Аварийная капсула спасла. К добру?.. К худу?.. И началось скитание - он попал в плен притяжения солнца, желтого карлика, и летел от одной его планеты к другой, пока не нашел живую. Эту! Затем понадобилась кое-какая перестройка сенсорных механизмов и даже белковых систем. Это время он провел в капсуле. А когда вышел, то вдохнул здешний легкий воздух и подвигал руками, вытягивая их от удовлетворения, так ему здесь понравилось.
Настоящая, живая планета, бушевание биосил... Но мучило одиночество. А тут он вскоре встретил Нила. Кто знает, как бы прошла их встреча. Быть может, Нил бы перепугался до смерти и напал, и тогда Сваритакаксис пустил бы в ход анопакс в нарушение инструкций.
Но человек полз и стонал. Друг, бредя тайгой, встретил Нила, обогрел его. Ополоумевший от радости Нил предложил жить вместе. Он все говорил: Друг, Друг...
Сваритакаксис лечил Нила... Когда Нил однажды проснулся с все еще болевшей, но ясной головой, то увидел Друга.
(А вся дорога представилась ему тяжелым сном, в котором и ногами сучишь, и орешь благим матом.)
Спал Нил крепко, но проснулся и поднял хитрое и скуластое свое лицо. Перед ним стояла тварь из сна. И посему Нил решил, что ему снится.
Но нет сна, а лес, снег и это... ("Друг... Друг..." - билось в голове Нила).
- Ты хто? - спросил ошалелый Нил.
Существо ответило птичьим языком:
- Свири... сие...
- С нами крестная сила! - троеперстно осенил себя Нил.
Ничто не изменилось - странная тварь на него поглядывала. Нил потянулся к палке - ударить - и не мог взять ее, так был слаб.
- За грехи мои, - застонал он: тварь одновременно походила и на зеленую лягву, и на бабье любезное ситечко с дырочками. Была она в пояске с какими-то блестящими штучками.
- Ты черт? - спросил он.
- Не-ет, Ни-ил, - по-человечески ответила она. - Я Друг...
Нил облизнул губы. Что бы такое сделать?.. Проверить?..
- Перекрестись! - велел он.
- Ка-ак?
- А так, - ответил Нил, крестясь в убеждении, что обвел черта, который станет неопасным.
Существо повторило жест Нила всеми лапами и осталось как было. Значит, это не черт, а дивная божья тварь, говорящая по-русски.
- Дру-уг, помога-ай, - говорило Нилу существо. И точно, помогает: рядом, на костре, в прозрачном горшке, варится птичье мясо. А рядом другая посуда, и в ней преет то, что слаще сладкого, - каша из саран. Значит, тварь человечий смысл имеет. А ежели разбираться, то все едино дышат на свете.
- Дру-уг, - сказала тварь. - Я-а-а...
- Друг, - отвечал Нил, испытывая странное блаженство.
И зиму они прожили вместе - Нил ходил охотиться с Другом. Тот прямо из-за пазухи стрелял зверей. Огнем. Перезимовали в берлоге, а весной их нашли тунгусы.
Нил перепугался - дикий народ! Набежал верхом на оленях, рогов полно, лес...
А еще у них ножи на деревянных предлинных ручках, и луки, и копья. Словом, вояки. Собаки их сердитые, да и сами хороши, чуть поссорятся, тотчас давай стрелять из луков. Вроде барина, которого по милости Нила карачун взял. Тот стрелялся из пистолетов с соседом, страшнее. Но и стрела в пузо очень нехорошо. Стрела... Все здесь чудно для русского человека!
Житие этих людей странное - кожаные чумы, скитания, едят сырую рыбу, младенцев возят в корчажках, присыпав тертыми гнилушками. И сосать им дают не жвачку в тряпочке, а кусок сырого мяса.
Но прошел страх, понравились Нилу лесные люди. Зовутся эвены, уважают собак. Правильные люди, стариков слушают. И одежда хорошая, меховая. Легкая и удобная в тепло и мороз. А свыкнешься, то и рыба сырая, если мороженая, вкусом коровье мясо напоминает.
Привык Нил, ел и сырое и сушеное мясо.
Ел лесные саранки и ягоды, грибы, что растут здесь, чистые, ровно детки, без единого червяка. Эвены их есть не желают. Друг - тоже. Нил варил их себе одному.
Но что за еда в одиночестве?.. Без соли?..
Не будь Друга, сошелся бы Нил с шаманом. Очень был умственный мужик. К Нилу ходил, о травках лекарственных разговаривал. Но действовал он больше камланием - страхом вышибал хвори!
Нил посмеивался: не так, не так надо. Но и завидовал: работы пустяк, а платят хорошо, оленей, шкуры дают.
Да и лечить хотелось Нилу, привык... Об этом говорил с Другом. И помогло несчастье. Шаман, леча девицу, полез в дымовую отдушину изображать злого духа и упал оттуда. Он сломал ноги и отшиб печенку. Нил лечил его, и шаман, помирая, велел старикам считать Нила шаманом.
Друг тоже нашептывал.
Теперь колотил в бубен и плясал Нил, после давал пить хворым травяные настои. Когда эвены потребовали полетов Нила за духами и лазанья в дымоход, Нил поговорил с Другом. И теперь Нил бил в бубен, а плясал и головы задуривал Друг.
Появились олени, тридцать, пришлось принять на себя грех, женился хозяйство! Взял старуху, чтобы все умела. Но сам жил с Другом в отдельном чуме.
Совсем хорошая жизнь, кабы не комары. Стойбище росло, ребятишки были здоровые.
От такой удачной жизни надо бы с Другом петь песни. (Друг умный, он быстро научится петь.) Но и горевал Нил: шаманство - бесовское действо!
Отказаться?.. Но шаман его просил - пляши!.. И правда, отчего не сплясать, ежели добрые люди требуют? Но это дело обманное... А почему и не обмануть человека, если ему этого хочется?.. Друг утверждал, что так всем будет лучше.
Шаман... Сам он верил и не верил в бубен. Спросил его как-то Нил, а тот отвечал ему так:
- Мы не верим, мы боимся.
- Чего?
- Тайгу боимся, амикана (медведя), плохих людей.
Понятно. Как не бояться: тайга!.. Страшновато, хотя и не каторга. А если разобраться, то вообще жить временами не худо - еда имеется, Друг есть. И какой!
Учился Нил выть и в бубен бить. Друг во вкус вошел - летал, плясал, даже чудеса творил. Так, по малости: то зуб кому из железа поставит, то стекло в глаз сунет - и все видно.
Дело пошло. Нилу сделали парку из соболя, упряжь бисером расшили. Но главное - удалось построить передвижную баньку. Друг придумал сделать ее разборной. Воду грели в корчаге. Нил мылся и даже парился.
И все же страшное это камланье, особенно последнее. Чум большой, в нем очаг и все, что положено. Урке, вход.
И дымоход широкий, будто окно. Принесли больного Ильнеаута, что в воду зимой угодил. Теперь он чах, один скелет остался. А хороший охотник. И хотя не страшно за жену и детей: их сообща прокормят, но все равно жаль охотника. Жинка ему иглой грудь вышивала - лечила, - брусники давала. Не помогло, травы тоже не помогли.
