отводили взгляд, ускоряя шаг и задерживая дыхание. Он не заслуживал такого отношения. Хотя…

Раньше всё было по-другому. Всё было наоборот. Находясь на вершине успеха, он изредка бросал безразличные взгляды на обывателей, преклоняющихся перед его талантом. Он наслаждался, дышал полной грудью, получив деньги, не ломал себе голову, как на это протянуть ещё месяц. Потом его светлая и беззаботная жизнь пошла плесневыми пятнами. Он шагнул на чёрную полосу, но это оказалась не полоса, а глубокая яма с обрывистыми краями. В одно мгновение беспощадная судьба спихнула его с Олимпа. Оказавшись на загаженном дне, бывший король быстро принял образ мышления местного населения.

Но пришло время выбираться на поверхность из липких паров перегара и удушливого дыма дешёвых папирос. Поэтому сейчас – этим тёплым августовским вечером – он, побрившись и надев более-менее чистые шмотки, сидит на лавке в парке и листает газеты с объявлениями. Почему-то он счёл, что искать нужно по старинке – в газетах, а не ползая по десяткам однообразных сайтов в сети. Впрочем, свою роль здесь сыграло и то, что интернет ему уже давненько перекрыли за неуплату.