Я не знал его имени: все звали его по прозвищу — Дикой. Это прозвище он получил за свою прическу. Помните, я описывал свой «кок» — последний в то время писк моды, которую несли в массы так называемые стиляги. Замечу, что у Дикого был самый высокий и пышный в городе «кок», ну точно под Элвиса Престли, да и сам он был чем-то похож на американского певца.
Дикой был оснащен всеми обязательными атрибутами завзятого стиляги: ботинки на платформе, цветастый пиджак, яркий, с каким-нибудь вычурным рисунком в виде обезьяны, полуголой девушки или пальмы галстук и, конечно же, длинный ноготь на мизинце. А еще Дикой выделялся пружинистой, как бы танцующей походкой.
Позднее его образ, под тем же прозвищем Дикой, вошел в мою повесть «Жизнь продолжается…».
Узнав, что я стал чемпионом города, Дикой предложил это дело отметить, и все одобрительно загалдели.
— Но… дело в том… — смущенно заговорил я, — дело в том, что у меня плохо с «бабками». — Я развел руками.
— Откуда у школьника могут быть деньги? — усмехнулся тощий Николай. — Разве только на школьных завтраках сэкономил…
— А чемпион и не должен платить! — вступился за меня Дикой.
— Конечно, — поддержал крепыш по имени Костя, — давайте сбросимся! Кто за?
— К сожалению, мы — пас, дежурим сегодня в ночную! — с огорчением вздохнули братья-близнецы Беловы.
— Значит, нас четверо! — подвел итог Дикой. — За вами — кир, за мной — чувихи, хата и что-нибудь зажевать…
Для тех, кто не знает или позабыл: слово «кир» означало в то время алкоголь, чувихи — женский пол, а хата — дом или квартира, а иногда и камера…
Когда мы втроем с сумками, набитыми бутылками водки, пришли по названному Диким адресу, он и открыл нам дверь:
— Чувихи — высший класс! — подмигнул он. — Маленькая — моя, — прошептал он.
В комнате имелось четыре особы женского пола. Две из них были родными сестрами и хозяйками этой двухкомнатной квартиры. Третья была их подругой. Им было примерно лет по двадцать пять, и они не блистали особой красотой, хотя и уродинами их нельзя было назвать: то есть, как говорится, крепкий середняк.
Четвертой была очень молоденькая, примерно моего возраста, девушка. Ее черные волосы были коротко подстрижены, и если бы не развитый бюст и красивые тонкие черты лица, то ее вполне можно было принять за мальчишку.
— Представляю вам виновника торжества! — театрально воскликнул Дикой. — Чемпион Омска и его окрестностей — Виктор Доценко! Автографы в порядке живой очереди!
Ребята выставили из сумок водку на стол, на котором, кроме огромной кастрюли с квашеной капустой и двух буханок черного хлеба, другого «зажевать», вопреки намерениям Дикого, не оказалось. Одна из сестер, Вера, принесла огромные пиалы.
— В прошлый раз все рюмки побили, осталась только такая посуда, — пояснила она и деловито принялась разливать водку.
— Мне — чисто символически! — попросил я и смущенно добавил: — У меня через два дня отборочные соревнования…
— Да брось ты ломаться, пожалуйста, — дернул меня за рукав Дикой и шепотом добавил: — Глядя на тебя, и девчонки пить откажутся…
— Может, тебе лучше кефирчику принести? — съязвила Вера.
— Ничего, Витюша, придешь домой, как следует пропаришься в ванной, и все как рукой снимет! — заверил меня Костик.
Перехватив ехидный взгляд сестер, я взял полуторастакановую пиалу в руки.
— Браво! — воскликнул Дикой. — Сразу видно настоящего мужчину! За чемпиона!
Все, включая и самую молоденькую, Марину, присосались к пиалам с водкой, и мне ничего не оставалось, как последовать их примеру. Когда я допил до конца, у меня все вокруг закружилось, поплыло… Я начал жевать кусок хлеба, положив на него квашеную капусту и только после этого смог нормально вздохнуть. Все окружающие стали такими добрыми и милыми, что я полез со всеми обниматься, заверяя в вечной любви.
За столом стало шумно и весело. Стали играть «в бутылочку», и более всего мне запомнился поцелуй с Мариной.
