— О Сане пишешь?
— О Сане. Марк записал, как Саня меня на спине катал, вот выложу.
— Два ставь. Нет, погоди, не губки, а поцелуйчик именно. Губки у тебя для Макара были, помнишь?
Для Макара губки, для Саги поцелуйчик, для Марка глазки-сердечки, для Димы просто сердечки. Это в сказке три богатыря, а у неё богатырей четверо, и она от них не отстаёт ни в чём и не хуже них. Не отставать иногда сложно — а кому легко? Кто обещал, что будет легко? Если бы кто-то такое решил пообещать, она бы этого человека обвинила во лжи и больше никогда с ним не общалась. Вон, мама с папой, например, всегда предупреждали, что будет сложно, и чтобы она зря не надеялась, что всё будет даваться с наскока. Терпение и труд — и никак иначе. Благо это ей привили с детства. К тому же намного лучше мотивация, когда на одном льду с ней ежедневно тренируются её четыре богатыря.
Мама их предпочитает называть четырьмя всадниками апокалипсиса. «Чума, Война, Голод, Смерть, и Сашка» смеётся иногда Светлана Владимировна. Обидно тут только то, что ей прозвища не нашлось. Почти — Марк как-то раз сказал, мол, раз они четыре всадника апокалипсиса, она и есть апокалипсис. Спасайтесь все, Сашка Букина идёт.
Фанаты её апокалипсисом не называют. Фанаты называют её Русской Ракетой — титул почти. Приятный по-своему. Что-то в этом есть, сказал Макар, когда это её прозвище впервые узнал — она быстрая, и в прыжки ввинчивается так, будто собралась в космос. «Будто» слово хорошее — она в космос не собирается. Что она там забыла, лёд более гладкий? В невесомости, конечно, крутиться в прыжке можно до бесконечности, но это и не прыжок будет, так, ерунда какая-то. Мама с папой смеются, но не насмехаются — они и сами не только техничными всегда были, но и быстрыми. Не на это, конечно, упор делали, а на эмоции, которые фиг сыграешь, хоть они и морочили голову всем, пока карьеру не закончили. Если бы она не была одиночницей, может, и она бы так смогла?
А может и нет, тут же сама себе возражает Сашка. Она бы смогла так, как мама с папой, только если бы влюбилась в партнёра по-настоящему — сыграть что-то подобное она бы не сумела, в этом она уверена. А оно ей надо, любовь эта? Она ещё не все квады прыгнула. Ещё и Ханю, зараза японская, вторым олимпийским золотом обзавёлся, а пластинку никак не сменит — кваксель у него первый в мире будет, ха. Ещё дожить надо до квакселя. Добровольно она его не уступит никому, даже двукратному олимпийскому чемпиону, чтоб ему там икалось, в этой его Канаде. Её тоже запомнят, и без всяких там олимпиад. Вон, двукратная чемпионка мира среди юниоров, первая мультиквадистка в мире, а ещё даже из юниоров как следует не вышла. На взрослом уровне, конечно, соперницы посильнее будут, но она и сама не лыком шита.
Сначала, правда, надо триксель освоить. Папа обещал за триксель пуделя. Тинка ревновать будет, но привыкнет, в этом Сашка уверена. А когда все ультра-си соберёт, попросит самоеда — дом большой, места хватит всем. И Вася к тому времени подрастёт и ей тоже интересно будет. Пока что ей интересно — успеет ли к двухлетию Васи самоеда заслужить? Щенка, чтобы самой его воспитать. Наверняка вместе расти будут с Васей — двое малявок в доме самое то. И подружатся заодно. Правда, сложно будет наверняка через время — как сложно было ей привыкнуть к тому, что Плутона, с которым она росла вместе, больше нет — но это через время. Это потом. А пока что и ей, и Васе нужен будет друг.
