Через много-много лет, уже став кинорежиссером, я навестил Марию Тимофеевну. К тому времени они жили в другой, трехкомнатной квартире, кстати, совсем рядом с домом моей мамы. У Наташи был уже ребенок, хотя и не было мужа.
Когда я пришел, Наташа была на работе: она преподавала в институте. Меня встретила Мария Тимофеевна. Теперь это была немощная старушка с седыми волосами, а от той директрисы сохранились только ее умные, проницательные глаза, глядя в которые никто из учеников не осмеливался соврать. Мы поговорили о том, чем я сейчас занимаюсь, какие у меня планы на будущее, а потом углубились в прошлое. Вспомнив о том о сем, Мария Тимофеевна неожиданно сказала:
— Витюша, мы не виделись с тобой с того дня, как ты перешел в вечернюю школу, но я не переставала интересоваться тобой, твоими успехами и всегда радовалась за тебя… — Она сделала небольшую паузу: возраст брал свое и ей было трудно много говорить. — Я очень рада, что ты наконец-то навестил меня, старую, и я теперь могу попросить у тебя прощения за ту безобразную сцену, когда я… — Она смущенно запнулась, а я рассмеялся и договорил за нее:
— …выгнали меня из кабинета!
— Нет, мой мальчик, за это ты вряд ли обиделся бы на меня! — с грустной улыбкой возразила старая женщина. — Прости меня за то, что унизила тебя, сказав, что ты недостоин Наташи… Ты не можешь себе представить, сколько лет я корила себя за эти слова… Как будто Бог наказывает за них до сих пор не только меня, но и Наташу. — Ее глаза увлажнились. — Прошу, прости меня, Витюша!
— Что вы, Мария Тимофеевна, мне не за что прощать вас, более того, я должен сказать вам спасибо за те слова, которые нечаянно вырвались тогда у вас!
— Не поняла! — Бывшая директриса наморщила и без того сморщенный лоб.
— Наверное, именно тогда я и поклялся себе сделать все, чтобы вы пожалели о тех словах! Они меня подстегивали всякий раз, когда мне было трудно и у меня опускались руки… — Я хотел успокоить ее, заверить, что все у меня хорошо, а Мария Тимофеевна вдруг прижала мою голову к своей старческой груди, всхлипнула и тихо проговорила:
— Бедный ты мой мальчик! Что я натворила! Разбила такую чистую и светлую любовь…
К сожалению, история не имеет сослагательного наклонения. Что бы было, если бы…
Вполне возможно, если бы не тот случай, мы бы окончили школу, соединили с Наташей Завальниковой наши судьбы, и тогда у меня не было бы моих сыновей, не было бы моей сегодняшней очаровательной жены Наташи, не появилось бы на свет прелестное существо по имени Юлия…
Случилось так, что моя единственная дочь, живущая со мной, родилась именно в те дни, когда я перечитывал эту главу, чтобы внести окончательную правку. Три килограмма шестьсот девяносто граммов и пятьдесят два сантиметра ростом!!! С такими данными она может приобрести в будущем формы настоящей фотомодели. Очень надеюсь, что она будет такой же красавицей, как ее мама, но не дай Бог ей унаследовать мой характер…
Счастливой тебе жизни, моя дорогая дочурка!..
Если бы я женился на своей первой любви, много чего бы не было. Кстати, не было бы и книг о Бешеном, а также и моих фильмов. Но не было бы тяжелых жизненных испытаний: российских тюрем, Афганистана, тяжелого ранения в живот…
Хотел бы я, чтобы всего этого не было? Всего, что перечислено после «но», возможно,.. но тогда не было бы ТАКИХ книг о Бешенном, ТАКИХ фильмов: возможно, они и были бы, но были бы совсем другими.
Хотел бы я этого? Нет, ни в коем случае!..
А это значит, что для моей биографии ХОРОШО, что история не имеет сослагательного наклонения…
В нашем классе было четверо пацанов, которые довольно сильно отличались не только от ребят нашего класса, но и от остальных мальчишек в школе. Никита Фридьев, Гена Царенко, Женя Ясько и ваш покорный слуга. Мы всегда выглядели намного старше своих лет: года на три, а то и больше.
