Я осмотрела свою тюрьму с красивыми стенами и именно тогда заметила ее. Дверь. Не думаю, что они ею пользовались, но это не значит, что ее нельзя открыть. Я не думала, я просто сделал то, что хотела сделать, как только Зара выложила мне все как на духу.

Я убежала.

Такое чувство, что прошло от силы несколько минут, но оказывается, я приблизилась к скалистому берегу, вдоль которого мы пробегали вместе этим утром, и поняла, что потратила на это немало времени. Чем дальше я убегала, тем больше чувствовала себя виноватой, что ушла, не сказав ни слова. Итану будет очень больно. Больно? Он будет чертовски зол! Мне мало не покажется. Я задумалась, знал ли он уже, что я сбежала. Я закрыла глаза при мысли о том, как он обнаружит мое исчезновение и поняла, что мне нужно с ним связаться. Я вспомнила, что он сказал мне давным-давно, когда попросил меня выбрать для себя безопасное слово. Итан сказал, что это слово на тот случай, когда мне понадобиться некоторое пространство и что он с уважением отнесется к моему решению. В прошлый раз он сдержал свое обещание, когда я применила это слово к нему.

Итан был честен со мной. Я верила, что он сдержит свое слово, поэтому послала ему сообщение, отключила звук на телефоне и снова побежала. Не знаю, чего я надеялась добиться, но физическая нагрузка помогла мне. Адреналин нужно было как-то сжечь, а с этим я, по крайней мере, могла справиться.

Я остановилась в конце пирса, прямо у кафе «Морская птица», где мы ели несколько часов назад. Как быстро все может измениться за один день.

Итан произнес: «Помни, что я тебе сказал, Брианна». Он повторил эту фразу несколько раз. Он хотел, чтобы я знала, что он любил меня. В этом был весь Итан, всегда успокаивающий меня, когда я теряла здравый смысл. Но это… Просто слишком много всего нужно было обдумать, и я не хотела с этим разбираться. Я не хотела смотреть правде в глаза… но я знала, что должна. Бегая, как дура по приморской деревушке, я ничем себе не помогу.

Возьми себя в руки, Беннет.

Это придало мне сил, я толкнула дверь кафе и зашла внутрь. Я подошла к первой попавшейся мне на глаза сотруднице и сказала ей, что завтракала здесь этим утром и, по всей видимости, оставила свои солнцезащитные очки в туалете. Она приглашающим жестом махнула мне рукой, и я прошла в туалет.

Я вытащила тест-палочку из кармана и сделала дело, злясь на себя за то, что сделала это в общественном туалете, а не в доме, с Итаном, ожидающим меня. Поддерживающим меня. Его последние слова — весьма настойчивое «Не забудь». Его способ заверения, что он меня не бросит. Я такая идиотка.

Я пыталась удержаться от рыданий, которые так отчаянно хотела выплеснуть наружу, и даже не посмотрела на индикатор. Я надела на тест-палочку колпачок и просто запихнула его обратно в карман джинсов, вымыла руки и вышла из кафе. Я никогда не чувствовала себя такой необычайно слабой, жалкой и потерянной. Нет, вообще-то чувствовала. Семь лет назад было гораздо хуже.

Послеполуденное солнце уже не так согревало, да и ветер поднялся, но я не замерзла. Нет. Я вспотела, пока возвращалась обратно тем же путем, которым меня вел этим утром Итан. Я знала, куда хотела пойти. Я бы могла посидеть там и подумать какое-то время… а потом… Что потом? Что я буду делать потом?

Лесная тропинка была не так ярко освещена, как этим утром, и определенно лишилась небольшой доли сказочности, но я спешила к своей цели и едва обратила на это внимание. Замок на металлических воротах открылся также как и раньше, и громко лязгнул позади меня, как только я сделала пару шагов. Я побежала по длинной гравийной аллее, поднимая вверх мелкие камешки, когда отталкивалась ногами от гравия. Я торопилась, мне необходимо было увидеть ее снова. Я вздохнула с облегчением, когда в поле моего зрения возникла статуя ангельской сирены. Да. Она по-прежнему была там. Я отчитала себя за мысли о том, что могло быть иначе. Она была настоящей, а не плодом моего воображения. Ты рехнулась.

