Ведунья.
Обжившись, оглядевшись, стал я примечать, что Ираида практически не расстается с мобильником. Не то чтобы она не выпускала его из рук, но телефон всегда находился в слуховой доступности владелицы. Кто-то ей постоянно названивал и по разговору понималось, что звонили из далека. Из оседавших в моем сознании фраз, складывалось впечатление, что женщина ведет какую-то психологическую работу с звонящими.
А еще, раза два или три приезжали к ней, как она выражалась "люди". Когда она первый раз сказала мне, что завтра приедут эти самые люди, я серьезно расстроился, почти запаниковал, в голову полезли ассоциации из жизни отдыхающих: слоняющиеся по двору пьяные мужики; гремящие посудой, крикливые тетки и невоспитанные, не в меру требовательные дети. Необитаемый остров грозил превратиться в хостел или общагу. Адская эта цивилизация настигала и здесь, выход напрашивался, только один – бежать. Но гости, побыв часа два, о чем-то пошептавшись с нею, благополучно убирались восвояси.
А однажды, возвращаясь с пляжа, приоткрыв калитку, я услышал голос Ираиды, доносившийся из глубины ее чистенького, ухоженного двора. Необычность интонации и то, о чем она говорила, пробудили интерес и привлекли внимание. Проходя мимо, я невольно замедлился и прислушался, пробуя боковым зрением разглядеть происходящее. За столом, в овитой лозой беседке, напротив говорившей сидела парочка. Молодые люди держались за руки. У всех троих глаза были закрыты, головы наклонены: юноша и девушка внимали, Ираида вещала…
Не спорю, дословный пересказ был бы идеальным для данного повествования. Но! Во-первых: вместе с любопытством в душе росло и чувство дискомфорта, ведь услышанное не предназначалось для моих ушей, и я постепенно ретировался. Второе: хоть я и пытаюсь сочинять некие тексты, но так, как у загадочной крымчанки, у меня не получается. Видимо для этого нужно иметь определенный духовный опыт. Короче, в одно ухо влетело, а в другое вылетело, а попробовать воспроизвести самому, при этом не умалить и не исказить созданный ею образ я не могу. И не буду. Скажу в общих чертах и по своему.
Речь шла о любви, которую они должны чувствовать, думая друг о друге, прикасаясь друг к другу. О гармонии двух, которые есть одно. О благодати из всего этого проистекающей. По смыслу ничего вроде бы неординарного. Но то ли текст был по особенному сложен, то ли… Понимаете, это надо было слышать воочию. Не зря же сказано, что истина передается из уст в уста, от учителя к ученику, словом или касанием. Истина это энергия, которой ты можешь обладать по воле наставника, имеющего ее и поделившегося с тобой. И видеть! Лица их были светлыми! Ладно, боюсь впасть в излишнюю мистификацию и чрезмерную фантастичность, может мне показалось, а может чудится теперь, по прошествии некоторого времени. И всё-таки, в воздухе тогда что-то присутствовало, нечто необъяснимое и прекрасное…
На краю света
Одним жарким августовским утром, пока я, сидя в беседке, просыпался над чашечкой любимого кофе, Ираида, наблюдавшая за мной, вдруг спросила:
– Ну, и что ты надумал?
Я понял, о чем она спрашивает, да и дума у меня в последнее время была одна и легко читалась по физиономии, но отвечать не торопился. Надысь Ираида сделала мне предложение и дала сроку на размышление.
"Фига ей надо? – соображал я, – Не терплю вмешательства в личное пространство. Хоть я и долго думаю, но всегда сам принимаю важные для себя решения."
Тем более срок был не определенный и я не спешил. А Ираида улыбалась.
– Вот. – говорит, – Ошиблась я кое в чем и под корову попала, если бы не успела применить свои навыки, то погибла бы под копытами, а так, отделалась испугом и немного кожу с лица снесло.
– О, Господи! – воскликнул я. – А когда это было?!
– За неделю до твоего приезда.
– А что за корова? – дальше недоумевал я.
– Видишь, за несколько дней заросло? – сказала она и подошла ближе: на её левой щеке кожа была светлее, явно просматривалась зона вероятного повреждения, но по сроку походило минимум на пол года.
– Не может быть! – изумился я.
– Соседи животину свою у дороги привязывают… Обычно спокойная она, а тут смотрю, сорвалась и как бешеная несется на меня, сбила с ног и давай топтать.