Наша четверка была более развита физически, все отличались большим ростом и, конечно же, были хулиганистее остальных парней из нашей школы, а когда мы дошли до седьмого класса, нас побаивались даже десятиклассники.
Трудно сказать, что было причиной нашего столь быстрого физического взросления: то ли природные данные, то ли постоянное соперничество между нами, то ли фанатичная преданность спорту. Скорее всего и то, и другое, и третье.
До пятого класса у нас в школе физруком был Петр Петрович, фамилии которого я не помню, но которого ученики за глаза называли Петя-Петя. Не думаю, что Петр Петрович имел за спиной физкультурное образование или высокие спортивные показатели. Но я благодарен ему за то, что он научил меня управлять своим телом, выработал на всю жизнь прямую, стройную походку.
За два-три года, что он проработал в нашей школе, Петя-Петя на всех уроках заставлял нас делать разнообразные кувырки вперед, четко ходить строем и прыгать: вперед, назад, вбок. Все эти элементы выполнялись нашей четверкой на «отлично», и мы всегда открыто соперничали друг с другом.
Скорее всего наши спортивные успехи на этом бы и закончились, если бы к нам в школу, по счастью, не пришел работать Владимир Семенович Доброквашин.
Не знаю, как для остальных, но для меня Владимир Семенович стал вторым отцом. До сих пор не пойму, почему этот гигант двухметрового роста, чемпион Украины по плаванию, вдруг всерьез, до самозабвения увлекся легкой атлетикой, отдавая все свои силы и время этому спорту?
Вскоре после его прихода команда нашей школы по легкой атлетике победила на первенстве Советского района, потом на первенстве города, а потом к нам добавилось человек пять из других школ, и наша сборная поехала в Курган, на первенство зоны — Сибири, Урала и Дальнего Востока, где мы заняли первое место.
Кстати, именно там я и установил рекорд зоны по юношескому легкоатлетическому многоборью, который продержался больше двенадцати лет.
Владимир Семенович был не только отличным тренером, но и прекрасным организатором. Не забыв свое «водное» прошлое, он сумел выбить деньги в роно и построил в нашей школе единственный в городе крытый бассейн. Так наши ребята и девчонки научились плавать буквально с первого класса.
А годы спустя, когда я уже был студентом, Владимир Семенович возглавил строительство первого большого крытого плавательного комплекса на берегу Иртыша. Многие и сегодня именуют этот комплекс «Поплавок Доброквашина»…
Я настолько увлекся легкой атлетикой, что даже перейдя в школу рабочей молодежи: работая днем и учась по вечерам, — умудрялся находить время для тренировок и незадолго до получения аттестата зрелости поехал с командой в Москву на спартакиаду школьников, где стал призером по восьмиборью, метанию диска и в эстафете четыре по сто метров. На этой спартакиаде наша команда не вошла в число призеров, но заняла почетное четвертое место…
Время после окончания пятого класса было наполнено разными событиями, но я остановлюсь лишь на нескольких.
Как уже говорилось, я не был идеальным ребенком и лучшим учеником. Когда нас распустили на школьные каникулы после пятого класса, я не мог в отличие от своего друга Акимчика радовать хорошими отметками, а потому запрятал свой табель подальше, надеясь, что мать не вспомнит о нем, а потом… потом как-нибудь…
Как всегда, наше родное русское «авось»: авось пронесет…
Не пронесло! Как я ни изворачивался, сколько ни придумывал небылиц, все оказалось тщетным: мама потребовала показать ей мой табель. Увиденное так крепко ее расстроило, что мама от всей души прошлась по моей спине и ниже отцовским ремнем, что меня, впрочем, не особо-то и задело. Все бы, наверное, этим, как обычно, и закончилось: недол-гие слезы, обещания «больше не буду» и примирение, но на этот раз мама, возможно уже предчувствуя беду, которая ее ожидала на работе, сорвалась и в сердцах решила состричь на голове мой «кок». Это был особый начес спереди, модный в те годы, которым я весьма гордился: холил его и лелеял и даже подвивал мамиными щипцами. И очень часто слышал себе вослед обидное прозвище: «стиляга».
