Конрад Симонсен проворчал нечто неразборчивое, и после недолгого колебания Графиня истолковала это как знак того, что от нее требуют продолжать. Чтобы ввести слушателей в курс дела, она начала рассказывать им о том, как в начале восьмидесятых складывалась жизнь на базе в Сёндре Стрёмфьорде. Слушая поток обрушившихся на него слов, Конрад Симонсен разглядывал ее блузку и думал о том, что куплена она, по-видимому, в каком-то жутко дорогом дизайнерском бутике, где сами вещи носят гордое название коллекции, а сопутствующие принадлежности величают аксессуарами. Блузка была шелковая с бледно-зелеными и коричневыми узорами, напоминающими ему весенние буки, когда нежные молодые ростки на их ветвях сменяют сморщенные прошлогодние листья, и все это изрядно отвлекало его от рассказа, мешая сосредоточиться. Чтобы вновь обрести нужную концентрацию, он даже ущипнул себя за руку – и, как оказалось, вполне вовремя, чтобы суметь ответить на вопрос Графини, не подав виду, что прослушал добрую половину того, что она наговорила. Графиня спросила:

– Ну, так как ты думаешь? Стоит нам продолжать разрабатывать их и завтра? И нужно ли это в отношении обоих – то есть и Андреаса Фалькенборга, и Мариан Нюгор? – Нет, пока что оставим в покое эту базу. Там едва ли что удастся обнаружить, а кроме того, к этому мы всегда успеем вернуться, если обстоятельства как-то изменятся. – О’кей, тогда я так и поступлю.

Быть может, главный инспектор расслышал крохотную заминку в ее голосе или же просто за многолетнее общение научился читать мысли своих подчиненных, а может, вспомнил, что сам разрешил ей пару дней действовать самостоятельно, – как бы там ни было, однако он все же передумал:

– Я правильно понял, что ты все-таки хочешь копнуть чуть глубже?

Если его интуиция и удивила Графиню, то, во всяком случае, виду она не подала:

– Сейчас я не могу привести никаких разумных доводов в пользу этого, однако один из свидетелей рассказывает, что за последние две-три недели до убийства поведение Мариан Нюгор изменилось. Помимо всего прочего, она стала избегать участия во всяких празднованиях и вечеринках, чего раньше за ней никогда не замечалось. Мне это кажется любопытным, хотя пока что, как уже было сказано, я не знаю, насколько это связано с нашим делом и что именно это нам дает.

– И как ты думаешь выяснять? У тебя есть какой-нибудь источник информации?

– Быть может, одна из ее подруг – но об этом я буду знать только завтра.

– Хорошо, даю тебе еще несколько дней, тогда и посмотрим, во что это все выльется. А теперь давайте сосредоточимся на некоторых ключевых датах. У нас есть основания предполагать, что впервые Андреас Фалькенборг встречает Мариан Нюгор в «Городе стариков», где она работает медсестрой в том отделении, в котором находится бабушка Фалькенборга. Это могло произойти либо в январе, либо в феврале 1982 года. И только лишь 13 сентября 1983 года – то есть больше чем полтора года спустя, он ее убивает, при этом последовав за ней аж на Гренландию. Практически та же неприятная картина наблюдается и в случае с Катериной Томсен. Они случайно встречаются в июне 1996 года, и через восемь месяцев он убивает ее. По всей видимости, после того, как ценой невероятных усилий ему удается получить пакет с отпечатками пальцев отца жертвы – тот самый пакет, которым…

Договорить Конрад Симонсен не успел – его прервала ворвавшаяся без стука в кабинет бледная как смерть Полина Берг. В руке у нее была фотография молодой женщины, похожей на Мариан Нюгор. Или на Катерину Томсен. Очень похожей…

Когда рабочий день окончился, Конрад Симонсен пригласил всех сотрудников отдела выпить пива. Подобные события происходили вовсе не часто и потому имели особую ценность для всех приглашенных.

Согласно традиции, главный инспектор на правах проставляющегося повел всех в кабачок «Копенгаген» – расположенную чуть наискосок от здания Глиптотеки [18] самую что ни на есть обычную пивную, основную массу посетителей которой составляли сотрудники полиции. Графиня, Арне Педерсен и Поуль Троульсен устроились за одним столиком с шефом. Прочие коллеги расселись по залу и старались ничем не привлекать внимания руководства, если не считать, что время от времени то один, то другой салютовал поднятым бокалом их столику. Атмосфера в заполненном едва наполовину заведении была бодрой, однако никаким разгулом здесь и не пахло; из дальнего, выдержанного в старинном стиле, угла звучал какой-то негромкий шлягер, смышленый улыбчивый бармен полностью контролировал обстановку, подмечая вокруг себя все и всех. Вскоре к остальным сотрудникам присоединилась и Полина Берг. Она на некоторое время отлучалась по какому-то делу – зачем именно, девушка не сказала никому – и теперь вернулась, держа в руке пластиковый пакет из «Иллума» [19], который она, не обращая внимания на любопытствующий взгляд Графини, сразу же небрежно затолкала под свой стул. Все в очередной раз подняли бокалы с пивом, и Конрад Симонсен пожелал всем успешной работы, провозгласив дежурный тост, который, впрочем, никто толком не расслышал. За столиком руководства завязалась оживленная беседа, в которой, вообще говоря, участвовали в основном дамы, позволяя мужчинам лишь изредка вставлять ничего не значащие замечания. Только когда Полина Берг на мгновение смолкла, чтобы перевести дух, Арне Педерсен решился наконец нарушить господство женщин в разговоре и, презрев принцип не обсуждать в свободное от работы время детали текущего расследования, сказал:

– Интересно все-таки было бы знать, скольких всего женщин он убил? Что, если нам видна лишь вершина айсберга?

Поуль Троульсен сразу же подхватил:

– Вполне вероятно, черт возьми, что их много больше. Ведь вовсе не достаточно проверить только нашу базу данных по пропавшим лицам. Это могут быть еще и не вернувшиеся домой туристки, которых он убивал во время собственных отпусков, не говоря уже о том, что молодые черноволосые женщины – вполне возможно, лишь одна из групп среди его чудовищных преференций. Черт его знает, а может ему нравятся также и рыжеволосые мальчики? Надеюсь, Симон, ты будешь хорошенько присматривать за ним, пока нам не удастся наконец его засадить.

Ответ Конрада Симонсена прозвучал довольно резко:

– Присмотрю, насколько хватит выделенных мне ресурсов.

– На этот раз, хочется верить, начальство не поскупится. По мне, так в данном случае я не против был бы даже лишиться части личных пенсионных накоплений. Лишь бы только знать, что он не разгуливает бесконтрольно.

– Хуже всего то, что он выглядит абсолютно обычным человеком. Но стоит мне только вспомнить лица девушек в пластиковых мешках… Умереть подобным образом! Да такой психопат не заслуживает ничего, кроме смертной казни!

Полина Берг без особого труда подхватила новую тему беседы.

Поуль Троульсен кивнул, демонстрируя свою полную солидарность с высказанными ею мыслями. Графиня же, прекрасно понимая, к чему все это ведет, напротив, покачала головой и сказала:

– Ну да, конечно, а также, полагаю, суд по упрощенной процедуре. И как в старое доброе время, высочайшее соизволение на применение в ходе допросов пыток. Так недолго договориться до всего этого. Имеется в виду, чтобы потихоньку вытянуть из него признание. Что ж, понимаю, среди наших великих союзников такие меры сейчас куда как популярны.

Слова ее, как она и рассчитывала, незамедлительно возымели эффект. Арне Педерсен отрицательно затряс головой, а Поуль Троульсен резко возразил:

– Ведь это вовсе не мы убили больше трех тысяч своих соотечественников, и, честно говоря, я понимаю американцев, которые в большинстве своем не желают вдаваться в юридическую казуистику, когда речь заходит о людях, виновных в массовых убийствах.

– То, что ты зовешь юридической казуистикой, у нас называется правами человека.