Сененмут шел за верховным жрецом, ничего не видя вокруг. После неприятного разговора с учителем горько было на сердце. Сененмут старался подавить в себе это чувство и принять равнодушный вид. Только что он прошел еще через одно унижение – он уже плачет как женщина. Хорошо, что это случилось перед старым другом, он уверен, что тот никому не расскажет об этом.

А Аменхотеп смотрел на Сененмута с жалостью. Что время и переживания творят с человеком? Из здорового красавца Сененмут превратился в сморщенную мумию. Он вел его по длинному коридору храма к потайной двери. Здесь он надежно спрячет его от Миноса и его слуги. Здесь они его не достанут. И если это правда – то, о чем рассказала ему Халли, – то он сможет вернуть Сененмута к жизни. Но рассказать напрямую обо всем Сененмуту он не может: во-первых, дал слово Халли, а во-вторых, Сененмута эта новость просто убьет, сейчас он очень ослаб.

Внезапно перед ними возник слуга, он низко поклонился им и молча передал Аменхотепу свиток. Тот пробежал по нему глазами, и его лицо озарилось радостью. Он подумал: «Амон не оставил нас. Какая радость! Теперь тебе нет смысла умирать, но спрятать тебя все-таки придется». Но вслух он ничего не сказал. Молчал и Сененмут, его вообще больше ничего не интересовало.

«Куда он ведет меня? – вяло думал он, – разве это что-то изменит? Решение принято, и я не отступлюсь, уже пожил, намучился, хватит. Куда ведет его старый истукан?» Вон идет рядом с ним и радуется. Он и без него знает о своем грехе. Лучше бы на него накинулась черная болезнь, которая часто пожирает людей Кемета, и увела бы его на поля Иалу. Но нет, блаженных полей ему не достигнуть! Разве сможет он на суде Осириса отречься от своих черных помыслов? «Да, я хочу смерти. Пусть это самый великий грех перед Амоном! Но мое время пришло, глупый жрец!»

Между тем, они подошли к потайной дверце. Вернее, дверцы и не было. Аменхотеп подвел его к статуе воина, нажал на потайной рычажок, и стена открылась, они нырнули в узкий проем. И тотчас же проем у них за спиной закрылся. Они очутились в кромешной тьме. Но Аменхотеп хорошо знал дорогу. Пройдя метров десять, они наткнулись на вторую дверь. Странное ощущение охватило Сененмута – холодок в груди и легкое покалывание, непонятный страх змейкой проникал в его сердце. Аменхотеп открыл дверь. Как он ее открыл, для Сененмута осталось загадкой. Они очутились в небольшом помещении. В полу был устроен каменный бассейн, до верху наполненный водой. Жрец и Сененмут совершили омовение.

– Сейчас мы войдем в святилище, поэтому необходимо обмыть наши тела от земного праха и нечистых желаний.

Только сейчас Сененмут заметил еще одну дверь. Неужели он, Сененмут, простой смертный, попадет в сердце храма Амона? Только единицы удостаивались такой высокой чести.

Шепча молитвы, верховный жрец сломал печать на двери святилища и переступил его порог. Взволнованный, с бьющимся сердцем, шагнул вперед и Сененмут. Но это еще не было святилищем, эта комната была только преддверием его. Аменхотеп опустился на колени и нажал на какой-то невидимый глазу выступ на каменной плите пола. Плита отодвинулась, и их взору предстала обширная зала, заставленная искусно выполненными статуями богов. В самом центре зала Сененмут увидел статую бога Амона-Ра – владыки богов. По правую руку от него восседала его супруга Мут, а по левую – их сын Хонсу.

– Смотри, Сененмут, – тихо сказал Аменхотеп, – видишь эту прекрасную фиванскую триаду? Я вывез ее из Фивы, великий фараон подарил мне ее. Время всегда летит, как птица, гонимая ветром, и удержать его даже великим богам не под силу. День сменяется ночью, так было всегда. Каждый человек стремится остановить время, но старость, этот отвратительный слуга вечности, приходит неумолимо к каждому из нас. И даже боги подвержены течению времени, они рождаются и умирают, когда люди перестают их помнить. Я собирал этих богов по всей нашей земле, чтобы потомки как можно дольше помнили их. Мне хочется продлить им жизнь.

