Говорил он, что женат на любимой женщине двадцать лет, имеет трех очаровательных дочурок, а вот сына, наследника и продолжателя рода, нет. И если бы не я, то не только осиротели бы дочки, но и род их угас.
Затем он снял с себя нечто похожее на монетку на серебряной цепочке, и надел мне на шею.
— Это серебряная иконка, ей двести пятьдесят лет, — пояснил он и продолжил: — С одной стороны изображен Отец Небесный, а с другой — Божья Матерь. Это фамильная реликвия, передаваемая по наследству от отца к сыну. Но теперь я хочу, чтобы эта иконка принадлежала тебе…
— Но я же не ваш сын, — попытался возразить я.
— Да, ты не сын мне, но ты спас меня от смерти, то есть дал мне вторую жизнь, не так ли? А кто дает жизнь человеку? Отец и мать! И ты как отец мне теперь, не так ли?! Это ли не родство? — рассудительно пояснил он.
— Хорошо, принимаю ваш дар, обещаю сохранить его и передать своему сыну! — торжественно произнес я.
— Скажи, Виктор, может быть, ты что-нибудь хочешь в Италии?
И вдруг я, словно подталкиваемый кем-то изнутри, выпалил свое желание: то ли мне хотелось, чтобы оно было невыполнимым, то ли действительно в тот момент оно ко мне пришло:
— Мне очень хотелось бы Папу Римского повидать!
— И только-то? — В голосе больного послышалось разочарование, а мне показалось, что и усмешка.
— Что, трудновато?
— Да нет… — Он пожал плечами, — Завтра с утра, если не возражаешь, тебя отвезут в Ватикан, и там ты повидаешь Папу…
Он проговорил это с такой простотой, словно речь шла о его ближайшем соседе.
Однако спасенный мной аристократ не обманул: на следующий день меня отвезли в Ватикан и провели в собор святого Петра, где Папа читал проповедь перед огромной толпой прихожан.
Мы вошли в боковую дверь, и до кафедры, с которой читал папа, было метров сорок: во всяком случае, так мне тогда показалось.
Обратив на нас внимание, Папа запнулся на полуслове и торжественно произнес по-русски:
— Подойди ко мне, сын мой!
Почему-то я поверил, что Папа обращается именно ко мне. Я медленно двинулся вперед, словно зачарованный. На мне была белая безрукавка, на которой красовалась подаренная иконка.
Остановившись метрах в двух от Папы, я склонил перед ним голову.
— Сын мой, никогда не освящал личные иконы, а твою освящаю! Подойди ближе! — показал он рукой, и я выполнил его приказ.
Папа прикоснулся левой рукой к иконе, правой перекрестил ее, чуть слышно шепча как бы про себя молитву. Потом перекрестил на этот раз меня и сказал:
— Ступай с миром, сын мой! Храни тебя Господь!..
До сих пор я не могу понять: почему Папа Римский сразу обратил внимание именно на меня? Единственным объяснением, которое может прояснить что-то: Папа тоже, несомненно, обладал каким-то даром, каким обладала и баба Ванга. Тогда я предположил, что и старинная икона, наверное, излучает какую-то энергию, которую смог почувствовать Папа…
Много лет спустя мое предположение об биоэнергии, излучаемой иконкой, подтвердилось научными приборами…
Наверное, баба Ванга говорила именно об этой иконе, веля сохранить ее…
Где-то в начале восьмидесятых годов в бане я познакомился с одним профессором. Размягченные крепким паром, приняв несколько кружек холодного пивка, мы с ним разговорились, разоткровенничались, и я узнал, что он один из директоров некоего закрытого научно-исследовательского института.
Мы настолько понравились друг другу, что на мою просьбу посетить его НИИ Павел ответил согласием, но попросил принести кое-какие документы: просто так к ним в институт не попадешь…
Павел нисколько не преувеличивал: полгода длилось оформление разового пропуска. Оформляли меня туда дольше, чем за границу. Как бы там ни было, но наконец я оказался в институте, в кабинете Павла.
— Через такие кордоны пришлось пройти, ужас! — с усмешкой заметил я.
— Что делать? — Павел с улыбкой пожал плечами. — У тебя как с нервами?
— Вроде не жалуюсь!
