В этот момент кто-то крикнул:

— Полиция!

Противники моментально оставили меня в покое и разбежались в разные стороны так быстро, словно их унесло ураганом. Действительно, полиция явилась в полном составе: в городке было всего два полицейских. Позднее, тот, что постарше, сказал о нашей драке:

— Двадцать два года работаю в этом городе полицейским и ничего подобного не видывал!

Узнав, что в инциденте замешан парень из СССР, они тут же связались с военной комендатурой советского гарнизона в Ростоке и с криминальной полицией города Шверин. Из Шверина прибыли трое полицейских во главе с комиссаром, из нашего гарнизона — капитан: его должности не помню, его помощник и водитель. К их приезду троих моих противников задержали.

Проходя мимо меня, капитан тихо спросил:

— Что натворил?

— Обозвали «русской свиньей», и я не сдержался, дал по морде! — откровенно признался я.

— Молодец! — Он остался доволен ответом и даже подмигнул мне.

Пятеро немецких полицейских, трое наших из советского гарнизона и все участники инцидента собрались в просторном кабинете директора ресторана. Переводить попросили Хильтрауд.

Наш капитан произнес:

— Должен заявить, что ваши соотечественники не очень гостеприимно вели себя в отношении гражданина Советского Союза — Виктора Доценко!

Когда капитан официальным тоном произнес эти слова, а Хильтрауд дословно перевела, полицейские, поглядывающие до этого насмешливо и чуть снисходительно, заерзали на своих стульях: им явно не улыбалось превращение обычной драки в международный конфликт. Комиссар первым учуял опасность и взял инициативу в свои руки.

— Мне стыдно за моих соотечественников, и я приношу за их поведение официальные извинения! — Он бросил грозный взгляд на моих противников.

Капитан вопросительно взглянул на меня, я пожал плечами, не зная, что ответить.

— Мы принимаем ваши извинения, — милостиво кивнул капитан. — А теперь, с вашего позволения, могу я задать вопрос зачинщикам этого безобразного инцидента?

— Да, да, прошу вас! — как-то очень уж суетливо согласился комиссар.

— Вы что-нибудь имеете против гражданина СССР — Виктора Доценко? — спросил капитан одного из драчунов.

— Найн, найн, найн! — Тот испуганно замотал головой, когда Хильтрауд перевела вопрос.

Капитан опросил и других. Ответ повторился дословно: «Найн, найн, найн!»

После чего комиссар приказал полицейским вывести их, а капитан попросил выйти и меня. О происходящем в наше отсутствие мне потом рассказала Хильтрауд. Виновными однозначно были признаны мои противники. Возникал даже вопрос об их привлечении к суду, но капитан снисходительно заявил, что Советский Союз и Германия — союзники и он не хочет портить биографию молодым людям. И если комиссар не против, то можно не доводить дело до суда. А наказанием для виновных будут денежный штраф и оплата причиненного ущерба.

Общая сумма выплат, вместе с тысячным штрафом и выплатами мне, составила около шести тысяч восточногерман-ских марок. Мне выплатили пятьсот марок за моральный ущерб и оплатили даже разорванную рубашку. Напавшие на меня парни еще дешево отделались: у сгоревшей аппаратуры, порванного барабана и разбитой электрогитары еще не вышел гарантийный срок, и потому им предстояло возместить только треть стоимости…

Спустя несколько месяцев после возвращения в Москву Хильтрауд писала мне, что жители их города все еще вспоминают мои «подвиги».

Хорошо то, что хорошо кончается…

Тот год запомнился и одним весьма неприятным происшествием. Как-то майским (ох уж этот май, всю жизнь приносящий мне несчастья!) вечером я пошел в кинотеатр «Литва». Сеанс был не последним: где-то часов в семь вечера. После фильма я решил прогуляться перед подготовкой к завтрашним занятиям. Но не успел я толком отойти от кинотеатра, как путь мне преградил парень лет тридцати. Его пьяные глаза глядели на меня в упор, и взгляд никак нельзя было назвать добрым.

Ничего не понимая, я спросил:

— Тебе чего?

— Замри, чудило, я щас тебя убью! — неожиданно прошипел он мне в лицо.

