- Ступай, дитя мое, - отвечала ей мать, по-прежнему строго, - ступай, склони свою гордую голову и на коленях моли о прощении; быть может, одиночество смирит твой дух и заставит тебя раскаяться. Не упреки твои страшат меня, бедная моя Беатриса, меня страшит твое черствое сердце; да смягчит его господь и да вразумит тебя, чтобы когда-нибудь ты научилась ценить свою мать.
Если моей госпоже и свойственна была жестокость, то никакие силы не заставили бы ее сознаться в этом. Она умела быть еще высокомерней дочери, и я подозреваю, что гордость духа досталась Беатрисе по наследству.
Глава XI
Гость покидает наш дом, найдя его недостаточно гостеприимным
Час спустя Беатриса выехала из Лондона; вместе с ней в почтовую карету села ее горничная, а на козлах поместился вооруженный слуга на случай какой-либо опасности. Эсмонд и Фрэнк хотели верхом сопровождать карету, но Беатриса с негодованием отвергла их общество, и вместо того был послан вслед за каретой еще один слуга, со строгим наказом не оставлять путешественниц ранее, чем завтра поутру, когда они минуют Хаунслоу-Хит. А так как эти двое составляли всю мужскую прислугу леди Каслвуд, то Эсмондов верный Джон Локвуд должен был заменить их в доме на время их отсутствия, хотя гораздо охотнее согласился бы сопровождать в деревню мисс Люси, свою любезную.
Обед прошел в невеселом молчании; в доме точно сразу стемнело, когда не стало там ясного лица Беатрисы. Днем пришло известие от фаворитки, которое несколько рассеяло уныние, овладевшее всеми нами. "Королева испытала сильное потрясение, - гласила записка, - но сейчас ей лучше, и все идет хорошо. Пусть _милорд Каслвуд_ будет готов явиться, как только мы пришлем за ним".
Под вечер пришла еще одна записка: "В Совете было сегодня генеральное сражение; лорд-казначей сломал свой жезл и больше никогда уж его не вернет; преемника пока не назначено. У лорда Б*** на Голден-сквер собирается нынче большое общество, преимущественно из вигов. Если он заколеблется, найдутся другие, более надежные. У королевы припадки не повторялись, она в постели, хотя и чувствует себя лучше. Будьте готовы поутру, я надеюсь, что к этому времени все уладится".
Принц воротился вскорости после того, как ушел посланный, принесший эту записку. Его королевское высочество столь усердно почтил своим вниманием винный погреб епископа, что беседовать с ним сейчас о делах было бы попросту потерей времени. Он был препровожден в свою королевскую опочивальню; при этом он все время называл Каслвуда по имени и совершенно позабыл ту роль, от исполнения которой зависели его корона и безопасность. Хорошо еще, что слуги леди Каслвуд были усланы из дому и слыхали его только те, кто не мог это выдать. Голосом, прерываемым царственною икотой, он осведомился об очаровательной Беатрисе; легко дал раздеть себя и уложить в постель, и через минуту уже погрузился в тот глубокий, лишенный сновидений сон, которым Вакх благодетельствует своих почитателей. Мы подумали, что хорошо бы Беатрисе увидеть его таким. Мы почти пожалели, что ее нет.
Один из джентльменов, бывших в тот вечер на Кенсингтон-сквер, оказался настолько глуп, что ночью поскакал в Хаунслоу и заехал в гостиницу, где обычно останавливалась миледи и ее домашние, едучи из Лондона. Эсмонд не велел хозяину докладывать госпоже Беатрисе о его прибытии и имел счастье дважды пройти мимо дверей комнаты, в которой она спала со своей горничной, и ранним: утром наблюдать их сборы к отъезду. Он видел, как она улыбнулась и сунула деньги в руку лакея, которому было приказано следовать за каретой верхом до самого Бэгшота. Второй слуга, сидевший на козлах, был вооружен пистолетами, и Беатриса, видимо, решила, что с нее достаточно будет одного провожатого; отпущенный ею слуга многочисленными поклонами приветствовал свою молодую госпожу, потом завернул на кухню выпить кружку эля и вместе со своим собратом, кучером Джоном, и его лошадьми пустился в обратный путь.
Не отъехав и мили от Хаунслоу, почтенные друзья остановились пропустить еще по стаканчику, и тут, к немалому испугу обоих, их нагнал мчавшийся во весь опор Эсмонд. На строгий вопрос полковника лакей отвечал, что молодая госпожа просила передать всем в доме ее почтение, а более не поручала ничего, что ночь она проспала отлично и что на исходе этого дня располагает быть уже в Каслвуде. Продолжать беседу с ним полковник не мог за отсутствием времени и, пришпорив коня, поскакал дальше, торопясь в Лондон, где, как известно читателю, его ожидало дело первостатейной важности. Мысль о том, что Беатриса находится вдали от опасности, служила ему немалым утешением. Конь донес его до Кенсингтон-сквер (он хорошо знал дорогу туда, славный Серый!) раньше, чем августейший гость проспал свой вчерашний хмель.
Весть о событиях, происшедших накануне, к утру уже успела облететь весь город. Бурная стычка вышла в зале Совета, в присутствии самой королевы; в каждой кофейне толковали ее причины на свой лад. Милорд епископ также знал уже новость и, невзирая на ранний час, поспешил на Кенсингтон-сквер, где теперь дожидался пробуждения своего повелителя; весьма возможно, намекнул он обитателям дома, что еще до наступления ночи гость всенародно будет объявлен принцем Уэльским и наследником престола. Накануне в доме епископа принц имел свидание с некоторыми джентльменами, пользовавшимися наибольшим влиянием в истинно британской партии. Его королевское высочество обворожил всех решительно, - шотландцев и англичан, папистов и сторонников Высокой церкви.
- Даже квакеры там были, - продолжал епископ, - правда, английский пунш и эль оказались чересчур крепкими для нашего заморского гостя, но со временем он приобретет к ним привычку. А милорду Каслвуду, - тут епископ лукаво засмеялся, - придется снести тяжкое обвинение в том, что он однажды в жизни был пьян. Его высочество раз десять поднимал бокал в честь вашей сестры, - продолжал далее епископ, - столь горячая братская привязанность немало позабавила всех нас. Где, кстати, эта очаровательная нимфа, отчего она не украшает чайный стол миледи блеском своих ясных глаз?
