Забудь его.

Этот мир завораживал. Сложными технологиями вроде того же смартфона или ноута в его кабинете. Простыми бытовыми удобствами вроде кофеварки или газовой плиты: надо повернуть рукоятку, надавить, раздастся щелчок и вспыхнет голубое пламя. Но главное — вместо вонючей общей бани с ледяной водой есть собственная ванная с душистыми гелями и душ с четырьмя режимами! А еще куча средств для мытья и чистки всего — от толчка до бронзовых дверных ручек. Бытовой химией кладовка забита до потолка.

Зачем они здесь? Леви словно откуда-то знал — все, кто был на той крыше, сейчас обычные жители старинного города Елды-Марлийска. Шмидт — инвалид сирийской кампании. Очкастая работает в горбольнице. Они не сражаются с титанами, не вершат судьбу мира. Просто едят, пьют, ходят на работу, трахаются. И никакой великой цели.

То, что есть другие миры, не удивляло. Вызывало сводящую с ума злость то, что неведомая сила смела к хуям жизни здешних Леви Аккермана и Ерена Йегера. И еще. Почему никак не удается припомнить Микасу, Арлерта и Флока? Бертольда Гувера — шпиона и предателя — тоже? Хотя семейство Гуверов живет на улице Иоганна Марлена (бывший Коммунистический тупик). В том же бетонно-совковом ар-хихи-тектурном шидевере, где закалялся стальной характер будущего прокурора. Мамаша держит рыбную лавку на Арбузной пристани, папаша работает в одном из ТЦ Мадам Шнеерсон. Елды-Марлийск — городок с гулькин хрен, а еврейская диаспора и того меньше. Но бедным евреям тоже надо где-то жить. Таки да.

Конец апреля в городе — уже раннее лето. Звонкое, смешливое, пестрящее клумбами в скверах. Но сегодня небо было цвета прошлогоднего покойника, отзимовавшего под снегом. Если это и плохое предзнаменование, то для Николая Лобова и его подельщиков. Именно стараниями прокурора последнюю сессию не отложили до понедельника, а назначили на субботу. Гнетуще-серое здание горсуда и прокуратуры располагалось на главной площади напротив мэрии сразу за статуями отцов-основателей города: татарского купца по имени Таньга Каюк и владельца оружейной мануфактуры Иоганна Марлена. В народе их прозвали Танька и Ванька. А торговки… тьфу ты! — представительницы малого бизнеса — с Арбузной пристани рассказывали толерантным туристам из обеих столиц легенды о том, как романтичный дойч воспылал страстью к скуластому лицу и дикому норову главы татарской общины, а того пленили голубые очи, что ясны, словно река Керулен, и глубоки, аки озеро Далайнор родных степей.

Ебать, педрариум развели!

Коридор расстилался перед ним помпезной потертостью сталинского ампира. Мраморные полы, такие же белые с серыми прожилками колонны. Бессменный со времен президента всея Руси мэр Дамир Закклеев не скупился на реставрацию, а закон отвечал ему лояльностью. Мэр если воровал, то не заворовывался. Елды-Марлийск процветал. И одна из главных российских бед была полностью транклюкирована — дороги блистали отсутствием ям, колдобин, стершейся разметки. А вот с дураками дело обстояло несколько хуже… Помощник прокурора дураком себя не считал. Даже не пытался валять ваньку. Знал — налажает, и тогда начальство нарушит закон хуком слева непосредственно в служебном кабинете. Поэтому Леви слегка прихуел, открыв дверь, — всратый недоучка собирал рассыпанные по полу распечатки.

— Здрасьте, Леви Исаакович! — бледный хрен затрясся в испуге. — Сюда кот залез. Черный такой. Прямо на стол. У, шайтан.

— У тебя двадцать минут, — глянув на часы с массивным браслетом, переданные дедулей, когда с дипломом вернулся домой.

— Все успею, все соберу…

Не дослушав овечье блеяние, хлопнул дверью и потопал на задний двор. Запрет на курение в общественных местах — главный порок здешнего мира. Если у них хватило мозгов изобрести такую заебатую штуку — нахрен ее запрещать? Таки где логика?

Помощник справился с последствиями кОтострофы, и утренняя примета не подвела прокурора. Лобову судья влепил четвертак по совокупности за: мошеннические действия, преследующие целью получение необоснованной выгоды; связь с аффелированными структурами; организацию преступного сообщества, повлекшую материальный ущерб группы юридических и физических лиц, и торговлю инсайдом.

