Илья молча покачал головой. Ольга Серафимовна, а за ней и остальные старушки так же молча перекрестились.
Гости попили чаю с тем, что сами же и принесли – с домашними пирогами, смешными печеньицами-«каральками», посыпанными сахаром, и черничным вареньем. Рассказали новому соседу о деревне, о жителях, о себе. Илья настороженно ждал – когда же начнут задавать вопросы. Удивился: бабульки оказались неправдоподобно тактичными – или же просто с удовольствием пользовались возможностью поговорить сами, радуясь «свежим ушам».
Часа через полтора гостьи засобирались уходить.
– Давай посуду помою! – предложила Ольга Серафимовна.
– Да что вы, я сам! – Илья смущённо улыбнулся. – Ожоги-то зажили давно, я со всеми делами по дому без труда управляюсь.
– Ну как знаешь, – бабулька неожиданно хитро подмигнула хозяину дома, и тот обомлел: неужели она что-то заметила? Она что, видит сквозь перчатки?..
Да нет, не может этого быть.
Закрыв за гостями дверь, Илья проверил – плотно ли задёрнуты занавески на окнах, и только после этого, отвернувшись к глухой стене, стянул перчатки. Осмотрел кисти рук, медленно поворачивая их, будто видел впервые. Вздохнул и пошёл мыть чашки и блюдца.
Ожоги и в самом деле имелись, но выглядели не так уж страшно. Кожа на ладонях и на «хватательных» поверхностях пальцев была стянута, из-за чего кисти постоянно находились в положении «чашечкой». Тыльные стороны ладоней выглядели абсолютно нормально.
…Если не считать слабого, но вполне различимого синего свечения, которое испускали кисти рук Ильи в полутьме деревенского дома.
***
Илья и в самом деле был мотогонщиком. С двенадцати лет занимался в секции мотокросса, в шестнадцать пересел с пятидесятикубового мопеда на настоящий специальный спортивный мотоцикл и начал готовиться к соревнованиям в дисциплине эндуро – «шестидневки» или гонок на выносливость. Его мечтой было покорить трассу ралли-рейда «Париж – Дакар». И вот чем всё закончилось…
Быстрый прогресс. Призы на районных, городских и так далее соревнованиях. Включение во второй состав областной команды. Тренировочные сборы на базе команды российского уровня. И – всё…
Конец нормальной жизни. Смерть мечты. И просто – смерть.
Шла обычная тренировка. Кроссовый участок в лесу. Товарищ по команде просто вылетел с трассы. Бывает. Недостаточно хорошо изучил легенду, не учёл радиус поворота и то, что на выходе, в выбитом колёсами углублении, скопилась каменная крошка.
Илья резко затормозил и остановился, неаккуратно уронил на обочину свою машину и бросился к примятым кустам на противоположной стороне трассы, откуда поднимался пар и доносились сдавленные стоны.
Всё выглядело на первый взгляд не так уж страшно. Шлем и щитки – достаточная защита, если ты просто упал, да не на камни, а в смягчившие падение кусты. Царапины – ерунда. Нога придавлена мотоциклом? Вряд ли перелом. Да даже если и перелом…
Но двадцатилетний Илья впервые видел, чтобы после простого падения человек был изогнут под таким углом. Казалось, его выкрутили, как мокрую тряпку. И стоны, доносившиеся из-под забрала шлема, звучали как-то…
Как предсмертные хрипы?
Илья до сих пор не был уверен, что ему не показалось. Он и сам не понял, что именно напугало его до такой степени.
Но тогда он едва не рухнул где стоял – зазвенело в ушах, мгновенно ослабели и почти отнялись ноги. С большим трудом удерживая уплывающее сознание, наклонился, чтобы поднять с тела товарища мотоцикл…
Эксперты пришли к выводу, что из бензобака упавшего мотоцикла выплеснулось горючее на раскаленные детали двигателя. Бывает и такое… Парня, которого звали Андрей, спасти не удалось. А у Ильи почему-то обгорели только кисти рук. Только ладони, если говорить точнее.
Никто тогда не обратил внимания на эту странность. Выжил, почти не пострадал – и хорошо. Наложили повязку и отпустили. Велели являться в поликлинику на перевязки каждый день.