Если бы он не предупредил, я наверняка получил бы нож в живот. Сработал внутренний «автомат», и я поставил блок правой рукой. Кисть тут же что-то обожгло. Разбираться было некогда, и я резко ударил коленом снизу по его локтю. Что-то хрустнуло, а парень заорал на всю улицу: я сломал ему руку. Вдруг я увидел, как к нам устремилась целая ватага парней.

У меня закружилась голова, по руке текло что-то горячее. Я понял, что теряю силы, и бросился по Ломоносовскому проспекту в сторону университета. Из руки хлестала кровь, и меня начало подташнивать: вероятно, от потери крови. Наверное, я установил личный рекорд в беге на двести метров: во всяком случае, преследователей я оставил далеко позади. Однако они продолжали бежать за мной, а силы все покидали меня: казалось, еще несколько десятков метров, и я свалюсь.

Неожиданно меня осветила фарами приближавшаяся машина. Я выбежал на проезжую часть и замахал руками. Представьте мою радость, когда передо мною остановилась «Скорая помощь». Я даже перекрестился.

— Что случилось? — спросил мужчина в халате.

Почему-то подумалось, если скажу правду, те первым делом вызовут милицию, а уж потом окажут помощь.

— Стеклом порезался! — сказал я и поднял руку, из которой ручьем бежала кровь.

— Садись! — пригласил в машину тот.

«Скорая помощь» отвезла меня в больницу, где дежурным хирургом в эту ночь был армянин. Высокий, полный, пальцы как сардельки, что нам подавали в столовой.

— Гаваришь, стэклом порэзал? — с очень сильным акцентом спросил он, внимательно изучая кровоточащий безымянный палец.

— Ну, — буркнул я, с трудом терпя боль.

— Вирошь ти всо… Пошевэли палцэм!

Я попытался, но ничего не получилось.

— Понятно: порэзаносухожилиэ… Будэм опэрация дэлать!

Около двух часов длилась операция, и хирург-армянин заверил, что сшил оба сухожилия. Правую кисть уложили в лангету, и меня отправили в палату, где я заснул мертвецким сном. А утром, только я продрал глаза, у моей кровати уже сидел сотрудник милиции, поверх формы которого был накинут халат.

— Капитан Синицын! — представился он.

— Доценко, — ответил я. — Чем могу быть вам полезен, товарищ капитан?

— Это я могу тебе быть полезен! — Он чуть повысил голос.

— А почему вы мне тычете? — вспылил я. — И вообще мне хреново… — Я отвернулся в сторону.

— Извините, товарищ Доценко, я с ночного дежурства и немного на взводе… — смущенно пояснил капитан.

— Ладно, — смягчился я. — Задавайте вопросы…

— Все очень просто: кто? когда? где?

Я, стараясь не упустить ни одной подробности, рассказал о вчерашнем инциденте. Капитан все тщательно записал, потом попросил:

— Можете описать?

— Кого? Кто с ножом на меня бросился?

— И его, и его приятелей…

В моей памяти, кроме нападавшего, четко зафиксировался облик парня, откликнувшегося первым на вопль приятеля. Запомнился он тем, что у него была обезьянистая фигура: короткие кривые ноги, широкие плечи и очень длинные руки.

— Браво, Виктор Николаевич! Знакомая личность! Ну, поправляйтесь, на днях навещу!

— Не обижайтесь, товарищ капитан, что сорвался: больно очень! — Почему-то мне захотелось, чтобы капитан ушел от меня в лучшем настроении, чем пришел.

— Все в порядке, Виктор! — Капитан как будто понял мое состояние и потому добавил: — Я тоже не подарок!

Всю компанию задержали через три-четыре дня. Капитан их расколол очень быстро: они наперегонки спешили все рассказать. Оказалось: сидела теплая компания, парни играли в карты. Один все проигрывал и проигрывал. Когда проигрался окончательно, победитель предложил, что в случае очередного проигрыша тот «замочит» первого встречного. Этим первым встречным и стал я. Как подумаю, что этому уроду первым мог попасться старик или ребенок — мороз по коже! Хорошо, что порезанным пальцем отделался.

Через пару дней после операции меня повели на перевязку. Процедурная медсестра осторожно разбинтовала руку, высвободила ее из лангетки. Подошел мой врач.