Пока что она и мама с папой для Васи — лучшие друзья. Она рада, правда рада, что у неё сестра, как она и хотела. Младшие братья — классно, наверное, но у неё друзья есть, которые ей как старшие братья, и это наверняка не хуже ни разу. Старших-то ей мама с папой не родят в любом случае, для этого ещё не придумали способ. Нет уж, она своими всадниками апокалипсиса обойдётся. Они как раз-таки самые настоящие старшие братья, которые и поддержат, и в обиду не дадут, а попытавшемуся обидеть рога обломают. Ну и пусть родство не кровное, какая разница? Как будто это обязательно, и не полны те же сказки экстремально и нездорово дружелюбных героев, которые на каждый шорох реагируют неадекватно-радостным предложением побрататься или ещё как породниться. Сколько у среднестатистического сказочного героя при таком раскладе должно оказаться названных братьев и сестёр, Сашка не считала ни разу. Побольше, чем у неё, это уж точно. Судя по папиному дружелюбию, живи он в те времена, наверняка был бы одним из тех сказочных героев с армией названных братьев, сестёр, матерей и отцов. Она в этом плане в маму.
— А давай подкрут попробуем?
Ни тебе здрасте, ни тебе как дела — Макар лыбится так, что хочется спрятаться под скамейку. Димка, сзади к нему подъехавший, пальцем у виска крутит.
— Сашка у нас, конечно, маленькая и лёгонькая, — заявляет он, и от этого «у нас» привычно-тепло на душе, — но ты уверен, что поймаешь её? Это нас у неё четверо, а она у нас одна, не путай.
У Димки после неудачного — мягко говоря — сезона в глазах что-то новое появилось. Что-то похожее на то, что у Макара было, когда он на лёд после перелома вернулся. У Сани Самарина такой взгляд был после травмы, которая ему не то что кататься, а даже жить мешала как следует. У Марка и того проскальзывает такое иногда. Сашка знает, что это такое — Сашка такое видела где-то в глубине собственных глаз в отражении в зеркале, когда ей говорили, что она ничего не добьётся. Что она робот. Что она ничего не умеет, кроме как прыгать-прыгать-прыгать. Если пытаться подобрать этому чему-то название, Сашка бы это назвала решимостью — решимостью доказать всем, что они неправы. Доказать, насколько. Доказать, что они могут добиться того, чего хотят. Что они добьются, кто бы что ни говорил. Пусть в них никто не верит — они сами верят в себя. В них верят друзья и тренеры. А остальные могут утереться.
Неважно, как сложно будет, она справится. Они справятся. В конце концов, они вместе, они друг за друга держатся, друг за друга болеют. Стоят за спиной друг друга. И намного легче выходить на старты, зная, что её четыре богатыря болеют за неё, что у борта стоят тренеры, что мама с папой желают ей победы. Поклонники могут полюбить кого-то другого больше, чем любят её, и это будет нормально — дружба так легко не проходит. Родственные связи никуда не исчезают. Тренеры будут желать ей победы, даже если не будут её любить, пока она у них. Всё в этом мире на чём-то стоит.
— Макар, — она влезает в разговор, не дожидаясь, когда он развиваться начнёт, — ты прямо на льду хочешь начать? Давай лучше на матах, а? Чтобы падать не так больно было.
— Тоже думаешь, что не поймаю?
— Думаю, всё бывает.
Он не обижается явно на её недоверие — улыбкой сверкает так, что не улыбнуться в ответ не получается. Да и с чего бы ему обижаться? Не хуже неё знает, что бывает и правда всякое. И споткнуться можно до травмы, а уж тем более на лёд гробануться с высоты его роста, а то и больше. Нет уж, спасибо. Ей достаточно падений на лёд с собственных прыжков — синяки сходить не успевают. На их месте снова и снова расцветают другие, космосом расцвечивают кожу. Сашка не жалуется. Ей не на что жаловаться. Она выбрала себе такую дорогу сама, выбирает каждый день снова и снова, и даже если это любовь не «благодаря», а «вопреки», какая разница? Тем более что «благодаря» там тоже есть — даже больше, чем «вопреки».
Она уйти может в любой момент. Просто не хочет.
Поймать её Макар почти успевает — почти. Она группируется в последний момент, когда ясно становится, что на маты она упадёт, а не будет им аккуратно поставлена. Бывает. Нет, он всё-таки ловит, но совсем не так, как должен был бы, будь они парниками.
— Ещё попыток двадцать, — смеётся она, когда Макар её обеспокоенно оглядывает, — и научимся. И можно будет на льду меня ронять.
— Извини, Сашк, я…
— Впервые подкрут не видишь, а пробуешь, как и я, — перебивает она его, в шутку пихает легонько кулаком в солнечное сплетение — ощутимо, но не больно, даже не так, чтобы согнуться его заставить. — А значит, и не виноват ни в чём.
