– Давно он тут обосновался? – спросила Анита.

– Не помню, – ответила Кончита вяло. – С месяц или два… Здесь красивая натура, к нам часто приезжают из Мадрида на этюды.

Кельтская пещера оказалась малоприметной дырой, черневшей в откосе над речным берегом. Кончита показала ее издалека, близко подходить не захотела ни под каким предлогом. Анита и не настаивала. Важно было провести рекогносцировку и убедиться, что место для приватной беседы выбрано удачно. Голая глинистая осыпь, в окружности диаметром шагов сто – ни деревца, ни строения, ни завалящего валуна, словом, ничего такого, за чем мог бы укрыться соглядатай. К отверстию пещеры вел только импровизированный спуск с береговой кручи – ряд щербатых камней, выложенных в виде ступенек. Под отверстием – гладь реки, до нее сажени три. Подплыви снизу на лодке – все равно не поднимешься наверх и не услышишь, о чем говорят в зловещем черном чреве.

– Я боюсь за тебя, – призналась Кончита.

– Мне нагадали, что я умру в глубокой старости и за тысячи миль от своей родины. А я еще не стара, да и родина – вот она, – Анита топнула ногой по густому покрову дорожной пыли.

Вечером разыграли все как по нотам. Анита наврала Алексу, что Кончита еще не оправилась от душевного потрясения и боится спать одна. Он флегматично кивнул и остался ночевать вдвоем с Вероникой. Была бы Анита поревнивее, ее фантазия нарисовала бы сцены пошлого мезальянса… хотя вообразить себе Веронику в любовницах у Максимова было смешно.

Время тянулось медленно, напряжение росло, и Анита едва дождалась, пока дзенькнет установленный на двадцать минут одиннадцатого умный хронометр. Она была уже одета и готова к вылазке. Кончита, несмотря на боязнь ходить по темноте, вызвалась сопроводить ее.

– Хоть половину пути, а? И пистолет возьми, пригодится.

От сопровождения Анита отказалась, равно как и от раритетного пистоля, чьи боевые кондиции, как показала практика, оставляли желать лучшего. Настрого запретила Кончите высовываться из дома, взяла с собой только кожаные ножны с острым ножом, которые пристроила на пояске плотно сидящего английского платья, – и шагнула в потемки.

Воинственный пыл улетучился довольно скоро. Чем ближе она подходила к берегу, тем отчетливее сознавала, что поступила глупо. Расправиться с ней сейчас – проще пареной репы. Вокруг – никого, пустынный берег дышит злом. Налитое чернотой небо, никакого света, кроме тусклого мерцания звезд в прорехах туч. Разве заметишь что-нибудь? А враги где-то поблизости… Им и шуметь не нужно – подкрадутся, тюкнут по голове и сбросят тело в воду.

Остановилась, прикинула: не разумнее ли, пока не поздно, повернуть назад? Постояла чуть-чуть и возобновила свой рискованный поход. Прийти к Кончите с видом побитой собаки, протявкать униженно, не обессудь, мол, не смогла себя пересилить, страх одолел… Фу! Анита ненавидела позориться. Когда-то она соединила для себя две русские поговорки и сделала их жизненным кредо: взялся за гуж – полезай в кузов.

Поправив на поясе ножны, стала спускаться по камням к пещере. Из обвислых, как коровье вымя, облаков, закапал дождь. Ступни скользили, приходилось цепляться за длинные стебли, оплетшие склон. Стебли немилосердно резали пальцы.

Анита оказалась на уровне мрачного зева пещеры. Передохнула, положила руку на рукоять ножа и нырнула в еще более плотную тьму. Надеялась, что ее уже ждут и гостеприимно зажгут свечи. Как бы не так: пещера была безжизненна, хотя и не совсем темна. Вместо свечей тут и там на ее сводах, полу и выступах горели крошечные светлячки – желтые, голубые, фиолетовые. Это магическое свечение делало атмосферу в гроте завораживающей и какой-то неземной.

Конец пещеры терялся вдали, Анита туда не пошла, сделала всего три-четыре шага, немного удалившись от входа. Ее внимание привлекли квадратные ниши, вырубленные в стенах. Верно, в них-то кельты и держали корчаги с кедровым маслом, в котором плавали отсеченные вражьи черепа.

А еще в пещере возвышался, упираясь в потолок, большой обломок базальта, испещренный неразборчивыми рунами. Анита протянула руку – дотронуться, но в тот же миг из-за обломка выдвинулась фигура, на голову которой был накинут белый погребальный холст, усеянный такими же светящимися точками, какие окропляли пещерный интерьер. Из-под холста высунулись два рукава, в которых – о небо! – болтались не верхние конечности живого человека, а обглоданные дочиста тленом и червями фаланги скелета.

