Выдохнувшись к концу речи, Джеймс осознал, что высказал всё, что думал об интрижке Данко и Рут на протяжении этого года. Да, черт подери, он думал об этом. Каждый раз, когда этот идиот направлялся в объятия к «своей Рут». Понимал, как Кабрера рискует. Понимал, что может случиться. Но молчал, надеясь, что запал друга пройдет как обычно довольно быстро, либо Рут испугается и одумается. Однако этого не происходило. Встречи продолжались, а влюбленность Данко лишь усугублялась.

Он хорошо знал семью Хемпс и уважал их. Уважал Гарри, поскольку, что бы ни говорил Данко, а мужиком тот был нормальным, работящим; жалел Эрла; сочувствовал Рут. Но эта связь…

Она была ложной. С плохим концом.

Сколько раз он смотрел в спину Кабрера и ждал, что эта тайна раскроется? Рано или поздно Данко ошибется, задержится дольше, а Гарри придет раньше назначенного времени. Да черт возьми, при всем уважении, каким надо быть идиотом, чтобы не понять, что твоя жена трахается с другим?

Шериф ощутил острое желание разбить хоть что-нибудь. Он не видел иного варианта, абсолютно точно не видел. Кто кроме него откроет мексиканцу глаза на происходящее, раз и навсегда выдернув из сладких грез?

— Рут — не Бри. Если она хотела бы уйти от Гарри, то давно ушла. А она не уйдет. И нет, я не рад, что ты можешь стать отцом. Не с этой женщиной, компадре. Она — не твоя. И ты должен это понимать.

Гроза, нависшая над ними, не миновала. Но гром так и не раздался, а молния не сверкнула. Тягостное молчание повисло и клубилось, наваливаясь невидимой тяжестью.

Данко уставился себе под ноги. Злость и обуреваемые чувства курсировали по его лицу, как десятки вырвавшихся бизонов из загона. Он был открыт и обнажен до омерзения.

Клубок нервов, вытащенный наружу.

Бурлящий вулкан, который пытались погасить дырявыми ведрами воды.

Джеймс смотрел на Кабрера и чувствовал нарастающую вину. Кажется, Данко наконец понял в каком дерьме оказался. Он сжимал и разжимал пальцы, закусив нижнюю губу; полыхал почерневшим до углей глазами. Черты лица заострились, а раскрасневшаяся кожа словно выцвела и побелела. Радость отцовства схлынула, а проблемы явились во всей красе. И теперь не было никакого счастья.

Блять.

Блять, черт бы его побрал!

Сделав шаг, Фостер протянул руку, чтобы поддерживающе стиснуть плечо друга. Дать ему понять, что он не один.

— Мне жаль.

Но пальцы схватили воздух.

Кабрера сделал шаг назад, ускользая, напрягаясь сильнее прежнего. В этот момент Фостер казался мексиканцу таким же, как и все остальные «белые» жители Кейптауна.

— Иди в жопу, Джеймс.

— Данко.

— Отвали! — рявкнув, оторвав взгляд от земли, Кабрера пнул носком сапога камень. — Отвали, блять, от меня!

— Ладно-ладно. Остынь. Просто…

Не зная, какие еще подобрать слова, Фостер посмотрел в сторону. Черт, надо было не так начать разговор. Не так привести приятеля в чувства, попытаться донести до чужих мозгов возможное будущее дерьмо. А в том, что дерьма не избежать, если ничего не предпринять, Джеймс был уверен. Но он поторопился, повелся на поводу у личных эмоций.

Данко продолжал молчать.

Джеймс едва заметно качнул головой.

— Идем, — коротко бросив, шериф поправил шляпу и двинулся в сторону второй улицы к оружейному магазину.

Собственный тон показался излишне холодным, но что-то менять уже было поздно. Данко остынет и поймет, что он прав. Просто нужно время. Они вернутся обязательно к этому разговору, да в конце концов он сам придет к мексиканцу вечером с бутылкой виски, и они посидят вдвоем. Поговорят. И все наладится.

Кабрера поднял с земли шляпу и, отряхнув её, двинулся следом за Джеймсом.

Короткий путь к магазину прошел в полной тишине.

Старая с наполовину облезшей краской дверь встретила представителей закона криво висящей вывеской «Открыто». Провернув гладкую бронзовую ручку и толкнув дверь вперед, Джеймс перешагнул через порог. В лицо ударил запах оружейного масла и едва уловимый аромат затхлости.

