========== Пролог. ==========

Ты смеешься так звонко над тем, что остался один.

Дождь хлестал по щекам, бил ветер стёкла витрин.

Но я слышала, как внутри тебя бился хрусталь.

Пожалуйста, перестань…

Удар. Кровь. Яньли с расширенными глазами смотрит на то, как на её лицо падают капли крови. Не чувствует боли, уже ничего не чувствует. Её отбрасывает на землю. Сквозь бешено колотящееся сердце она слышит лишь сдавленный голос Вэй Ина, держащего её на руках и что-то пытающегося ей сказать. А в голове только одна мысль: защитить. Защитить человека, который ей дорог, потому что почти всех она уже потеряла. Именно сейчас, истекая кровью и чувствуя, что силы покидают её с каждой минутой, девушку вдруг посетило осознание того, что она всё это время была более чем бесполезной. Да, её не учили магическим искусствам, с раннего детства настраивая на то, что единственное, чем она сможет помочь семье — выйти удачно замуж. Обучали этикету, кротости и покорству. Вот только сейчас всё это дало сбой. Никому в голову бы не пришло винить и без того убитую горем после смерти мужа Цзян Яньли, что с чистой совестью могла остаться в стороне и ужасаться. Нет. Она бросилась на защиту младшего брата, поступила крайне безрассудно — не отрицает. У неё просто не было времени на раздумья. Хотя, что она могла думать? Защищать Вэй Ина, как своего младшего брата было её долгом. Он всегда за неё заступался, а она, получается, всегда оставалась в стороне.

Бесполезная. Ненужная.

По щекам Яньли медленно катятся слёзы. Она говорит ему не переживать, называет своим младшим братом, её рука скользит по его щеке, а губы, окровавленные, но в то же время обескровленные, шепчут «А-Сянь…» уже в последний раз. Это единственное, что она может сделать. У неё нет времени, чтобы даже попросить его позаботится об А-Лине.

Бедный ребёнок. Из-за глупости своих родителей он уже остался без матери и отца.

Яньли, несомненно, виновата. Но сейчас ей остается только надеяться. Она твердо знает, что братья своего племянника не бросят, почти с чистой совестью отдает его в надёжные руки.

Поступила ли девушка правильно, защищая того, кого все считают врагом? Защитила бы, прикрыла, пожертвовала бы собой, будь у неё время всё обдумать? Как поступила, будь у неё второй шанс?

Ответ один. Она бы продолжила защищать его. Потому что Вэй Ин, кем бы не был для окружающих, навсегда останется её братом. И всегда им был. Разве можно было бы поступить по-другому?

Остаётся она в стороне, ей ничего бы не было. Но её совесть не дала бы покоя.

Цзян Яньли умирает с улыбкой на лице. Она спасла хоть одного человека. Защитила. Прикрыла собой. Теперь никто не посмеет назвать её жизнь, её жертву, бесполезной и напрасной. Девушка всю жизнь оставалась в стороне. Все события проходили мимо неё.

Не смогла спасти или повлиять на спасение родителей, что умерли в ужасных муках при битве в ордене Юнмен Цзян. Тогда её опасность миновала стороной. Она даже не пережила и части того, что выпало на долю Вэй Ину и Цзян Чэну.

Не смогла спасти или повлиять на смерть своего мужа, которого любила больше жизни. Могла бы и попросить его не уходить, ещё тогда у неё на душе скребли кошки. Она думала, что что-то потеряла, едва за ним закрылась дверь.

В том, что Цзинь Лин остался сиротой ещё в неосознанном возрасте, тоже виновата она. Не смогла повлиять на это.

Цзян Яньли никогда не задумывалась над тем, в чём смысл её жизни. Привыкла плыть по течению. Привыкла, что за неё решат все проблемы, а она останется в стороне, опасность минует, а её будет беречь само Провидение, словно хрупкую фарфоровую куклу из старинной коллекции, что нельзя двинуть или тронуть лишний раз — сломается. Личность у Цзян Яньли что ни на есть кукольная. Она только и умеет, что улыбаться. Правда, по-другому её не учили. Говорили, что если она будет девушкой своенравной и с собственными амбициями, желаниями, никто её не полюбит. Говорили, что если не будет жеманничать и краситься, то никто не сочтет красивой, когда природная красота не в счёт. Говорили, что нельзя показывать при мужчинах свой авторитет, говорили быть безмолвной тенью, следующей только за тем, с кем связали узы брака и повторять за ним слово в слово. Говорили, что это негласные правила руководства под названием «Быть счастливой девушкой.»

