Секретарь М. Миньков.

1919 года, августа, 22 дня.

Я в недоумении покачал головой и отвернулся от тумбы. Буквы со старинными «ер» и «ять» так и плясали перед глазами! Проведя ладонью по лбу, снова взглянул на площадь и далее, на Соборный спуск. По нему громыхали телеги, катили шинованные пролетки, урчал одинокий автомобиль в стиле ретро. Скосил глаза на ближний тротуар. Мимо магазина, стуча каблучками, прошли две девицы в платьях с заниженной талией и крохотных шляпках, за ними волочилась старуха в выцветшей коричневой кофте, грубом темном сарафане до земли и разбитых лаптях. Барышни при виде меня округлили глаза, а старая карга, переложив клюку в другую руку, трижды перекрестилась. Из моей груди вырвался не то вздох, не то стон. Суровая реальность открывалась во всей своей наготе: я попал в другое время! Какие-то непостижимые силы перенесли меня в конец августа 1919 года, когда город жил страхами перед налетом стремительной казачьей конницы генерала Мамантова! Помню, на основе архивных данных набросал статью о послереволюционных событиях, и вот тебе на!.. И что же делать? Как поступить?

Прислонившись к тумбе спиной, обхватил голову руками. Куда идти?.. В милицию или сразу в ЧК? Так, мол, и так, я пришелец из 21 века, здравствуйте!.. Ну да, так они и поверили! Меня сразу же возьмут под белы ручки и упекут в дурдом! Причем, надолго, может, даже навсегда! Нет, надо пораскинуть мозгами, что-то придумать… А не лучше ли сослаться на потерю памяти? Да, скажу, что какие-то типы оглушили меня и сбросили в подвал. Рассечение на голове только подтвердит это! Мол, память отшибло, почти ничего не могу вспомнить. Амнезия!.. А что же наплести про свой прикид, про бейсболку, черную майку с надписью «AC/DC. BACK IN BLACK», джинсы-бананы, кроссовки? Загну, что в подвале очнулся раздетым, а рядом валялась сумка с этой странной одеждой… Ну, и что, что она мне в пору… На хрен! Пусть думают, что хотят.

Когда красноармеец у будки повернулся ко мне спиной, я выбросил в Канаву смартфон, деньги и все, что хоть как-то меня компрометировало. От смартфона, каюсь, было жалко избавляться. Купил с ноля, он мне так нравился!.. Ну, мать вашу, во, попал! Охренеть!.. А может, это сон? Что делают в подобных случаях? Щиплют себя за руку? Да тут хоть кусай!.. Нет, я влип, и влип, как следует, по полной!

Я задержал взгляд на чугунной ограде мостка с провисшими тяжелыми цепями и, отвалив от тумбы, зашагал к закусочной. Хотелось пить, да и рану на голове надо было промыть и обеззаразить. В закусочную ввалился со стороны Советской или Воронежской, как называли улицу до 1924 года. В ней стоял неумолчный гул. Посетители, главным образом, извозчики, громко стучали ложками. Кто-то уже поел и пил чай вприкуску, некоторые потягивали из стаканов яблочный компот. Я сел за самый крайний стол и принялся отыскивать глазами официантку. Сидевшие за соседними столом извозчики, заметив меня, зашушукались.

– Свояк, ты только посмотри! – сказал один. – У нас в Козлове в таких нарядах не ходят.

– Поди, иностранец. Картуз чудной, нательная рубаха с непонятной писулькой. И штаны, вишь ты, с отстрочкой. В Москве видал такие на одном.

За другим соседним столом сидели двое молодых людей в шляпах, элегантных костюмах и бабочках. Про себя я обозвал их «дворянчиками». Один, с узким лицом и носом с горбинкой, одетый в светлый клетчатый пиджак, достал из кармана плоскую фляжку и плеснул себе и своему визави чего-то, по-видимому, крепкого. Полноватый, с двойным подбородком и раскрасневшимися щеками приятель, облаченный в темно-голубой пиджак, опрокинул стакан и, закусывая, произнес:

– Идти пора, Алекс. Нас ждут у…

Он прикрыл рот пухлой ладонью и украдкой посмотрел по сторонам. Его приятель ухмыльнулся:

– Что, окосел c моего коньячка?.. Ладно, еще по одной, и вон из этой вонючей извозчичьей дыры!

