В то время как дела его столь успешно подвигались, Эсмонд не забывал и об удовольствиях, вместе с другими молодыми джентльменами посещал кофейни, театры и гулянья на улице Молл. Но он томился желанием узнать что-либо о миледи и ее детях; не раз среди городских удовольствий и развлечений помыслы его с любовью обращались к ним; и часто, когда молодежь веселилась в таверне и пила здоровье молодых красавиц (как то было в обычае той поры), Эсмонд вспоминал о двух прекрасных женщинах, которые издавна были для него едва ли не божествами, и со вздохом осушал свой бокал.
Между тем старой виконтессе уже вновь успела наскучить молодая, и теперь она заговорила о вдове милорда в таких выражениях, которые едва ли можно счесть лестными для этой бедной леди; убедившись, что младшая более не нуждается в покровительстве, старшая принялась поносить ее на все лады. Сколько я мог наблюдать в жизни, большинство семейных ссор (за исключением денежных, когда нежнейшие родственники могут стать заклятыми врагами, не поделив двух с половиной пенсов) происходит от ревности и зависти. Джек и Том, родившиеся в одной семье и пользующиеся одинаковыми благами, живут душа в душу, и дружбе их наступает конец не тогда, когда Джек разорился и Том покинул его в беде, но когда Тому выпала неожиданная удача, которой Джек не может простить. В девяти случаях из десяти дело не в том, что кто-то виноват, а в том, что неудачник обижен. То миссис Джек, вынужденная довольствоваться портшезом, выходит из себя при виде новой кареты шестерней, которую завела себе миссис Том, во всеуслышание корит сестру за чванство и натравливает мужа на брата. То Джек, увидев, как брат его жмет руку лорду (с которым сам он охотно обменялся бы понюшкой табаку), рассказывает, воротясь домой, жене, что бедняжка Том пустился, видно, во все тяжкие, стал подлипалой, паразитом и попрошайкой. Я помню, как злобствовали все остроумцы кофеен, когда Дик Стиль завел карету и переселился на Блумсбери-сквер; они простили ему, лишь когда его стали преследовать судебные приставы, и тогда обратили свой гнев на мистера Аддисона за то, что он продал загородный дом Дика. А между тем Дик и в долговой тюрьме и в парке, куда он выезжал на своей четверке кобыл, сверкающих сбруей накладного серебра, был все тот же Дик Стиль, добряк, славный малый, весельчак и мот, а мистер Аддисон, со своей стороны, был вполне прав, что постарался вернуть свои деньги и не дал Дику растратить их на шампанское и музыку, на вышитые кафтаны, изящную мебель и прихлебателей всякого рода, мужчин и женщин, евреев и христиан, постоянно его окружавших. Если, по знаменитому изречению monsieur де Рошфуко, "в несчастии наших друзей есть для нас что-то втайне приятное", то их удача всегда несколько огорчает нас. Трудно подчас бывает человеку привыкнуть к мысли о неожиданно привалившем счастье, но еще труднее привыкнуть к ней его друзьям, и лишь немногие из них способны выдержать это испытание, тогда как всякая неудача имеет то несомненное преимущество, что обычно она является "великим примирителем": возвращается исчезнувшая было приязнь, ненависть угасает, и вчерашний враг протягивает руку поверженному другу юных лет. Любовь, сочувствие и зависть могут уживаться в одном и том же сердце и быть направленными на одно и то же лицо. Вражда кончается, как только соперник споткнулся; и мне кажется, что все эти свойства человеческой природы, приятные и неприятные, следует признать с одинаковым смирением. Они последовательны и естественны; великодушие и низость - в природе человека.
Итак, мы должны прийти к суждению, что старшая из двух родственниц Эсмонда простила младшей ее красоту, когда эта красота отчасти утратила былую свежесть, и позабыла большинство своих обид, когда рушилось завидное благополучие обидчицы; или же, если мы хотим быть более великодушными, мы можем сказать (впрочем, от перестановки слагаемых сумма не изменится), что, видя Рэйчел в несчастье, Изабелла раскаялась в своей суровости к ней и, тронутая участью бедной вдовы и ее детей, предоставила им приют и дружескую поддержку. Мир и согласие царили между обеими леди, покуда слабейшая из них нуждалась в защите. В ту пору, когда Эсмонд отправлялся в свой первый поход, его госпожа (хоть и глупышка, и незначительное создание, и т. д., и т. п.) еще пользовалась дружеским расположением старшей леди Каслвуд, а госпоже Беатрисе разрешалось быть красавицей.
Но за первые два года царствования королевы Анны наружность обеих младших леди претерпела весьма существенные и прискорбные изменения, - по крайней мере, в глазах старшей. У Рэйчел, виконтессы Каслвуд, лицо стало похоже на мучную клецку, а госпожа Беатриса ужасно огрубела и утратила почти всю свою красоту. Маленький лорд Блэндфорд (впрочем, какой он лорд Блэндфорд! Его отец был лорд Черчилль, король, которого он предал, сделал его лордом Черчиллем, - лорд Черчилль он и есть) может строить ей куры сколько вздумается; его мать, эта старая ведьма Сара Дженнингс, никогда не допустит подобного безрассудства. Правда, леди Мальборо устроила девчонку фрейлиной к принцессе, но она пожалеет об этом. Вдова Фрэнсис (она ведь всего только миссис Фрэнсис Эсмонд) просто хитрая, бессердечная и нахальная интриганка. Балует сверх всякой меры своего пащенка, а кончит тем, что выйдет замуж за каслвудского капеллана.
- Как, за Тэшера? - вскричал мистер Эсмонд, вне себя от гнева и удивления.
- Да, за Тэшера, сына моей горничной, который унаследовал все качества своего отца, лакея-церковника, и своей достопочтенной маменьки, господской камеристки! - воскликнула миледи. - Что же еще остается чувствительной вдовушке, которая безвыездно сидит в глухой дыре, портит баловством любезного сынка, морит бедных лекарствами, дважды в день читает молитвы и не видит никого, кроме своего капеллана, - что, по-вашему, ей еще остается, mon cousin, как не поощрять ухаживания этого отвратительного пастора со свиными глазками и в утконосых башмаках? Cela c'est vu, mon cousin {Такие вещи бывали, кузен (франц.).}. Когда я еще девушкой жила в Каслвуде, все капелланы влюблялись в меня - им там больше делать нечего.
