— Маленькая шлюха, мне ещё больше хочется убить тебя вместо этого ритуала. В прошлый раз это помогло, — и злорадно усмехнулся, — такие как вы, должны платиться за своё наглое существование.

Гермиона лишь хватала ртом воздух и болтала ногами, пытаясь задеть Лестрейнджа. Но она не ожидала того, что он её отпустит так резко. Она упала и подавилась воздухом. Руки её скребли по полу, а лёгкие горели. Адреналин заставлял сердце биться быстрее и кровь шуметь в ушах. Большее Гермиона сделать не могла. Только наблюдала, как тот подошёл к Беллатрикс и, проведя рукой вдоль плеча, проговорил:

— А ты думала, что смерть твоей первой игрушки случайная? — и хохотнул. Грейнджер не видела лица Беллатрикс, лишь то, как быстро вздымалась её грудь.

— Ты так ничтожен, — хрипло прошипела Беллатрикс и сжала зубы, когда Рудольфус ударил её по лицу. Щека горела, но она ни за что не покажет ему, что ей больно, что он на самом деле может причинить боль.

Лестрейндж за руку потащил Грейнджер к центру комнаты, в которой виднелись руны, и нарисовал в воздухе ещё несколько. А после, взяв ритуальный кинжал, нарочито медленно сделал порез на руке Гермионы, заранее подняв ту выше рун. Капли сквозь символы падали на камень, шипя и впитываясь, растекаясь и светясь. Грейнджер лишь силой воли оставалась в сознании. Потеря крови заставила голову кружиться всё больше и перед глазами всё медленно и верно начало расплываться в нечёткую картинку. Она вцепилась во что-то руками и, попробовав рассмотреть, поняла, что это была рука Беллатрикс. Ей было плохо, она не убирала руки. Каждый вдох отдавался болью.

Она слышала, что Лестрейндж читал, как она предполагала, слова к ритуалу, и боялась. Все боятся неизвестности, Гермиона не исключение. А в тот момент этот страх был таким резким и явным, что кричать хотелось. Но все возможности глупо растрачены. Опираясь о камень, оставляя там кровавые следы, она двинулась ближе к Беллатрикс и пару секунд просто смотрела ей в глаза. Она почувствовала, как та сжала её руку и чуть улыбнулась. Слёзы потекли по щекам, и Грейнджер уже не контролировала ничего, а просто в безумном порыве прижалась к ней, шепча:

— Прости… Я так люблю тебя… Правда люблю и это точно! Люблю! Я так не хочу тебя терять, ты самое лучшее, что было в моей жизни, — шептала она, ощущая глухой стук сердца Беллатрикс.

— Я тоже тебя люблю, мой Львёнок, — прошептала она и, сморгнув слёзы, подняла лицо Гермионы со своего плеча и поцеловала. Это был короткий и мимолётный поцелуй, но обе из них боялись, что это последнее мгновение. Они вложили в него все свои чувства, а после просто прижались лбами друг другу, боясь отвести взгляд.

— quod ita sit!* — закончил ритуал Рудольфус. Грейнджер отбросило к стене, и она громко застонала от боли, как и Беллатрикс. Эта боль была похоже на вырезание сердца. Будто каждую клетку меняли, заставляя неестественно выворачиваться. Безумная и давящая боль угасла, словно вспышка, и оставила только отголоски всех травм. Гермиона открыла глаза и смотрела, как улыбка уходит с лица Рудольфуса, и он в немного нервном жесте пытается найти пульс Беллатрикс. Сердце пропускает удар, когда она замечает, как тело Беллатрикс расслабилось, словно безмолвная кукла, девушка не верила глазам, она бросилась к ней со всех сил. Руки её задрожали, когда она упала рядом на колени. И было до последнего плевать на боль. Нет, сейчас было важно убедиться, что Беллатрикс жива. Конечно, она жива. Но вопреки мольбе и тихому лепету пустота снова начала расползаться внутри. Больше она не чувствовала её. Сердце, кажется, сейчас не выдержит. Нет, нет, нет, она не может умереть! И снова руки судорожно пытаются нащупать пульс и на пару секунд ей даже кажется, что вот он, да. Кто-то явно решил поиздеваться. Под её пальцами ощущалось… Ничего. Почти такое же ничего как сейчас было внутри. Это не было, как некоторые говорят, последней нитью, что оборвалась. А это был паразит, что расползался по всему телу. И понять то, что это конец было сложнее и больнее любой пытки.