В этот момент другая дверь со стороны Канавы распахнулась, и внутрь вошли двое представителей порядка. Высокий был в кожанке, галифе и блестящих хромовых сапогах, на его лице с высокими скулами и крутым подбородком светились карие проницательные глаза. Точь-в-точь милиционер с плаката! Его спутником был среднего роста коренастый матрос в бескозырке с лентами, белой рубахе с синим воротником, тельняшке, клешах и ботинках на шнуровке. У первого у бедра болталась кожаная кобура, у другого – деревянная колодка. Я склонил голову, стараясь ужаться, спрятаться за фигурами впереди сидевших извозчиков.

Житель Козлова, кивая на вошедших, вопросительно взглянул на свояка.

– Светловский и Рундук, – уведомил его тот. – Из уголовки! Частенько сюда заглядывают.

– Хе-хе, надо же, Рундук!

– Кличка такая, что-то вроде сундука на корабле.

Окинув внимательным взглядом длинное помещение, высокий остался стоять у двери, а крепыш-матрос с синими, как море, глазами в развалку прошелся по дальнему концу закусочной. Там, в основном, сидела рабочая молодежь.

– Жрать вы, парни, здоровы! – гаркнул он весело. – А работать?

– Могем, товарищ Скворцов! Вот подзаправимся и вперед!

– Ишь, едрена каракатица! Ну-ну.

Он вернулся к двери, перекинулся со своим спутником парой слов, и вместе с ним вышел наружу.

Клетчатый пиджак проводил их холодным взглядом серых глаз. Выпив коньяка, он тихо проговорил:

– Недолго осталось этим ублюдкам разгуливать по Петродару. Все, все скоро повиснут на фонарных столбах!

Его товарищ, испуганно озираясь, приложил палец к полным губам.

– Тише ты!..

Я сделал вид, что занят своими мыслями. Тут со стороны кухонного проема появилась официантка в синем платье пол белым фартуком и голубой косынке. Привстав, я помахал ей рукой.

– Чего вам, гражданин? – подойдя ко мне, спросила она и с удивлением оглядела мою одежду. Ей было за сорок, простодушное круглое лицо выглядело усталым.

– Не принесете стаканчик воды, во рту пересохло, – попросил я, сняв с головы бейсболку. – И еще рану промыть бы.

– Ох, болезный, – покачала головой женщина, увидев кровь. – Кто ж это тебя так?.. Вчера один тоже сюда заглянул, половина лица крови. Говорит, закурить у Канавы спросили… Погоди, я сейчас!

Ее не было с минуту. Вернулась она со стаканом чая, чистым полотенцем и пузырьком с какой-то темной жидкостью. Ловко орудуя руками, она тщательно протерла мокрым полотенцем мою голову и осторожно смазала рану.

– Растирка на травах настояна, дюже хороша. Но ты все ж таки к врачам сходи, мало ли что.

– Спасибо вам большое! – поблагодарил я официантку, отпивая чай из граненого стакана. – В передрягу, понимаете, попал. Не успел увернуться.

– Бандиты?.. Ох, и днем, и ночью от них в городе спасу нет! Не боятся ни уголовки, ни Чеки. Ужас, что творится в эти дни!..

– Извините, вас как зовут?

– Для тебя тетка Аксинья.

– Данила. А что ж творится-то?

– Ты что, с луны свалился? Бандюги с буржуями чуть переворот не устроили!..

– Да ну?

Я на мгновение задумался, вспоминая прочитанные в прошлом статьи. Это когда ж здесь заваруха была? В последних числах августа? Коли власть зашаталась до такой степени, то наверняка из-за рейда белоказаков Мамантова… Хм-м, ничего такого особенного вспомнить не могу. Если и читал что, то информация залегла в памяти настолько глубоко, что зацепить мне ее не удалось.

– Вот тебе и да ну!.. Данила, значит. Моего младшенького так зовут… И где ж ты себе такую одежу откопал, Данила? Это ж надо, смехота! Из бродячего балагана, что ли?

– Из него. Помощником клоуна буду.

– Оно и видно!

– Тетя Аксинья, – я перешел на шепот. – А что это за типы в шляпах сидят за соседним столом? Только не оборачивайтесь!

Последние слова мне надо было cказать в первую очередь. Не успел я договорить, как она повернулась к «дворянчикам» и, окинув их быстрым взглядом, пояснила:

– Эти-то? Да Бог их знает! Я тут недавно, впервые вижу. Здесь ломовых и легковых извозчиков полно, дворники заходят, кожевенники, каменотесы.