– Боже правый! – воскликнул он, гадая, сколько их там окажется. Держа котят, он надеялся, что никто из его крохотных подопечных не попытается сбежать. Однако черно-белые комочки только жалобно пищали, а в их круглых зеленых глазках угадывался ужас. – Ну-ну, тише, – негромко проговорил он. – Я вас держу, бояться нечего.
– Это последние! – торжествующе объявила она, чуть запыхавшись и выныривая снова.
На руках она держала еще двух котят – один был с ярко-оранжевыми, полосками, а второй – серый с белыми пятнами. Следуя примеру остальных, они присоединились к хору мяукающих собратьев.
– Мне взять и этих? – спросил он.
– Пять будет многовато. Я понесу этих двух.
– И куда мы направимся? Обратно на конюшню?
Она изумленно округлила глаза.
– Господи, нет, конечно! Иначе мама-кошка снова их утащит. Нет, я несу их в дом.
Он невольно рассмеялся.
– А вы уверены, что это хорошая мысль? Ведь там ждут гостей. Вряд ли прислуга обрадуется, если у нее под ногами будет крутиться целый выводок котят. А что подумают Рейф и Джулианна?
На секунду на ее прелестном личике отразилась обида.
– Они любят животных. Джулианна сама сказала мне это двадцать минут назад. А котята никому не помешают, если поживут у меня в спальне.
Вот как! Он хотел было указать на несколько проблем, связанных с таким решением, но, еще раз посмотрев на нее, понял, что лучше промолчать.
– Ведите меня. Я в вашем распоряжении.
Она одарила его такой улыбкой, что у него забурлила кровь, заставив его порадоваться тому, что у него руки заняты котятами, а потом повернулась и пошла к дому. Оберегая свой пушистый груз, он пропустил ее вперед в сторону задней двери, выходящей в сад. Уже протягивая руку, чтобы повернуть дверную ручку, он краем глаза заметил какое-то шевеление. Посмотрев налево, он увидел, что в нескольких шагах сидит кошка, пристально наблюдающая за процессией.
– Надо полагать, это наша пропащая мама-кошка, – заметил он негромко.
Габриэла кивнула.
– Я так и знала, что Агги объявится. Оставьте дверь приоткрытой – посмотрим, пойдет ли она за нами.
Продолжая идти за ней, Тони опять счел за благо промолчать. Они с Габриэлой успели пройти половину лестницы, когда кошка метнулась в дом и побежала за ними. Она так и шла следом, отставая на несколько шагов, до самой двери в спальню Габриэлы.
В комнате Габриэла бережно положила двух котят на толстый обюссонский ковер – достаточно далеко от камина, чтобы они не могли оказаться в опасной близости от огня, но все-таки там, где до них доходило тепло.
– Ну вот, – проворковала она, обращаясь к кошке, – вот твои малыши. Мы сделали для них все возможное.
Тони прошел через комнату и молча стоял, пока Габриэла забирала у него котят и по очереди укладывала рядом с первыми двумя. Как только все пятеро оказались вместе, их мама присоединилась к ним и удовлетворенно замурлыкала.
– Я найду корзинку и постелю в ней старое одеяло им для постели, – сказала Габриэла. – А деревянный ящик с песком послужит им для личных нужд, пока они не повзрослеют и не начнут выходить со своей мамочкой. – Поворачиваясь, она одарила его еще одной улыбкой. – Спасибо за помощь, Уайверн.
Он ответно улыбнулся.
– На здоровье. Хотя вы вряд ли поблагодарите меня, когда проснетесь, завтра утром и обнаружите у себя в постели шесть кошек.
– Они, скорее всего, останутся у себя в корзинке.
«Я бы не был в этом так уверен», – подумал он, бросив взгляд на большую кровать с балдахином и покрывалом прелестного голубого тона. Невольно он представил себе Габриэлу, лежащую на тонких льняных простынях: ее длинные темные волосы водопадом спускаются по подушкам, а вокруг нее резвятся котята, заставляя ее весело смеяться. Этот образ заставил кровь прилить к его чреслам, и он остро почувствовал, насколько сильно ему самому хотелось бы оказаться в этой комнате и проверить, действительно ли возникла такая картина. Опомнившись, он заставил себя вернуться к реальности.
– Мне надо идти.