Завершив текущую бюрократию, он вышел из кабинета.

— Держи его! — истошный вопль уборщицы Марты порвал в клочья перепонные барабанки.

Что за нах? По коридору несся черный пушистый шар, почти не касаясь пола. В сантиметре от ботинка шар развернулся в кота и уставился на него нагло-зелеными глазищами уличного бойца. Леви присел на корточки, почесал зверюгу за ухом и услышал сочный рокот холодильника ЗИЛ дедули Аккермана, до сих пор несущего службу на даче.

Долбаные зеленые глаза!

— Не трогайте его, Леви Исаакович! — уборщица взмахнула потрепанной шваброй. — Он бешеный.

Леви молча подхватил котяру под передние лапы. Возмутитель спокойствия смотрел так, как умеют только кошки, мол, ну что, человек, гони жратву.

С новообретенным питомцем на руках вышел из горсуда. На ступенях поджидала заноза в лице корреспондентки местного телеканала «Батыр-Кнехт».

— Господин Аккерман, можно несколько слов? — тыча в нос микрофоном.

— Вор должен сидеть в тюрьме.

— Ой, а скажите — это тот самый кот, которого второй день ловят? Слышала, что задрал судью? — девица не сдавалась.

— Кот встал на путь исправления.

Нарочно толкнув настырную, сбежал по лестнице и нырнул в авто. Завтра суббота — есть время на ветеринарку. А вот хавчиком, лежанкой и прочим приданым нужно обзавестись сегодня. От площади Таньки и Ваньки до магаза «ЗооПозитив» — два лаптя по карте. Леви поехал переулками. Мимо студии Мадам Шнеерсон «Имя Розы». Новая память мгновенно подсунула занятную инфу: место, где сейчас располагалась обитель гламура, в стародавние времена называлась Сукино болото. Интересно, Роза в курсах?

Зачем стараться отвлечь себя глупыми мыслями?

Он едет в надежде увидеть в окне зеленоглазого демона. Ерен работает тату-мастером. Набивает настоящие картины. Может в 3Д. Когда, чмокнув на прощание в висок, укатил в Волгоград на второй этап конкурса, Леви был убежден — выиграет и не вернется. Такому место в Москве или в шальном Гамбурге. Но через две недели зазвонил смартфон, а на дисплее загорелись знакомые цифры «Привет-привет! Я заскочу?». Мелодичный задорный голос обжег нервы дикой жаждой. Увидеть немедленно. Завалить сию секунду. И дрючить до тех пор, пока солнце за окном не повиснет высоко над крышами. Или тупо до собственного обморока.

Йегера в окнах не случилось. Зато прямо перед входом оказались «форд-фиеста» Михи Захарченко, школьного другана, ныне старшего лейтенанта юстиции, а попросту следака. И «лада-калина» ППС. Кошак дрыхнет рядышком на пассажирском. Есть повод полюбопытствовать, что привело к такой интригующей комбинации у входа в приличное заведение. Дело разъяснилось воплем Имир, мастерицы по ноготочкам, радикальной феминистки и открытой лесбиянки в одном флаконе гель-лака, вылетевшим в тихий апрельский вечер из распахнутых дверей.

— Спермобак, хуемразь, мудло тупое!

— Гражданка Хайруллина, не выражаться! — строго пробасил Миха.

Ба, знакомые всё лица! В дверях показалась вторая беда матушки-России, а конкретно придурок, гомофоб и гопник в одном пузыре водяры Ромка-Броневик, влекомый двумя пыхтящими патрульными.

— Пиздолизка! Хуя тебе хорошего, чтоб визжала и добавки просила! — амбал Ромка рвался на волю и срал с кирхи Святого Себастьяна на руки в «браслетах» и висящих на плечах дистрофичных служак.

— Однако, здравствуйте, — Леви подошел поближе к театру полицейских действий. — Миха, что за нахуй?

— И тебе не хворать. Бороду подровнять заехал. А тут Ромку под синькой принесло громить гнездо содомитов, — Захарченко развел в стороны здоровенные ручищи. — Охранника он сразу отдыхать отправил…

— Полицаи! Позволяете нападать на ЛГБТ! — на улицу выскочила веснушчатая деваха с двумя хвостиками на макушке, перетянутыми радужными резинками. В обоих ушах красовались здоровенные тоннели. В левой ноздре — кольцо. А под нижней губой торчала острая пика. В какие еще места она насовала пирсинг — страшно представить.