Не подавая виду, он задал несколько наводящих вопросов, типа - район жительства и с какой стороны имеется родинка на попе женщины. Получив исчерпывающие ответы, он заключил, что жена его - конченая потаскуха, шлюха, проститутка и так далее. Причем на все сто процентов! Вова быстренько распрощался с компанией, выскочил во двор гаража, завел рабочую машину и поехал убивать неверную жену.

  - Поэтому, мужики, - продолжал Вова,- прошу вас, упрячьте меня на пятнадцать суток. За это время, может, уляжется все в душе, а? Может, ее не убью и сам не сяду? А если сегодня попаду домой - ей не жить!

  Абакумов сказал:

  - Первый раз в жизни придется несправедливо засадить человека. Ладно. Придумаем что-нибудь.

  Он пристроил Вову в патрульку, Яреев сел за руль автокрана и они дружно тронулись на экспертизу.

  У врачей в коридоре уже была очередь, которая состояла из восьми водителей, желавших переквалифицироваться в пешеходов. Батон с Вовой деликатно встали в хвост и принялись негромко разговаривать.

  - Ну не могу я тебя в райотдел сдать, - говорил Абакумов, - ты же ничего страшного не сделал.

  - Я подпишусь, что ругался матом в общественном месте.

  - Ну, выпишет тебе судья штраф. Подумаешь - нарушение. Сейчас даже дети на этом языке разговаривают.

  - Давай, я обмочу крыльцо экспертизы или ментуры.

  - Фигня это все, - рассуждал Батон. - Даже если ты мне на голову испражнишься, ничего тебе за это не будет. Судья потребует результат экспертизы, что это именно твоя моча, а не какого-нибудь Шарика. А даже если и будет проведена экспертиза, в суде скажут, что я - сексуальный извращенец и мне это нравиться должно. Судьи спохватятся только тогда, когда на них самих мочиться начнут. Только уже поздно будет спохватываться.

  - Ну, давай, я тебе по башке во-о-н тем стулом дам? - предлагал Вова.

  - Ты дурак, что ли? Это уже совсем другая статья. Ты тогда несколько лет никого не то, что убить, увидеть из-за решетки не сможешь!

  - Ну, придумай что-нибудь, а? - молил крановщик.

  В это время в самом начале очереди один из оформляемых за "газ" принялся хамить. Абакумов с Вовой решили послушать, что происходит. Оказалось - упитанный детина в респектабельном костюме и дорогих солнцезащитных очках (это зимней-то ночью) громко возмущался, что его ущемляют в гражданских правах. Он, играя на публику, вещал на весь коридор:

  - Вы растоптали мои честь и достоинство! Вы незаконно задерживаете меня! Я ничего не нарушал! Я требую адвоката!

  У инспектора, доставившего языкатого умника, лицо было злым и кислым. Он тупо смотрел в стенку перед собой, игнорируя пафосные реплики. Видимо, гражданин этот уже успел ему надоесть хуже горькой редьки.

  А детина не унимался:

  - Не трогайте меня руками! Зачем вы меня бьете? Ай-ай-ай! Я на вас в суд подам!

  - Так его же никто не трогает? - удивился Вова.

  - А он, наверное, на диктофон пишет, - догадался Батон. - Если инспектор, не дай бог, что-нибудь скажет не протокольное, есть шанс отмазаться.

  Следующий очередник (парень лет двадцати) сказал:

  - Слышь, мужик, да прекрати ты скулить, ради бога. Без тебя тошно. Будь человеком, не устраивай концерты. Нарушил - ответь спокойно!

  Детина тут же взвился:

  - Ага! Инспектор! Обратите внимание! На меня оказывают давление! Я требую оградить меня от всяких хулиганов!

  Парень покрутил пальцем у виска и отвернулся.

  - Вы видели, инспектор? - не унимался правдоискатель. - Меня оскорбили неприличным жестом! Дайте мне бумагу, я буду писать заявление!

  Инспектор поднял глаза к потолку и стал похож на молящегося мученика в последнюю минуту перед неотвратимо надвигающейся казнью.

  - Это что за гусь? - с неприязнью в голосе спросил Вова.

  Глаза Батона странно блеснули, и он ответил:

  - Да это директор одного из детских домов. Он растлевал детишек и потом их насиловал в извращенной форме. Наконец-то его задержали. А перед тем как закрыть, положено освидетельствовать.

  - И эта мразь еще права качает?! - взревел Вова и понесся по коридору в сторону очкарика.

  Очередь как-то сама собой раздвинулась, и крановщик с разгона врезался головой в живот правдоискателю. Оба рухнули на пол, и на глазах у изумленных свидетелей камазист, лежа сверху, стал душить детину-растлителя. Откуда-то сзади долетел испуганный крик Батона:

  - Держите Вову, а то он его убьет!

  Инспектор с кислым лицом очнулся и принялся заботливо и нежно стягивать Вову с жертвы красноречия. Парень, выдавший ранее замечание, сделал вид, будто усиленно помогает инспектору. Всем сразу стало заметно, что оба спасателя, откровенно говоря, попросту филонят, так как детина начал хрипеть и лицо у него неестественно посинело. Но никто, почему-то, на помощь не спешил. Неизвестно, чем бы вся эта вакханалия завершилась, если бы не Батон. Он возник рядом с трудящимся в поте лица Вовой и врезал тому стулом по голове. Крановщик обмяк и умиротворенно откинулся на пол.

  Батон помог инспектору поднять правдоискателя на ноги, нырнул во врачебный кабинет и принес стакан воды. Детина жадно выпил и принялся отряхиваться. Инспектор (с уже не злым, а светлым и добрым лицом) поднял с пола растоптанные очки без стекол и торжественно водрузил их на нос потерпевшему. Тот, находясь в прострации, поблагодарил заботливого милиционера, перешагнул через пребывающего в нирване Вову, и зашел в освободившееся к этому времени помещение. Инспектор с добрым лицом сердечно поблагодарил Батона за оказанную помощь и проследовал за вежливым правдоискателем.