– Нет, к маме вас вызывали три дня назад. С тех пор я и слежу за вами.
– Зачем? – вырвалось у него.
Зоя потупилась. Но тут снова заиграла музыка, и Михаил почувствовал неловкость. Стоять рядом с девушкой, не приглашая её на танец, тем более, если она очень хочет танцевать, действительно не совсем удобно. Он ухватился за её предложение:
– Так вы играете в шахматы?
– Немного…
– Тогда попробуем…
Они сели за стол, быстро расставили фигурки. Зоя играла значительно слабее, чем Михаил, а ему не хотелось обыгрывать её. Тянул время, старался делать ошибки, незаметные сразу, «зевать» фигуры.
Зоя же была невнимательна к игре. Она рассказывала о себе, о своём городе, о родителях.
– Мы едва успели уехать. Мама не хотела. Тянула до последнего. Едва уговорила её. А вы? Скоро на фронт? А где ваша мама?
– Должна приехать вместе с братьями и сестрой. Так что мне не до развлечений. Надо их устраивать. Забот прибавится.
– Причём здесь развлечения? Разве я о них думаю? Вы просто мне понравились, просто… – она не договорила и опустила глаза.
Гулякин сосредоточенно уставился на шахматную доску. Между тем, дежурный администратор попросил закончить танцы. Время позднее – людям надо отдыхать, и он поспешно поднялся, попрощался с Зоей, поблагодарил её за приятный вечер и поспешил в свою комнату.
Николай Ляшко встретил вопросом:
– Что это ты такой взъерошенный?
– Так, не знаю…
– А твоя знакомая мила, очень мила…
– Не время сейчас, совсем не время заводить знакомства, – отмахнулся Гулякин. – Да и зачем? Скоро на фронт, а там неизвестно что будет. Всё-таки в тыл врага забросят.
– Ну-у, – протянул Ляшко. – Так думать негоже. Не умереть, а победить – вот наш девиз. Кстати, а у тебя есть невеста? Наверное, красавица, если тебя такая дивчина не тронул. Где она, невеста-то?
– Нет… Невесты нет. Знакомые девушки, конечно, были в институте, но всё не то.
– Тогда что же тебе мешает? Не понимаю. Война войной, но жизнь продолжается. Придёт и наш черёд с врагом драться. Скоро придёт. А пока отчего же не потанцевать в свободную минутку, не пообщаться с милой девушкой? К тому же совершенно не обязательно заводить отношения слишком далеко.
Михаил внимательно выслушал приятеля и сказал:
– Может, ты и прав. Просто мне сейчас не до того. За своих беспокоюсь. Ну не настроен я даже на простые встречи. Не настроен.
Однако, уже следующим вечером, едва Михаил ступил в вестибюль гостиницы, Зоя встретила его.
Поздоровавшись, он сказал ей:
– Извини. Я только спрошу у администратора…
– О своих? Я уже спрашивала. Нет, не приезжали… Ты выйдешь сегодня в вестибюль? – видимо, надеясь вот этак непроизвольно перейти на «ты».
И таким молящим был её взгляд, что Гулякин не мог отказать.
– Конечно, выйду. Только приведу себя в порядок и спущусь, – пообещал он.
Они снова пытались играть в шахматы, затем всё-таки вышли на медленный танец.
И так повторялось каждый вечер. Гулякин ругал себя, собирался прекратить эти, как ему казалось, никому ненужные отношения, но всё откладывал и откладывал, не желая обижать девушку.
Между тем, доукомплектование и боевое сколачивание корпуса заканчивалось. Все подразделения отработали прыжки с вышки. И вот настал день выезда на аэродром…
Крещение хирурга
Едва тёмно-зелёный десантный самолёт, натружено гудя моторами, неторопливо забрался на установленную для прыжков высоту, инструктор скомандовал:
– Приготовиться!
Открылся люк, и в его проём Михаил Гулякин увидел ровное заснеженное поле. Вспомнился первый прыжок. Погода была такой же солнечной, ясной. Разве что снега побольше.
– По моей команде, первый…
Гулякин встал, повинуясь властному требованию инструктора, шагнул к люку и, услышав резкое: – «Пошёл!» – провалился вниз.
Его сразу подхватил и развернул встречный поток воздуха, но через считанные секунды резкий толчок возвестил о раскрытии парашюта. Над головой вспыхнуло серебристо-белое облако купола.
