Вадим Константинович попытался выяснить, почему я ушел из Бауманского, но я умолчал об истинных причинах «собственного желания», сославшись, кажется, на сложность совмещения там учебы и спорта.
Не знаю, насколько он мне поверил, однако расспрашивать перестал и рассказал, что переходит в МГУ и сам хотел предложить мне последовать за ним: так что судьба избавила его от уговоров.
Мне действительно было стыдно и неудобно перед человеком, который с таким вниманием отнесся к моим бедам и сделал все возможное, чтобы их разрешить. Но мне повезло: Сигал в это время ушел в отпуск и я действовал самостоятельно. Правда, был и сложный момент, когда декан моего факультета категорически отказался выдать мне документы. Недолго думая, я отправился к ректору. Чего только я ему не плел! И о том, что всю жизнь мечтал учиться в МГУ! И о том, что я не смогу смотреть своим родителям в глаза и тому подобную чушь…
Ректор молча слушал меня, потом вдруг спросил:
— Я подписывал вам место в общежитии, не так ли?
— Да. — Я невинно потупил глаза.
— А нам мест не хватает! Давайте свое заявление! — Он быстро подписал.
— Желаю удачи…
— Спасибо, профессор! — Я подхватил заявление, словно боясь, что ректор передумает, и выскочил из кабинета.
Декану ничего не оставалось иного, как выполнить распоряжение начальника, и вскоре я уже собирал вещи в общежитии. Единственной потерей, о которой я сожалел, был транзисторный приемник «Атмосфера», врученный мне на первенстве «Буревестника» за первое место в десятиборье: кто-то увел его из моей комнаты…
В этот же день я встретился со своим тренером, и у нас оставалась одна проблема: на какой факультет МГУ мне переходить? После долгих дискуссий мы сошлись на том, что наиболее оптимальным будет экономический факультет. Но… обстоятельства вновь устроили мне проверку на прочность.
Согласно правилам высшей школы, на первый курс можно было попасть лишь через вступительные экзамены, на что ни я, ни тренер, естественно, не согласились. Но на втором курсе экономического факультета не оказалось места, а так как Вадим Константинович одним из условий своего перехода в МГУ поставил мою учебу там, то мне было предложено зачислиться на второй курс химического факультета, перевестись с факультета на факультет уже легче пареной репы, как тогда заверили меня. Почему-то я предчувствовал, что все будет не так просто, но выбора не было, и мы согласились.
В результате на химическом факультете МГУ мне пришлось проучиться около полутора лет. Как вы помните, я любил химию, но не настолько, чтобы изо дня в день ею заниматься. Запоминать всевозможные реакции, зубрить формулы, проводить лабораторные работы, пытаясь получить то или иное вещество… Жуть берет, как вспомню!
На что только я не шел, чтобы заполучить у лаборанток результаты контрольных лабораторных работ: кокетничал, расточал комплименты, дарил забавные сувенирчики, даже водил в кино и на танцы. Как бы то ни было, но мне удалось, хотя и не без труда, не только проскочить три семестра, но усиленно заниматься десятиборьем. Вскоре я уже ходил в лидерах МГУ, попеременно занимая то первое, то второе места и деля их с Андреем Полосиным.
Андрей был старше меня на несколько лет, гораздо выше ростом, в некоторых видах намного сильнее, но у меня были более ровные и стабильные результаты во всех видах, а потому борьба шла на равных, и не только в спорте. У нас в команде была удивительно симпатичная бегунья по имени Надежда. Почему-то, наблюдая за ее тренировками, я никак не мог признаться ей в своих чувствах. Не знаю, возможно, это была просто откровенная страсть, но когда мы, случайно или нарочно, прикасались к ней, меня охватывало сильное волнение и кровь приливала к лицу. Пока я примерялся, чтобы поближе познакомиться, Андрей «охмурил» ее, и они поженились…
Кто не успел — тот опоздал!
* * * Несколько лет назад я с увлечением смотрел по телевизору легкоатлетические соревнования, и мне показался знакомым голос спортивного комментатора. Я воскликнул:
— Да это же Андрей Полосин!