А вышло так, что дело не закончилось ежедневными походами в перевязочный кабинет. Илья «поселился» в больницах надолго.
И не в тех, где лечат ожоги.
Эту свою «особенность» Илья заметил не сразу. Поначалу он и взглянуть боялся на собственные руки, когда с них снимали бинты. А вот врач, который делал перевязки, должен был насторожиться и хотя бы как-то выказать удивление. Почему же он никак не отреагировал?
Хотя… Может, и видят это свечение не все? Может, распознавать таких – это тоже редкая способность?
Илья долго пытался понять, кто же вывел на него тех, на кого он теперь работал.
Руки зажили быстро. Шрамы на ладонях мешали, но не сильно. Больше проблем доставляли другие «ожоги» – те, которые так и не зарубцевались. Страх, чувство вины, непонимание. Илья смутно подозревал, что это он, он сам убил Андрея, а вовсе не выплеснувшийся бензин.
Как? Чем? Он и сам не понимал, не мог сформулировать это подозрение, которое глодало ему душу и наяву, и во снах. В кошмарах Илья раз за разом протягивал к товарищу руки, и с них срывались потоки голубого пламени, охватывали лежащего человека и вмиг пожирали до остова с потёками дымящегося пластика от щитков…
Эти сны были настолько правдоподобными, что, казалось, запах горелого мяса и жжёной пластмассы ещё долго висел в комнате, когда Илья просыпался с бешено колотящимся сердцем и саднящим от крика горлом.
Наяву было не легче. Внезапно, ни с того ни с сего, будто вызванные к жизни случайным звуком, вспышкой света, мимолётным запахом, налетали обрывки воспоминаний-видений. И они были будто бы не те. Всегда что-то казалось неправильным, что-то мешало, царапалось на задворках сознания, будто воспоминания Ильи частично вытащили из его головы и неаккуратно, не позаботившись подогнать по размеру, впихнули на их место какие-то другие. Чужие.
А результат? Результат предсказуем.
Илья учился тогда на третьем курсе политеха. Учился старательно, занятия не пропускал, сдавал все работы вовремя. А после того случая всё разом посыпалось. Бессонные ночи и депрессия не способствуют хорошей учёбе. И вызвали Илью в деканат, и мягко, но настоятельно порекомендовали сходить к неврологу.
А что парень мог сказать врачу в студенческой поликлинике?..
Что ночь за ночью его душит страх, не убийца ли он?
Что днём даже на свежем ветру его преследуют запахи обугленной плоти и горелого пластика?
Что когда он просыпается, трясясь и кашляя, и подносит руки к лицу, чтобы вытереть слёзы – кисти в темноте слабо, но отчётливо светятся синим?
Он был уверен, что сошёл с ума. Но рассказать о светящихся руках всё-таки не смог. Это, как ему показалось, даже для сумасшедшего перебор.
В результате его определили «отдохнуть» в отделение пограничных состояний психоневрологического диспансера. И там, казалось бы, банальный невроз вдруг полыхнул заревом на полнеба. Теперь Илье казалось, что синий огонь преследует его наяву, обжигает и словно бы толкает куда-то, подгоняет бежать, прятаться… Или же что-то искать?
Со стороны это выглядело, наверное, жутко и жалко: здоровенный парень стонал и выл, рвался куда-то, неразборчиво кричал и плакал. Что он тогда видел, что его так пугало? Илья и сам потом не мог вспомнить. Невроз, он и есть невроз… Лекарства помогали, конечно. Огонь задыхался и гас в душной серой пелене медикаментозного отупения. Но при этом в памяти словно бы всё шире расплывалось пятно, за которым уже почти не различались не только авария и последовавшие за ней месяцы кошмаров, но и прежняя жизнь, учёба, дом, родители…
Илья не помнил, чтобы мать или отец навещали его в больнице. Он точно знал, что они приезжали: откуда-то ведь появлялись новая одежда, книги, разрешённые в стационаре продукты. Но самих визитов родителей он вспомнить не мог. И постепенно забывались их лица и голоса, и те чувства, которые были с ними связаны. И только намного позже он узнал, что так начинался процесс его вербовки на службу.