Дикому это заметно не понравилось, и он вновь предложил выпить. Мне опять набухали полную пиалу, и я запомнил только, как отхлебнул глоток, после чего начисто вырубился. Не знаю, сколько я был в отключке, но очнулся на кушетке. На кровати напротив, обнявшись, как дети, спали Костя с Верой. Одеяло сползло на пол, и их голые тела не вызвали у меня ничего, кроме смущения.
Пьяно покачиваясь, я вышел в другую комнату, где проходило минувшее застолье. Всюду валялись пустые бутылки, воняло квашеной капустой с явной примесью алкоголя. От этого запаха меня едва не стошнило. На диване в углу Коля устало лобызался со второй сестрой.
— Коля, где остальные? — недоуменно спросил я.
Тот подмигнул мне, приподнял одеяло, обнажая ноги партнерши:
— Как? Ничего ножки?
— Ах, оставь его… — томно проговорила девушка.
— Ладно. — Он шлепнул ладонью по ее объемистой ягодице, потом усмехнулся: — Если ты имеешь в виду Люську, то она смоталась домой — обидел девушку! — Он пьяно икнул. — Свалился со стула как пентюх! А еще спортсмен… — Он сунул руку под одеяло, и девушка в ответ сладострастно захихикала.
— А Марина с Диким тоже ушли?
— Да нет, они «купе» заняли. — Он хмыкнул, и тут послышался чей-то приглушенный вскрик. — Слышишь? Уговаривает!
Догадавшись, что имел в виду Николай под словом «купе», я подошел к ванной комнате, откуда послышался приглушенный и нетерпеливый голос Дикого:
— Ну, чего ты, дурочка, пищишь? Успокойся, не буду я с тобой ничего делать… Только поласкаю, и все… Не бойся… Да не брыкайся ты…
Было слышно, как Марина тихо плачет.
— Господи, не ной! Черт бы тебя побрал, малолетку! — грубо бросил Дикой.
Чувствовалось, что он теряет терпение. Нужно было что-то срочно предпринять: мне было жалко эту дуреху, которая непонятно как попала во взрослую компанию.
Я рванул дверь, но она была заперта. Пришлось решительно постучать.
— Ну, чего еще надо? — угрожающе спросил Дикой.
— Это Виктор, Дикой! — Я не знал, что ответить.
Дверь приоткрылась.
— Чего тебе?
— Хотел сполоснуться, а тут вы… — В ванной было темно, я щелкнул выключателем, но свет не зажегся. — Послушай, Дикой, — прошептал я ему на ухо, — оставь ее мне…
Тот недовольно осмотрел меня с ног до головы и махнул рукой:
— Черт с тобой! Забирай! Возиться надоело: ломается, как пряник… Динамистка! Дура! — зло бросил он в темноту и вышел.
Я шагнул внутрь и проверил лампочку: покрутил ее, и свет зажегся. Девушка сидела на краю ванны, нервно всхлипывая и размазывая по лицу тушь, и испуганно следила за моими действиями. Я побрызгал себе на лицо водой, вытерся, потом попросил:
— Иди сюда!
Она не шевельнулась, еще больше съежившись от испуга.
— Да не бойся ты меня, подойди! — ласково проговорил я.
Нежная интонация моего голоса заставила ее довериться и подойти ко мне. Я наклонил ее голову к раковине и тщательно, словно ребенку, вымыл лицо. Взглянув на полотенце, я не рискнул его использовать:
— Платок есть?
— Есть, — чуть слышно ответила девушка и вынула из рукава своего синего платьица носовой платочек.
Я осторожно промокнул им ее лицо, вернул его и беспрекословным тоном сказал:
— Пойдем отсюда!
Она внимательно заглянула мне в глаза, затем доверительно провела своим пальчиком по моей щеке и тихо сказала:
— Спасибо тебе, чемпион!
— За что? — не понял я.
— За то, что спас меня от падения в грязь…
Легко догадаться, как я гордился своим «джентльменским» поступком и радовался за эту милую девчонку…
Когда мы с Мариной вышли на улицу, от свежего воздуха у меня закружилась голова, и я бы наверняка упал, если бы она не поддержала меня под руку.
— Ты где живешь? — еле удерживаясь на ногах, спросил я. — Я провожу…
— Хорошо-хорошо, — улыбнулась Марина. — Проводишь…
Не прошли мы и сотни метров, как меня вывернуло наизнанку.
— Извини… — смущенно покачал я головой.
— Ничего, с кем не бывает… — успокоила она.