Минуло лет тридцать, когда мы впервые встретились с Андреем Полосиным. Я пригласил его к себе в гости. Мы стали вспоминать былое. Он до сих пор женат на Надежде. Договорились обязательно повидаться семьями. Андрей кое-что читал из моих романов и отозвался о них с большой симпатией. И, конечно же, я им подписал свои новые романы, чем порадовал Андрея.
— Не думал никогда, что мне встретится человек из моей юности, ставший одним из самых популярных писателей страны… — с восхищением произнес он.
Помню, как волновался перед встречей с Надеждой. Боялся увидеть бесформенную, состарившуюся под гнетом времени и забот женщину? Все-таки они с Андреем вырастили двух прекрасных сыновей! Мои опасения были напрасны: передо мною предстала симпатичная, с подтянутой фигурой женщина. В ее глазах не угасли те веселые чертики, которые играли в них в те далекие студенческие годы. Все так же она стеснялась своего выдающегося бюста, который несколько увеличился, но не стал менее сексуальным и привлекательным…
Что осталось в памяти из студенческих лет?
Во-первых, история с моей первой стипендией. Иногородние студенты младших курсов проживали в корпусах, выстроенных на Ломоносовском проспекте, в районе кинотеатра «Литва». Рядом со зданиями студенческого общежития отдельно стояла студенческая столовая, цены в которой были несколько ниже, чем в обычном общепите.
Я получил первую стипендию на химфаке МГУ и истратил около пятидесяти копеек, заплатив за обед, после чего часа полтора прозанимался в библиотеке, сходил на тренировку, потом вернулся в комнату общежития, где жил вместе с тремя соседями, позанимался немного еще и пошел в столовую поужинать.
Когда я подошел к кассе расплатиться за сардельку с винегретом и чай с булочкой, неожиданно обнаружилось, что моей «стипухи» в кармане нет. Объяснив, что забыл деньги в комнате, я извинился и с волнением побежал домой, мысленно пытаясь восстановить цепь событий с момента получения денег в кассе до того момента, когда видел их в послед-ний раз.
Мой анализ привел к твердому убеждению, что «стипуха» обязана быть в кармане и нигде больше. Тем не менее я самым тщательным образом перерыл все свои вещи, лежащие не только в сумке, но и в тумбочке, хотя туда в тот день и не лазил. Денег нигде не было. Понимая, что вновь попал в серьезную переделку, я, забыв всякую щепетильность, прямо спросил у своих соседей по комнате, не брал ли кто моих денег ради шутки. Ребята обиделись, но заверили, что никто из них и в глаза не видел моих денег.
Да я и сам понимал, что эти простые парни из российской глубинки вряд ли способны на такую гнусность. За пару недель, что мы прожили вместе, каждый из них делился с остальными, хотя и делиться-то особенно было нечем: ребята попались примерно моего социального положения, и никому из троих не присылали из дому больше пятнадцати — двадцати рублей в месяц. Получив стипендию, большую ее часть приходилось раздавать за прошлые долги, потом опять занимать до «стипухи». Многие из нас попадали в этот замкнутый финансовый круг…
Так что утрата моей «стипухи» ощутимо ударила не только по мне, но и по ребятам, которые чуть-чуть подкармливали меня, надеясь, что и я отплачу тем же.
Этот месяц прошел для меня несколько легче, чем тот голодный, что я провел во ВГИКе, но его тоже навеки запомнил мой желудок. К счастью, в столовых МГУ был не только бесплатный чай, как во ВГИКе, но и хлеб, и капуста как добавка к гарниру. Наверное, это оплачивалось профкомом университета, чтобы подкормить малоимущих студентов. Во всяком случае, меня это здорово выручило в тот месяц и в буквальном смысле спасло от голода. Я набирал две неглубокие тарелки квашеной капусты, несколько кусков хлеба, два стакана сладкого чая и набивал этим свой желудок.
Понимая, что Вадим Константинович и так сделал для меня немало, да еще из гордости я скрыл от него свою потерю, но однажды на занятиях по физкультуре глядя на мое осунувшееся лицо, он стал допытываться, что случилось и не болен ли я. Стыдясь, я увиливал от точных ответов, но кто-то из ребят не выдержал и сказал, что у меня увели стипендию. Вадим Константинович очень рассердился и впервые накричал на меня, обозвав «неблагодарным мальчишкой».