Сененмут почти не слышал слов учителя. Он уставился на сына Амона и Мут – Хонсу. Он считался богом луны, прогоняющим злые силы. Его всегда изображали как мальчика, сейчас он насмешливо смотрел на Сененмута, вызывая в нем смешанные чувства.

– Сейчас мой сын был бы таким же, – подумал Сененмут.

Аменхотеп почувствовал, что Сененмут не слушает его. Он увидел, что тот с горечью смотрит на мальчика.

– Сененмут, – воскликнул Аменхотеп, – тот от неожиданности даже вздрогнул, – ты не умрешь, у тебя будет наследник!

Сененмут с трудом оторвал взгляд от статуи мальчика и с горечью произнес:

– Это очень жестоко, Аменхотеп, а ведь я считал тебя самым близким моим другом!

– Присядь, Сененмут, я знаю, что радость тоже может убивать, а я этого не хочу. Ты слишком слаб, поэтому я так тщательно готовлю тебя к ней.

– Радость? Я уже забыл, что это такое, – ответил с горечью Сененмут.

Но Аменхотеп сделал вид, что не заметил слов друга, он вдруг спросил:

– А ты случайно не помнишь, когда Минос появился в Кемете?

– Я отлично помню, когда это было. Я встретил его возле храма Бэсу. Он помог мне вынести из храма мою любимую жену, которая умерла от моей руки.

– Не от твоей, Сененмут, она умерла от укуса змеи, – нетерпеливо перебил его Аменхотеп.

– Ну хорошо, какая разница! Минос был рядом, он принял драгоценное тело и позвал моих слуг. За эту услугу, в тот же день, ты подарил ему часть земель Кемета.

– Да, Сененмут, и с этого периода в Кемет пришли беды: заболел наш фараон Тутмос II, и это при том, что наследник еще не родился. Слава Амону, сейчас его жена беременна. Но родится ли мальчик? А если нет? Кто будет править страной, когда фараон умрет?

«Господи, – подумал Сененмут, – какое мне дело до страны? Меня уже не будет. А этот счастливчик фараон все-таки сумел обрюхатить Иси, эту глупую дурочку, свою вторую женушку. Первая жена принесла ему дочку. Счастливый дурак! Вот если бы у него вообще не было потомства, как у меня! Ведь Бенну не в счет», – при мысли о дочке его сердце болезненно сжалось. «Она так же страдает, как и я. Она должна страдать за мой грех. А ей еще хуже. Что с ней будет дальше?» Думать об этом ему было страшно.

– О чем ты думаешь, Сененмут?

Сененмут никогда не обманывал Аменхотепа, поэтому произнес:

– Я думаю о Бенну. Несчастная девочка! Все время плачет и пытается скрыть это от слуг.

– Вот о ней я и хочу поговорить. Она все еще любит своего мужа?

– А разве может быть по-другому? Для нее муж – это почти что божество. Ты знаешь, как я воспитывал ее.

– Знаю, но знаю и другое. Твой зять нарушает все наши законы. Самое ужасное, что Хатшепсут – первая жена фараона – путается с Миносом. Он портит чужих жен, хотя его гарем самый многочисленный в Кемете.

С болью в голосе, Сененмут прошептал:

– Бедная моя девочка, она очень страдает от этого!

– Ты о Бенну?

– Конечно, она все время одна. Ее супруг даже не навещает ее.

– Ладно, Сененмут, я вижу, что твои мысли направлены только на страдание. Ты почти умер, но я все-таки хочу вернуть тебя к жизни. У меня для тебя хорошая новость.

Он пытливо посмотрел на Сененмута и произнес:

– Только обещай мне встретить эту новость спокойно, я не хочу потерять тебя.

– Слушай, Аменхотеп, ты уже замучил меня своими намеками, говори, что ты хочешь сообщить мне?!

– Хорошо, Сененмут, на вот, почитай это.

Он протянул другу свиток. Тот взял его, медленно развернул и начал читать. И вдруг отхлынуло все, что он испытывал до сих пор, великий покой хлынул широким потоком в его сердце, словно вечность раскрыла перед ним свои объятия, словно отлетела жизнь со всеми ее горестями, и раскинулись перед глазами блаженные поля Иалу, словно он перестал быть собой. Его руки задрожали, из глаз закапали слезы, но это не были слезы боли, это были слезы его радости. С трудом он оторвал взгляд от этого чудесного письма и со всех ног бросился к подножию статуи Амона.