Казалось, она только теперь поняла, как неприлично находиться с ним наедине у себя в спальне, – и ее щеки чуть порозовели.
– Да, наверное.
Но вместо того чтобы уйти, он по-прежнему стоял и любовался ее милым личиком и нежной кожей, тронутой румянцем… И, внимательнее присмотревшись, обнаружил кое-что еще.
– Вы измазались, – заметил он.
– Ой, правда? Где?
Подняв руку, она безрезультатно попыталась стереть пятно.
– Позвольте мне, – предложил он.
Шагнув ближе, он осторожно приложил два пальца к изгибу правой скулы и погладил Габриэлу по щеке. Встретившись с ней взглядом, он заметил, как расширились ее зрачки, а губы приоткрылись на едва слышном вздохе. Проследив за их движением, он вспомнил вкус ее поцелуя, который показался ему слаще любого десерта.
«Как хотелось бы его повторить! – сказал он себе. – Еще два дюйма – и она снова окажется в моей власти. Но нет – нельзя». Тайно вздохнув, он вспомнил свое обещание относиться к ней как к маленькой сестренке. Конечно, такая клятва была верхом нелепости: как бы ни старался, он никогда не сможет считать Габриэлу Сент-Джордж сестрой. Но с другой стороны, это не означает, что ему нельзя хотя бы попытаться так с ней обращаться.
Опустив руку, он шагнул назад.
– Ну вот, – объявил он бодро, – ничего не осталось. Она заморгала, словно выходя из оцепенения.
– Спасибо, Уайверн.
Он поклонился ей:
– К вашим услугам, мисс Сент-Джордж. Полагаю, что увижу вас сегодня за обедом.
– До встречи.
Кивнув, он позволил себе один прощальный взгляд, после чего повернулся и вышел из комнаты.
– Мы нарекаем ее Стефани Шарлоттой! – объявила Джулианна Пендрагон, и материнская гордость и радость придали ее нежному голосу звучности, так что он разнесся по всему приходскому храму.
Со своего места на церковной скамье – одной из тех, что были отведены приглашенным на торжество – Габриэла наблюдала за происходящим и за людьми, собравшимися вокруг купели.
– Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа, аминь! – провозгласил священник, осторожно смачивая головку малышки водой.
От неожиданности малышка испустила протестующий вопль, отразившийся от каменных стен церкви мощным эхом. Присутствующие, улыбаясь и посмеиваясь, хором подхватили:
– Аминь!
В продолжение таинства крещения Габриэла наблюдала за главными действующими лицами – и губы ее сурово сжимались всякий раз, как ее взгляд падал на Уайверна… или, точнее, на герцога Уайверна! Даже сейчас она ежилась, вспоминая о том, что произошло прошлым вечером после обеда.
Трапеза прошла прекрасно: пятнадцать человек – родственники и друзья – собрались за столом, чтобы насладиться вкусными блюдами и изысканными винами. Габриэла чувствовала себя неожиданно непринужденно, снова изумляясь тому, насколько безоговорочно ее приняли в семейство Пендрагонов. С момента ее приезда двумя неделями раньше все обитатели этого дома взяли ее под свое крылышко – начиная с Рейфа и Джулианны, относившихся к ней так, словно она им самый близкий человек, которого они знают давным-давно, и кончая слугами, которые всегда были готовы ей помочь, даже когда она заверяла их, что прекрасно может обойтись сама.
Когда обед завершился, все общество перешло в гостиную: джентльмены решили обойтись без уединения за сигарами и портвейном. Подали ликеры, чай и кофе, а также сладости, перед которыми Габриэла устоять не могла. Она смаковала особенно удачное ореховое печенье, когда дворецкий Мартин подошел к Уайверну с рюмкой бренди на сияющем серебряном подносике.
– Желаете еще чего-нибудь, ваша светлость? – спросил он.
– Пока нет, спасибо, – ответил Уайверн, взяв рюмку. Чуть сдвинув брови, Габриэла положила недоеденный кусочек печенья на тарелку и посмотрела на Уайверна.
– Извините, Уайверн, но почему все обращаются к вам «ваша светлость», словно к герцогу?
В гостиной воцарилась потрясенная тишина. Чуть подавшись вперед, Джулианна, сидевшая на кушетке, объяснила: