Так. Отлично.

Можно подумать, что я, стоило одному человеку объявить меня капитаном и упомянуть о крейсере, готовом испепелить здесь всё, так я сразу изменился, став раза в три выше и шире в плечах. Ага. И с молниями из глаз.

– Вакуш, – поняв, что от напарника толку мало, подзываю к себе бригадира. Он, в отличии от Яриса, держится более уверенно.

– Ставлю задачу, – помня о его военном прошлом, перехожу на понятный ему язык: – Конты – в транспорт. Транспорт – в четвёртом ангаре. Исполнять!

– Так это… Ваше… – Мнётся он на месте: – Так они ж для инкассаторов?! А вы, со всем уважением, – он косится на штык, возникший напротив груди: – Вы же разве инкассатор? Нешто можно так? Чужое?

Угу. Понятно.

Отступаю на пару шагов.

– Такелажники! Вы, те, с кем я ещё вчера делил кусок хлеба и глоток воды! К вам обращаюсь я – капитан крейсера Империи! И я, согласно Своду Уложений Империи, параграфу семь, подпункту три А и В, провожу экспроприацию данных средств. Заверяю – своим словом, что средства будут потрачены на благо человечества и Империи!

Делаю паузу, оглядывая полные растерянности лица. Ну да, мои бывшие товарищи явно потеряны в этом потоке малознакомых слов. В отличии от господина суперкарго, внимательно и жадно ловящего каждое слово.

Может его прирезать? Проскакивает в голове короткая и холодная мысль. Вывезти, и в системе, где нет ресалки, кончить. Он ведь молчать не будет, ясно видно, что он готовится самым детальным образом передать мои слова – как следакам, так и журналистам, которые примчатся сюда, получив известие о произошедшем.

А как же?

Ограбление! Да какое – открыто совершенное офицером флота Империи! При множестве свидетелей!

Хм…

А может их всех? В смысле вывезти и за борт? Эта загадка вполне на тайну века потянет. Как же почти десяток контов с баблом, плюс бригада грузчиков вместе с суперкарго! И ведь не сбежали с деньгами – ДНК-то ни где не проявится?

Ух…

Дух захватывает от обилия гипотез, которые местные эксперты насосут из своих пальцев.

Вот только начинать свой путь с крови как-то не хочется. Даже с крови таких отбросов. Это люди, и не след мне своих подданных, пусть и будущих, так легко жизни решать. Мне власть на штыках гвардии не нужна. Нет.

– Бригадир! Приказываю! К загрузке приступить!

От этих слов Вакуш дёргается и, в следующий момент ангар наполняется привычным уху грузчика матерком. Не стесняя себя в выражениях он, подгоняет команду – надо отметить, что со стороны работа моих бывших товарищей производит более чем благоприятное впечатление – действуя слаженно, как части единого механизма, они быстро, без излишней спешки и суеты, затаскивают конты в трюм транспорта, реквизированного Самиком для этой операции.

Позже я узнаю, что хозяин этого корабля, в накладе не остался – сев играть в карты с Мозусом и слив ему корабль, капитан банально напьётся до отключки, придя в себя, только когда транспорт, выполнив нужную нам работу, останется висеть в пустоте. Да, приятно иметь в команде профи, чьи интересы простирается несколько дальше прямых обязанностей.

Ага, таких как Мозус, зарабатывавший на жизнь карточными фокусами и как доктор, легко смешавший снотворное, напрочь стёршее из памяти неудачливого игрока все воспоминания о событиях последних дней.

Да, незадачливого капитана, ждало полное отсутствие воспоминаний и неприятное будущее в виде свидания со спецслужбами, весьма заинтересованными в его версии произошедшего – скрывать бортовой номер корабля мы и не пытались, официально, с полной идентификацией, осуществив посадку в ангар номер четыре.

Процесс погрузки особо описывать не буду – кому интересна эта рутина. Всё прошло штатно, и наш транспорт, запросив добро у диспетчеров, покинул Станцию, строго соблюдая все положенные моменту требования. Но как бы мы не стремились завершить операцию тихо, не привлекая прежде времени чьё-либо внимание, судьбе было угодно влить в нашу бочку мёда здоровенный половник дёгтя, едва не приведший к нулю всё мероприятие.

Виновником был инкассатор, с которым мы столкнулись нос к носу, едва отвалив от посадочной платформы. Впрочем, с точки зрения экипажа полосатого транспорта, виновниками были именно мы, осмелившиеся нагло оказаться у них на пути.

То, что мы, как покидающие Станцию, имеем приоритет, инкассаторов не интересует, о чём они немедленно сообщают нам, ведя передачу на открытой волне.

– На лайбе! – Экран видеосвязи остаётся чёрным, подчёркивая презрение банковского служащего к нашим персонам: – Куда прёшь?! В сторону, шваль ржавая!

– Какой он грубый, – Самик, пересевший за рычаги транспорта с борта крейсера, морщится, неодобрительно качая головой: – Мы же по всем правилам идём. Откуда их только набирают.

– Тихо, Самик, тихо, – кладу руку ему на плечо: – Не с нашим грузом шум поднимать. Дай мне микрофон.

Пробурчав нечто неразборчивое, но несомненно неодобрительное, он вытягивает из гнезда шнур с дырчатым шариком на конце.

– Говорит транспорт… – Запинаюсь, не зная названия корабля, но секундой спустя продолжаю, наплевав на такие мелочи: – Простите, великодушные господа. Мы немедленно уберёмся с вашего пути, путь это и приведёт к нарушению правил маневрирова…

– Прочь пошёл! – Рычит мне остающийся невидимым инкассатор и я вижу, как начинает багроветь шея моего пилота, не терпящего подобное отношение.

– Правила для таких лузеров как ты, – тоном, полным пренебрежения, роняет полосатик, а наш борт, повинуясь движению рук Самика, начинает отворачивать в сторону, послушно освобождая посадочную платформу.

– Так бы и сразу, – видя наши манёвры продолжает он и тут Самик срывается – наш транспорт, вместо того, чтобы тихонько ползти прочь, выбрасывает из дюз длинные языки пламени, мгновенно заключающие полосатый корпус в свои объятья. Огненный плен длится считанные секунды – совершенно безвредные для корпуса корабля и весьма неприятные для психики того, кто окажется внутри подобного кокона.

Наш кораблик срывается с места и мне, чтобы удержаться на ногах, приходится хвататься за спинку пилотского кресла. Вслед, из динамиков, несётся многоголосый вопль, но он адресован не нам – бравые инкассаторы, оказавшиеся внутри бушующего пламени, визжат от страха.

Успокаиваются они только когда пламя исчезает. Короткая пауза и эфир наполняется угрозами, обещаниями всевозможных кар и всем прочим, что можно назвать сотрясением воздуха, окажись таковой за бортом. Поток ругани пресекает механический голос бортового оповещателя, который, исполняя свой долг разносит по окрестностям информацию о крайней загазованности помещения и необходимости включить усиленную вентиляцию.

– Обосрались, – слышится чей-то голос и это короткое слово рождает лавину смеха, в которой тонут гневные окрики обделавшегося экипажа.

– Ну, Самик! – Грожу ему кулаком: – Ну вот какого чёрта?! Не мог просто отойти?

– Прости, – уйдя в прыжок, который должен окончиться у Врат, он разворачивает своё кресло ко мне: – Не мог поступить иначе. Таких… – он на миг смолкает, а после машет рукой: – Учить таких надо. И вообще, – его рука вытягивается, указывая на дверь рубки: – Посторонних прошу покинуть рубку.

– Самик!

– Идите, командир, идите, – поднявшийся со своего места Олин, принимается выталкивать меня прочь: – Вам и переодеться надо, и, – поморщившись, он зажимает нос: – Душ принять не помешает.

– Так! – Растопырив руки, упираюсь в проём двери: – Это что? Неуважение к своему командиру? Вам что – делать больше нечего, чем меня нюхать?

– Конечно есть! Этим мы и займёмся, командир! – Ловко сбив мои руки, он выталкивает меня в коридор.

– Эй, Олин! Я не это сказать хотел! – Замолкаю, видя перед собой металл рубочной двери:

– Ладно, сочтёмся, – киваю на дверь: – Вот на базу прибудем, там я вам устрою.

Одна из дверей, ведущих в каюты экипажа транспорта, приоткрыта и я, толкнув створку, захожу внутрь.