— О, мистер Фостер. Здравствуйте-здравствуйте. Давно Вас не было видно.

Раздавшийся справа голос О’ Гри прозвучал слишком громко. Новая вспышка поутихшей было головной боли ужалила висок, но Джеймс постарался не подать виду.

— Доброе утро, Барнабью.

— С чем пожаловали? — вытерев руки старой тряпицей и сняв очки с увеличительными стеклами, переступивший пятидесятипятилетний рубеж ирландец плавно поднял взгляд на вошедших.

Расписное лицо шерифа нисколько его не удивило. Уже несколько дней ходили слухи о том, что Фостер «запропал». Утаить что-то в Кейптауне было очень трудно.

— Мне нужен револьвер и патроны.

— А я уж думал, хотите почистить ваш Трэнтер*. У меня как раз хорошее масло появилось и пара пружин, Ваш, насколько я помню, стал немного прощелкивать перед выстрелом.

Потянувшись к пепельнице и взяв сигарету, некогда рыжий, как раскаленная бронза, торговец затянулся. Его теперь уже изрядно поредевшие седые волосы торчали в разные стороны, пригладить их никак не получалось. Но несмотря на эту неприятность и пожелтевшие с черными точками зубы, Барнабью всегда носил чистую одежду, неизменно добавляя в неё зеленые цвета. Будь то рубашка или шейный платок.

— Увы, он остался где-то в горах, Барни. Покажи, что есть.

— Жаль-жаль, хороший был экземпляр. Лучше мне бы продали и лежал он в коллекционной сохранности, — расстроенно прицокнув языком, О’ Гри побарабанил пальцами по столу.

Он был горазд выкупать не особо редкие, но неплохие револьверы, кольты, винтовки и остальные огнестрелы для своей коллекции. А Трентер шерифа ему давно приглянулся. Но что делать, потерянного не воротишь.

Задумчиво выгнув седую бровь, Барнабью открыл один из ящиков, принявшись рассматривать содержимое.

— Шериф, хотите нести мир этому городу? — заговорщицкий тон ирландца заставил улыбнуться.

Когда дело касалось оружия, Барнабью начинал походить на сумасшедшего, но знающего поразительно многое про все, что стреляет или плюется железом. Джеймс не удивился бы найдя в закромах О’ Гри пулемет Гатлинга.

— Если только и окрестностям вдобавок.

— Ха-ха, приятно слышать, что Вы понимаете, о чем я, — хохотнув, О’ Гри выложил на стол один из револьверов и два короба патронов к нему.

Зацепив указательным пальцем край ткани, О’ Гри выдержал наигранную паузу и раскрыл содержимое куска однотонной материи.

— Лучше Вашего Трэнтера. Его не зря прозвали «Миротворцем», хорошая модель. Барабан на правой стороне, шестизарядный красавец. И калибр, калибр подойдет для практически любой цели. Кроме медведя, разве что в глаз попадете. Но для медведя у меня есть кое-что помощнее, жаль, что Вы не такой заядлый охотник, как Ваш покойный отец.

На стол лег ещё один револьвер для сравнения. Но Джеймс задумчиво взял первый. Взвесив в руке, осмотрев рукоять и прицелившись в сторону, он прокрутил барабан. Казалось, что внешних и быстро заметных осечек в оружии не было. Спусковой механизм звучал красивым коротким щелчком.

— Есть еще кобура. Патронташ. Сумка для патронов. За Ваши деньги что угодно: начиная от старой кожи бизона до самой лучшей выделки штата. Хотите поясную с патронташем? Есть с орнаментом. А Вы, мистер Кабрера? — переключившись на непривычно смурного и тихого мексиканца, Барнабью почесал кончик носа. — Могу предложить хороший Нави. В Вашей руке он будет надежен и достаточно быстр, взглянете?

— Нет. Кхм. Спасибо, мне не нужно.

— Уверены?

— Да.

— Ну-у, что ж, тогда дело за Вами, шериф. Определяйтесь.

Не особо прислушиваясь к дальнейшему разговору шерифа и О’ Гри, Данко отошел к самому дальнему из стеллажей. Злость, негодование и обида все еще терзали, точно волки. Радость сменилась мерзкой тоской. Кабрера старался отвлечься, смотря через стекло на старые кольты, два карабина и лежащий рядом штык. Но это занятие очень быстро наскучило.

Вновь зазвучавшее бряцанье шпор заставило Фостера полуобернуться и глянуть в сторону двери. Но Данко не уходил, а остановился у окна, сложив руки на груди.