Итан был так занят на своей работе, что мы едва видели друг друга, и большинство наших разговоров сводились к текстовым сообщениям. Я знаю, что он беспокоился обо мне и старался уделять мне как можно больше внимания, но свободного времени катастрофически не хватало. Я понимала, под каким давлением он находился, да и мне, в любом случае, требовалось время, чтобы свыкнуться со всем, что произошло за последние недели. Он приходил домой очень поздно, и стоило ему переступить порог, он чаще всего хотел лишь двух вещей: заняться любовью и держать меня на расстоянии вытянутой руки во время сна. Потребность Итана в физической близости была по-прежнему сильна, как никогда. Я нисколечко не возражала. Думаю, мне требовалось это не меньше, чем ему. Мы оба волновались друг о друге.

Я быстро настрочила сообщение Элейн о фотографиях с цветочными композициями, которые она разместила, и пошутила, что на Facebook мы общаемся друг с другом больше, чем при встрече. Действительно глупо, особенно, если учесть, что она жила в том же здании, что и я. К тому же Элейн и Нил были по уши завалены работой в Блэкстоун Секьюрити Интернэшнл, как Итан. Никто не располагал достаточным количеством свободного времени.

Я вышла из группы и проверила свой главный профиль, чтобы посмотреть оставленные для меня новые сообщения. Было несколько уведомлений о пожертвованиях из Фонда Колледжа Меритус в Сан-Франциско, которому в течение многих лет мой отец оказывал поддержку. Это была нужная благотворительность, взявшая на себя обязательство оказывать помощь малообеспеченным, но целеустремленным детям, стремящимся получить высшее образование. Я знала, что он бы одобрил это, поэтому объявила, что вместо цветов средства могут быть направлены на пожертвования непосредственно в Меритус. Фонд любезно присылал мне уведомления всякий раз, когда кто-нибудь оставлял подношение на имя моего отца. Пол Лэнгли оставил подарок, как и персонал Галереи Ротвейла, и отец Габи, Роб Харгрив. Их внимание глубоко тронуло меня, и в своих ответных благодарственных посланиях я так им и написала.

Я опубликовала милую фотографию в своем профиле, где мой отец держал меня, когда я была ребенком. Я как раз сканировала снимки из фотоальбомов, которые забрала из его дома и привезла с собой. Конкретно на этой фотографии мы оба были одеты во что-то наподобие пижам, так что, скорее всего, это был утренний снимок. Папа усадил меня перед собой на стол, лицом к камере, и мы оба широко улыбались. Интересно, кто нас снимал? Моя мама? Папа был так молод на этом фото... и выглядел таким счастливым. По крайней мере, у меня были эти драгоценные воспоминания, которые я могла хранить в своем сердце.

Мне стало грустно, когда я поняла, что у моего малыша не будет фотографии с дедом. Теперь уже не будет... Грудь пронзила знакомая боль, и мне на мгновение пришлось закрыть глаза и просто подышать.

Боль становится невыносимой, когда вы напоминаете себе, что никогда не увидите их, не обнимите, не посмеетесь вместе с ними, никогда с ними больше не поговорите...

Ужас.

Зато у Джонатана будет фотография с внуком. Да, будет. Я знала, что отец Итана примет активное участие в жизни внука. Меня радовала мысль о том, что Джонатан и Мари станут нашими нянями и всегда присмотрят за малышом. Моя тетя станет «бабулей» моему ребенку, поскольку моя родная мать не проявляла никакого интереса. Уф. Смени тему, пожалуйста.

Характерный звуковой всплеск оповестил о новом сообщении и открылось диалоговое окошко.

Карл Уэстмен: Привет. Я только что вошел в систему и увидел, что ты в сети. Я приехал в Лондон на Игры, надеюсь, мы сможем пересечься, пока я в городе. На самом деле, я приземлился вчера утром. Все еще восстанавливаюсь после смены часовых поясов. :/ Как ты?

Карл... Он нашел меня на Facebook вскоре после похорон, и с тех пор мы иногда перебрасывались парой слов. Я вспомнила, как он говорил, что компания посылала его на Игры, и Джесс тоже напомнила мне об этом. Она была очень расстроена, что не смогла поехать с ним, ведь она была ярым любителем спорта. Олимпиада была для нее куда более значима, чем для меня. И все же, проведение ХХХ Олимпийских игр в вашем городе — захватывающее событие, независимо от того, как вы к ним относитесь.