Анита стояла не шевелясь. Выходец из незнамо какого мира сбросил с себя холст и открыл взору гостьи мертвенно-белый лик с обведенными черным глазницами. Этот лик Анита видела сутками ранее на стене кухни в доме Кончиты и Хорхе.

– Приш-ш-шла? – прошелестел уродец. – Хорош-ш-шо… Слуш-ш-шай!

Он, не отрываясь, смотрел на нее, и, казалось, ему не нравилась ее реакция. По всей вероятности, он ожидал чего-то иного. Анита же глядела на него если не безучастно, то, во всяком случае, спокойно.

– Хочеш-ш-шь знать, зачем я тебя позвал?

– Хочу. Но для начала сними, пожалуйста, этот маскарад. Мы не дети, и сейчас не День Всех святых.

Мертвяк оторопел, перестал шипеть, приблизился к Аните вплотную и произнес надтреснутым голосом:

– Ты не Кончита! Кто ты?

– Хорхе, Хорхе… – вздохнула Анита сокрушенно. – Ты меня не помнишь?

– Анита? – вскричал он после короткого замешательства. – Так вот кто гостит у Конни! Каким ветром тебя занесло в Аранхуэс? Я слышал, ты обосновалась где-то в Сиберии, среди медведей…

– Ага. Пью водку, хожу в тулупе и играю на балалайке. Хорхе, я приехала к Кончите в гости и узнала, что ты умер.

– Но не поверила?

– Видишь ли… Мне доводилось сталкиваться со случаями, когда люди по каким-либо причинам инсценировали собственную смерть. Твоя авария на мосту превосходно укладывалась в классическую схему. Взрыв, груда обломков, но при этом ни единого фрагмента тела. И ни одного свидетеля. Это всегда настораживает.

Хорхе стянул с рук перчатки с виртуозно нарисованными на них пальцевыми костями. Нагнулся над выемкой в полу, зачерпнул горстью собравшуюся там влагу, смыл с лица сажу и пудру и перестал быть похожим на оживший труп. В довершение вынул из кармана миниатюрную расчесочку и подвил ею свои щегольские усики.

Анита покосилась на валявшуюся у его ног погребальную холстину, усыпанную разноцветными светлячками.

– Фосфор?

– Флюорит. Есть такой минерал, он при нагревании излучает сияние. Я измельчил его, перед твоим приходом прокалил на противне и разбросал вокруг. Для эффекта.

Анита прикоснулась к сверкавшим крошкам. Они были теплыми.

– Неужели ты меня нисколько не испугалась? – спросил Хорхе, и в его голосе прозвучала досада, какую испытывает иллюзионист, устроивший неудачный фокус и разоблаченный публикой.

– На Конни все это, может быть, и подействовало бы, но я не суеверна. И я знала уже, что ты жив и что все проделки в доме – плоды твоей фантазии.

– Откуда ты это узнала?

– Элементарная логика. Кто-то незаметно просверлил в стенах дырки, кто-то проникал в дом и запускал приборы, назначение и устройство которых известно далеко не каждому. Заметим, что замок на входной двери очень надежный, а следов взлома не видно. Получается, шутник пользовался ключом. У тебя он имелся. Ну и главное… Постонать и повопить в водосточную трубу может любой дурак, а вот организовать сеанс посредством усовершенствованного стробоскопа под силу разве что одаренному специалисту. Иными словами, все сходилось на тебе.

Хорхе одобрительно покивал.

– За двенадцать лет, что мы не виделись, ты не утратила остроты ума. Не зря Конни постоянно тебя нахваливает, говорит, что ты – непревзойденная мастерица распутывать тайны… Да, все это делал я.

– И разумеется, не для того, чтобы засадить Конни в сумасшедший дом?

– Разумеется.

Теперь уже кивнула Анита. Одобряла не поступки Хорхе, а правильность собственных умопостроений.

– Предполагаю, что тебе нужно было выжить ее из дома. Ты начал с того, что предложил ей переехать. Она не согласилась. Но мотивы, двигавшие тобой, оказались настолько сильны, что ты пошел на крайние меры. Разыграл катастрофу на мосту, добился того, что тебя сочли погибшим. А затем стал изводить Кончиту фарсами из загробной жизни, чтобы она поскорее продала дом и съехала. Так?