Я сидела прямо у подножия статуи и чувствовала, как бешенно колотится мое сердце. Оно билось так сильно, что я уверена кожа над ним дергалась с каждым ударом. Я не была одета для бега, но, по крайней мере, у меня была подходящая обувь.

Я сидела там долгое, долгое время.

Море выглядело темнее, насыщенного синего цвета по сравнению с тем, каким оно было этим утром. Ветер стал более порывистым с намеком на дождь, о чем можно было догадаться по легкому бризу. Запах был мне приятен; смесь земли, воды и свежего морского воздуха. Запах жизни.

Жизнь.

Неужели во мне зарождалась маленькая жизнь? Похоже, все так думали. Мысль о том, что они втроем обсуждали меня как какую-то лабораторную крысу, все еще застилала мне взор красной пеленой. Снова секреты. Итан знал, что я на дух не переносила тайны. Я просто не выношу их и сомневаюсь, что когда-нибудь смогу вынести. Когда я последней узнавала о чем-то, даже если это был пустяк, меня переносило в прошлое, к тому моменту, когда я впервые увидела видео, где меня… трахали на том бильярдном столе, словно я была мусором. Бесполезным. Гадким. Омерзительным. Мусором.

Это мое мучение. Крест, который я несу. Надеюсь, наступит день, когда я смогу захлопнуть крышку на этом ящике Пандоры и никогда больше не открою его, но до этого еще далеко. С тех пор как я встретила Итана, крышку снимали несколько раз.

Впрочем, это не его вина. Я все прекрасно понимаю. Это моя вина. Я сделала выбор, как делает каждый из нас. Я должна с этим выбором жить. На самом деле избитая фраза «что посеешь, то и пожнешь» абсолютна верна.

Я все еще была не готова взглянуть на тест. Я просто была не готова. Думаю, это служило доказательством моей слабости, но я не утверждаю, что в голове царила полная безмятежность. Это работа доктора Розуэлл, и за последние несколько лет я обеспечила бедную женщину немалым количеством пищи для размышлений. У нее будет прекрасная возможность посмаковать эти новости. Мне понадобиться третья работа, чтобы заплатить за дополнительную терапию.

Итак, вернемся к тому, что может подтвердиться. Беременность. Младенец. Ребенок. Малыш Итана. Мы — родители… Я нисколечко не сомневалась, что, когда Итан предложил нам пожениться, у него и в мыслях не было стать отцом. Хотя из него вышел бы замечательный отец. Я видела его с Зарой и мальчиками. Он был таким милым с ними. Игривый, но в пределах разумного. Он будет таким же отцом, как и мой. Лучшим. Если это то, чего он хотел. Я была в ужасе, потому что не знала ответа на этот вопрос.

Представив Итана в роли папы, я сломалась. На глаза тут же навернулись слезы, и я не могла их сдерживать ни секундой больше.

Я плакала, сидя на газоне прекрасного каменного поместья, воздвигнутого на побережье Сомерсет, у подножия ангельской сирены, обращенной к морю. Я плакала, пока у меня не осталось больше слез, и не пришла пора перейти к следующей фазе в этом процессе. Я уже прошла стадию отрицания и гнева. Что дальше? Ведение переговоров? Итан бы нашел, что сказать в этом случае. Я снова почувствовала себя виноватой за то, что оставила его в доме. Он меня возненавидит…

Как ни странно, приступ непрекращающегося плача помог, потому что я почувствовала себя немного лучше. Правда, мне ужасно хотелось пить.

Я нуждалась в воде и полагала, что всему виной обезвоживание. Вся эта тошнота и беготня тебя добьет. Я осмотрелась вокруг в поисках водопроводного крана и заметила один. Я подошла и повернула вентиль, позволив воде немного стечь, после чего сложила руки чашечкой и поднесла воду ко рту. Она была такой приятной на вкус, что я пила горстку за горсткой, пока не утолила жажду. Вдобавок я привела в порядок лицо, стараясь смыть все слезы, сопли и полное безобразие, которые были на нем в настоящий момент.

Я вернулась к своему месту у подножия ангельской сирены и вновь какое-то время наблюдала за морем. Мое мокрое лицо ощущало на себе прохладу морского бриза, пока не высохло на ветру.