Брианна Беннет: Лучше... спасибо. Где ты остановился в Лондоне?

Карл Уэстмен: В «Челси», конечно! Пока я здесь, я не упущу возможность соприкоснуться с историей и побывать там же, где и Джими.

Брианна Беннет: Ха! Я помню. Это забавно, потому что отец Итана заберет меня чуть позже на обед. Он раньше работал таксистом и знает в Лондоне каждый закоулок и историю подобных мест. Ты можешь встретиться с нами, если хочешь, и получить краткий урок истории??

Карл Уэстмен: Было бы здорово. Спасибо! Напиши мне название ресторана, когда вы туда доберетесь, и я найду вас, ребята.

Я вышла из Facebook и направилась в душ. У меня была назначена встреча за обедом с моим свекром, а затем фотосессия. Сегодня некогда предаваться лени.

♥

— Итак, сегодня на дежурство Итан подрядил вас, да? — спросила я Джонатана, в перерывах между разговором уплетая по-настоящему вкусный салат с курицей. Мне бы не забыть вяленую вишню и укроп в следующий раз, когда буду его готовить. Мой аппетит немного улучшился, но я не знала, вызвано ли это моей беременностью или тем, что я смирилась со смертью моего отца. В любом случае, теперь я могла смотреть на еду без желания отвернуться и блевануть.

— Мне ничего об этом не известно, моя дорогая, я просто хотел пригласить на обед свою будущую невестку, вот и все, — сказал он, пожав плечами, с блеском в карих глазах. — Итан сказал мне, что Лена сегодня не будет.

— Ха! Так я и думала, — со смехом произнесла я. — Мне уже знакома его тактика, Джонатан. Итан не отпустил бы так легко своего охранника, тем более без веской на то причины. — Я пригубила сок. — Мне известно, что он чересчур меня опекает и делает это потому, что любит меня.

— Как же хорошо ты его знаешь. На самом деле, я бы сказал, что ты превратила моего сына в человека, которым, я надеялся, он когда-нибудь станет, но боялся, что никогда этого не дождусь. — Джонатан улыбнулся мне с искренней добротой и без всякого осуждения.

— Из-за войны? — спросила я. — Знаю, что в армии с ним случилось что-то очень плохое, но не знаю, что именно. Он не может поделиться этим со мной... пока.

Джонатан нежно похлопал меня по руке.

— Ну, значит, мы с тобой в равном положении. Мне тоже неизвестно, что они сделали с моим сыном. Только знаю, что он вернулся домой с затравленным, тяжёлым взглядом, которого раньше не было. Но я знаю, что сейчас, когда он нашёл тебя, он больше похож на Итана, которого я знал, когда он был моложе. Ты освободила его, Брианна. Я вижу, как он смотрит на тебя и как вы счастливы друг с другом. — Он глотнул пива. — Короче говоря, ты сделала старика очень счастливым, сняла груз с его души.

— Я чувствую то же самое к нему, во многих отношениях. Итан спас меня от самой себя.

Джонатан внимательно выслушал меня и указал на мой живот.

— Ты поймёшь, что никогда не перестанешь беспокоиться о своих детях, независимо от их возраста.

— Я слышала это много раз, — тяжело вздохнула я. — Сейчас я беспокоюсь... о нем или о ней. — Я прикоснулась к своему животу. — Если со мной что-то случится... тогда... я уже не смогу испытать это на себе.

— С тобой ничего не случится, моя дорогая. Итан не допустит этого и я тоже. Следующие несколько недель ты будешь очень занята, а твой график заполнят планы и мероприятия, но скоро все уляжется, и вы вдвоём будете строить семейную жизнь, а я ожидать рождения моего четвертого внука.

Он улыбнулся мне, и я от всей души ответила ему тем же, начиная проявлять к отцу Итана безграничное уважение. Он стал бы любящим дедушкой для нашего ребёнка, и мне было приятно от осознания того, что он переживает за нашу маленькую семью. Для кого-то это покажется незначительным, но для меня это многое значило. Джонатан дал мне то, что не могла дать и не даст родная мать — простое благословение с пожеланием достатка и счастья нашей зарождающейся семье.