— Тогда пошли?
— Пошли…
Пройдя несколько коридоров и лестниц, мы оказались в небольшой лаборатории, где Павел подвел меня к прибору, похожему на обычный микроскоп.
— В создании этого прибора принимали участие трое моих друзей и коллег по управлению институтом, но проект был мой! — пояснил он.
Позднее я познакомился с соавторами Павла, двое из которых являлись и содиректорами, а третий состоял в должности главного инженера НИИ. Всем им было под сорок, и они защитили докторские диссертации. Но более всего меня поразило, что все четверо были абсолютно седыми. Почему? Думаю, все станет понятно…
— Этот прибор называется «Идея плода»! — продолжил объяснения Павел, потом взглянул на часы, — Ты смотри в него, а я минут на пять отлучусь… Ты готов?
— Как пионер: «Всегда готов!»
— Включаю! — Павел положил на предметный столик зеленую горошину, включил прибор и вышел.
Без особого интереса я уставился на горошину, не понимая, чем меня хочет удивить Павел. И вдруг у меня на голове в буквальном смысле слова зашевелились волосы: на моих глазах в странно-голубоватом свете прибора горошина неожиданно начала прорастать, кверху потянулся стебель, на нем появились ветви, на которых выросли наполненные горохом стручки. Я смотрел на это чудо и никак не мог поверить, что такое возможно.
Наконец вернулся Павел:
— Ну, как?
— Господи, это же невозможно в принципе! — с волнением воскликнул я.
— А ты проведи рукой, — указал Павел на стебель.
Я провел там рукой и ничего не ощутил: то есть я видел как бы голограмму развития горошины.
— Но почему я ничего не почувствовал?
— Потому что там ничего нет! — с улыбкой ответил Павел и выключил прибор: изображение исчезло, кроме горошины, которая продолжала спокойно лежать на предметном столике прибора.
— Этот прибор и называется «Идея плода» потому, что он может заранее предсказать развитие любого зародыша… — начал Павел.
— Даже человеческого? — перебил я.
— Прежде всего для этого мы и создавали наш прибор… Пойдем покажу для более точного восприятия…
Мы пошли в другой кабинет, где он мне показал видеосюжет, после которого я понял, почему его коллеги поседели в таком относительно молодом возрасте.
Вышло так, что через некоторое время после создания прибора жена одного из них забеременела. После двухнедельной задержки менструального цикла супруг решил исследовать ее на созданном ими приборе. В видеоматериале, который показал мне Павел, будущее развитие плода фиксировалось буквально по месяцам. И вдруг — скрутка пуповины!
Думаю, нет необходимости останавливаться на том, какие страшные последствия вытекают из подобной ситуации? Естественно, отец будущего ребенка перепугался и перевез жену в их институт. Ее положили в отдельную палату, за ней было круглосуточное наблюдение.
Пять месяцев — все нормально, семь месяцев — никаких отклонений, восемь месяцев — ничего! Они начали даже подумывать о том, что их прибор не всегда точно способен определить будущее плода.
И надо же такому случиться, что за неделю до родов медсестра, наблюдавшая за роженицей в ночное время, бессовестно заснула. А будущей матери неожиданно захотелось пить. Графин, стоящий рядом, оказался пустым, и она, не желая тревожить спящую медсестру, встала с кровати, взяла стакан и отправилась на кухню набрать воды.
А нянечка, делавшая вечернюю влажную уборку, оставила у дверей швабру. Не заметив в полумраке этот половой инструмент, роженица споткнулась о нее и рухнула в лестничный пролет, пролетев несколько ступенек. От произведенного ею шума проснулась медсестра и тут же устремилась на помощь. И, конечно же, был срочно вызван муж, который ее немедленно проверил на приборе «Идея плода»: скрутка пуповины!
Представляете: прибор не только определял пути развития плода, но и мог предвидеть неожиданные ситуации, не связанные с непосредственной жизнедеятельностью будущего человека!
В другом видеоматериале я увидел еще более уникальный случай. Ученые несколько месяцев уговаривали нашего Патриарха дать разрешение апробировать свой прибор в Елохов-ском соборе. Наконец разрешение было получено, с условием снимать только ночью, то есть в отсутствие прихожан: «дабы не вводить в их души смятения»…