– И?
– А что "И"? Сила мысли помогла отбиться! – и она снова рассмеялась, трогая, зажившую чудесным образом плоть.
– И всё-таки, как вы спаслись? – не сдавался я.
– Просто. Иди, искупайся, пока не жарко. Придет время – расскажу.
Никогда и ни за что не поверил бы я в такое быстрое исцеление, но убедил случай, произошедший со мной на следующий день: чистил картошку и глубоко порезался, кровь активно текла. Взглянув, женщина сказала:
– Ерунда.
Пережала пальцами рану и закрыла глаза. Через полторы минуты выдохнула:
– Всё.
Хотите верьте, хотите нет, но мало того, что кровь перестала течь – проспав ночь, я не нашел даже место давешнего пореза. Вот так! Ираида всё больше поражала меня. Однозначно, я проникался всё большим уважением к ней. И каким-то наверное благоговением. Симпатией в общем.
Пора уже кое-что прояснить. Вначале я обмолвился об этом, мол при знакомстве с Ираидой, сразу возникло ощущение, что она видит меня насквозь и нет нужды откровенничать или исповедоваться, как это обычно бывает при желании быстренько влезть в доверие к первому встречному.
Еще до ее рассказа про корову и моего пореза, я не то чтобы догадался кто она. Мне импонировала, если так можно выразиться, ее жизненная парадигма. Интриговало спокойствие, явно исходившее от улыбки и глаз. Даже прямая не изуродованная физическим трудом фигура провозглашала нечто возвышенное над миром скорбей и юдолью выживания.
Особенно мне нравилось смотреть на руки женщины. Загорелые тонкие кисти, длинные пальцы с коротко обрезанными ногтями. Почти прозрачные, словно сотканные из загустевшего воздуха сарафаны, носимые ею, открывали и более интересное глазам любопытного мужчины. Но разглядывать тело Ираиды выше ее рук, было немного стыдно. В ее присутствии сердце оживлялось, душа преисполнялась рвения.
Как-то, днем, посмотрев на меня пристально, очаровывая в очередной раз белыми зубами, она сказала:
– А ты моложе, чем выглядишь!
– На самом деле, я только подхожу к расцвету! – польщённый ее наблюдением, заверил я. – Жизнь потрепала. И меры не знал. Нам же всё или ничего! А тело первое кто расплачивается за грехи и излишества!
– Я не в этом смысле. – В ее чертах проявилась хитринка. – Когда человеку интересно, в его глазах открывается душа. Я уже не раз видела твою душу. Молодая она у тебя, любознательная!
– Ираида, вы удивительная женщина, проницательная, мудрая. – воспарил я на крыльях ответного комплимента.
Несомненно, я что-то увидел в ней. Какую-то необыкновенную, сказал бы даже, неземную привлекательность. И отнюдь не вожделение повлекло меня к южанке, а скорее возможность узнать некую тайну, олицетворяемую ею. Что-то гораздо более величественное, чем просто секрет неувядаемой женской красоты. Какое-то сокровенное знание, стоящее неизмеримо выше разделяющих противоположностей, усмиряющее противоречивость человеческого. И я понял, что она именно тот человек, который мне нужен, обладающий умением исцелять души и вправлять мозги.
Я неоднократно предпринимал попытки разобраться со своим внутренним миром, намереваясь самостоятельно построить его здание гармоничным и целостным. Но однажды пришел к выводу, что без наставника, которому бы полностью доверял, сделать это попросту невозможно.
Встретив Ираиду, я не на шутку задумался. Порой трудно поверить в предоставленный судьбой шанс. "Неужели надо было проехать чуть ли ни через всю страну. – размышлял я, – Бросить всё и умотать на самый что ни на есть край света, ради того, чтобы наконец заняться настоящим делом – создать самого себя и остановить бегство не пойми чего, неизвестно куда?
А ни выдумка ли это, ни прихоть ли моя? Может надо, всего навсего, вытереть детские сопли и быть настоящим мужиком: непреклонно достигая поставленной цели, стойко перенося все тяготы и лишения – как учили в армии?" А есть ли у меня такая цель? А была ли она, хоть когда-нибудь? Кажется, когда-то давно, что-то маячило впереди и мелькало перед распахнутым настежь, только что народившимся сознанием.