Но Гермиона попыталась снова. Руки её нежно подняли Беллатрикс. Застывшее в беспокойстве выражение лица. Девушка прижимает ладонь к своему лицу, больно впивается ногтями, чтобы сдержать истерику. Слёзы не дают чётко видеть, и она упрямо стирает их.

— Пожалуйста, вернись, — шептала она, обнимая остывающее тело, — ты должна быть жива, я… Я не смогу без тебя, прошу, — слова сами лились, словно молитва. Пальцы отчаянно искали пульс. Слишком легко, она не сдастся.

— Глупая девочка, — грубый, мерзкий голос, — она была достойна смерти раз связалась с тобой.

— Да пошёл ты! — Грейнджер кричала, готовая устроить ему самую страшную смерть в мире, столько ненависти было в собственном голосе. — Что ты сделал?! Что ты, ублюдок, наделал?!

— Разорвал вашу связь… — и расхохотался.

Голову она не повернула, продолжая держать Беллатрикс. Она обязана быть рядом. Она обещала. Пустота где-то в районе груди под рёбрами. Всепоглощающая пустота разъедала всё внутри. Не спасла, не помогла. Бессилие разрезало всё внутри, прежде чем там появлялась пустота. И слёзы, как в доброй сказке, не помогали. Они лишь текли, текли вниз. Оставляли после себя лишь мокрые дорожки и мерзкий солёный привкус на обкусанных губах. И он смешивался с кровью, что текла из тех самых губ. Но разве такая слабая физическая боль смогла бы остановить пустоту? Нет, её ничто не остановит, может, разве что смерть. Но ей нельзя умирать. Не всегда судьба в плохом настроении, но никогда не понять нам её игры. Мы можем лишь лелеять надежду на лучшее, на светлое или хотя бы на то, что даст шанс. И держаться за это, даже когда, кажется, все карты раскрыты и проигран бой. Однако, может, судьба подкинет тот козырь в рукаве, что спасёт в решающий момент?

Гермиона не знала. Она давно запуталась в этой паутине. И выбраться намного сложнее, чем может показаться стороннему наблюдателю. Сейчас она отказывалась верить, что это конец. Она готова отдать всё, что у неё есть, чтобы вернуть Беллатрикс. Её Беллатрикс, что стала самым близким человеком, тем, кого она любила до безумия. Гермиона прижалась к телу ещё ближе, продолжая ощущать слёзы на щеках.

— Прошу… Все высшие с-силы з-заберите мою магию или жизнь, но только верните мне её… — выдавливала она, рыдая, и безумно распахнула глаза, когда всё тело прошибла боль, словно от Круцио. Она доходила до каждой клетки в теле, убивала мысли и Гермиона почувствовала, как проваливается во тьму.

***

Она моргнула, слишком яркий свет заставил вновь закрыть глаза. Гермиона ничего не могла понять. Её тело изнывало, а сознание плыло. Она снова попыталась открыть глаза, но в этот раз свет не слепил. Грейнджер осмотрелась, как тут же у неё выбило весь воздух из лёгких, когда подруга импульсивно обняла её.

— Ты очнулась, слава Мерлину, ты очнулась! — а затем смущённо отстранилась, — прости, мне не стоило так… Колдомедик, конечно, сказала, что ты жива, но всё…

— Я понимаю, — Гермиона моргнула и схватила её руку, — сколько я была без сознания? И что с… — комок подкатил к горлу, но она продолжила, — Беллатрикс?

— Три дня. А Лестрейндж в соседней палате, вы обе были сильно ранены, — Джинни передёрнула плечами.

— Я должна её увидеть! — вскочила Гермиона с кровати не в силах быть на месте. Перед глазами было безжизненное лицо Беллатрикс, и слёзы вновь застелили глаза. Джинни подскочила к ней и уложила обратно:

— Я не могу, ты ещё слишком слаба, слышишь, с ней всё нормально, Гермиона, — бормотала подруга, утирая слёзы с лица Грейнджер, но та лишь помотала головой.

— Нет, ты не понимаешь! Последнее, что я помню, это то, как рыдала над её телом и молила забрать пусть даже мою жизнь, лишь бы она была жива… — Грейнджер не могла остановить поток слов и рыданий, — я думала, я потеряла её, я думала, что лишилась самого дорогого человека в моей жизни и сейчас ты не даёшь мне даже взглянуть на неё! Я должна увидеть, хотя бы пару минут, иначе я не успокоюсь, Джин, это страшно.