Охватило знакомое, радостное волнение. В аэроклубе он совершил два прыжка. Теперь всё было и так как прежде, и иначе. Прыгали не со стареньких тихоходных самолётов, а с больших транспортных. Да и парашюты не спортивные, а боевые, десантные.
Гулякин с восторгом оглядел местность. Под солнцем горело и сверкало ярко-белое покрывало снега. На горизонте синели леса, чуть ближе пестрели крыши районного городка, примостившегося на берегу величавой Волги, русло которой ещё темнело студеной водой, ожидавшей скорого ледяного покрова.
А вокруг, словно большие пушистые снежинки медленно опускались на землю серебристые купола парашютов.
Потянув одну стропу, Михаил развернулся по ветру и приготовился к встрече с землёй. И вот ноги ушли в снег, и он, удачно сманеврировав, быстро погасил купол.
Поблизости приземлялись десантники. Многие сегодня прыгали впервые. Барахтался, пытаясь высвободиться из паутины строп Дуров, ему старался помочь Тараканов. А Мялковский стоял рядом, задрав голову, и с тревогой глядел вверх.
– Парашют не раскрывается, – неожиданно закричал он. – Смотрите, смотрите… Что же он?
Гулякин поднял голову и посмотрел туда, куда указывал Мялковский. Один десантник падал комом…
– Мялковский, за мной. Тараканов – остаётесь здесь, – скомандовал Гулякин и, определив, что десантник упал где-то на окраине города, поспешил туда.
Десантник лежал на левом боку в глубоком сугробе, наметённом возле плетня.
– Сержант Черных! – узнал Мялковский и, нащупав пульс, радостно воскликнул: – Жив!
Гулякин склонился над пострадавшим.
– Снег спас, снег возле плетня. А если б на открытом месте, – он махнул рукой. – Но состояние тяжёлое! Срочно нужна операция.
С аэродрома примчалась машина. Из неё с поспешностью вышли военврач 2 ранга Кириченко и начальник парашютно-десантной службы бригады лейтенант Поляков.
– Что с сержантом? – чуть ли не в один голос спросили они.
– Множественный перелом рёбер слева, – сказал Гулякин и, продолжая осмотр, прибавил: – Есть признаки внутреннего кровотечения.
Черных открыл глаза и, узнав Гулякина, через силу проговорил:
– Я ещё буду прыгать, доктор?
И даже попытался улыбнуться.
А к спасительному плетню уже сбегались местные жители, в основном, конечно, женщины и вездесущие дети.
– Какой дорогой быстрее попасть в больницу? – спросил Кириченко, обращаясь ко всем сразу.
– Здесь недалече. Там вон, за поворотом она, в переулке, – сказала женщина в телогрейке.
– Двухэтажный домик, белый такой?
– Он самый, сынок, он самый…
– Видел его. Мимо проезжали.
– Сержанта в машину, – распорядился Кириченко. – Давайте помогу. Осторожнее…
Несколько человек склонились над пострадавшим, аккуратно подняли его и положили в машину. Он не проронил ни звука.
Поехали потихоньку. Дорога-то ухабистая. Просёлок. Остановились у крылечка больницы. Гулякин взбежал по ступенькам и открыл дверь.
– Есть кто? – громко спросил он.
На голос вышла пожилая женщина в белом халате.
Поздоровавшись, Гулякин сообщил:
– Мы привезли пострадавшего. Нужно срочно оперировать, – и спросил – Хирург на месте?
– Нет хирурга, никого нет. На фронт все ушли. Один терапевт остался, да и он на вызове, в деревне.
– Хирурга нет? А кто ж оперирует? – удивился Гулякин.
– В область отвозим. А по мелочам и сама управляюсь.
– Вы фельдшер?
– Какой там?! Сестрой хирургического отделения здесь всю жизнь проработала.
Зашёл Кириченко. Сразу оценил обстановку. Тихо сказал, положив Гулякину руку на плечо:
– Ну, Миша, решайся. Ты же хирург…
Медлить было нельзя.
– Мне не приходилось делать таких операций! – сказал Гулякин.
– Иного выхода нет, Миша, – сказал Киричнко. – Жизнь сержанта в твоих руках. В твоих, Миша! Приказать не могу, но… решайся, – и, обратившись, к медсестре спросил: – А вы поможете?