Вот только само название было перечеркнуто, а сверху кто-то ровным, каллиграфическим и сверхидеальным почерком вывел «быть удобной для всех».

Яньли слепо следовала этим заповедям. Слепо делала то, что ей говорили. Достигла идеала, что внушали ей долгие годы — стала идеальной женой, могла бы стать идеальной матерью. Но вот только где все эти правила, когда они так нужны, где сказано, что она должна теперь делать, о чём ей могут рассказать ненавистные книги, которые заставляли её читать? Она их на самом деле на дух не переносила. Но никому об этом не говорила, улыбалась, учила наизусть, делала, что от неё требовалось.

Интересно, если бы она изменилась при жизни, это повлияло бы на что-нибудь?

Во всяком случае, сейчас она уже ничто не изменит. Ей остаётся лишь в последний раз вдохнуть полной грудью (что пронзил чей-то меч) воздух, обессиленно упасть на землю, закрыть глаза уже навсегда, зная, что открыть ещё раз не получится…

Сердце потихоньку перестает биться. Яньли не считает минуты, не жаждет анестезии и спасения. Она правда виновата. Сама. Во всём. И никто другой. Если бы у неё был шанс сказать что-то ещё напоследок, то она непременно попросила бы позаботиться о своём сыне.

Но уже поздно.

Второго шанса не будет, дорогая.

Или всё же будет?

Она щурится на спасительный свет, протягивает к нему свою окровавленную ладонь. Одергивает её, изумлённо поднося к лицу.

За всю жизнь Цзян Яньли не убила ни одного человека. Почему её руки красные, словно она только что держала в них орудие убийства, которым кого-то убила?

Нет. Она никого не убивала. Она просто была игрушкой в чьих-то руках, с самого начала просто плыла по течению без малейшего сопротивления. И своими действиями, поступками, даже не пыталась что-то предпринять, предотвратить смерть тех, кто был ей дорог. В смертях всех ее близких — неотъемлемая часть её вины. Если бы она не умерла так рано, то жила бы с болью потери всю оставшуюся жизнь. Почему-то Провидение было к ней всегда через чур снисходительно: оно не дало ей страдать и в этот раз. Избавило от мук. И от чувства вины. Остаётся только окунуться с головой во всепоглощающее забвение, ощутить наконец душевное спокойствие и увидеть всех, с кем рассталась.

А достойна ли?

Девушка оборачивается. Ей кажется, что какой-то незнакомый голос зовёт её, подкидывает навязчивые мысли. Чего он от неё хочет…?

Она уже мертва — Цзян Яньли это чувствует. Поступь лёгкая, как при жизни, однако, идет она не по земле, а, кажется, по чему-то очень лёгкому и норовящему провалиться в любую минуту. Она словно оказывается на большом облаке. Мягком, пушистом…

Где это она? Девушка в редкие моменты, когда задумывалась о загробной жизни, представляла, что её будет ждать суд. И две дороги — Ад и Рай, покажут, где ей место, а она не сможет сопротивляться высшим силам и сделает то, что ей велят сделать. Однако, здесь нет ни Ангела, ни Дьявола, или кто отвечает за Ад? Перед ней — пустота, синее небо без единого облачка и изъяна.

Идеальное. Как образ той Цзян Яньли, на которую настоящая Цзян Яньли до последнего равнялась.

Ты могла их остановить, ты могла им помешать, черт возьми, почему ты этого не сделала?!

Это точно чужой голос. Девушка отшатывается в сторону, боясь упасть. Голос исходит из спасительного света, который неумолимо к ней приближается. Никто их не слышит. Голос отдаётся только в её помутневшем сознании. Случайно срываясь с облака, Яньли замечает, что теперь её тело невесомое, и она может спокойно передвигаться по пространству, гравитация и притяжение ей теперь не помехи. Она плавно срывается, летит по небу, касаясь рукой этого света, однако, одергивая её в самый последний момент.