– Скажи честно, ты это серьезно?

– Я уже поговорил. Чего ты так перепугался? Сейчас сам увидишь. Глотнешь немного?

– Дай-ка.

– Вон Мумин пьет. Троцюк привез из Кабула. Он две принес, одну я забрал.

Все, кто находился здесь, уже полгода как служили в Афгане. Этих ребят вместе со мной забросили сюда, на войну. Мумин наполнил кружку «Столичной» и, улыбаясь во весь рот, протянул ее мне:

– Удачи вам! Главное, чтобы завтра вы не опозорились перед полком и не попали на гауптвахту. Ну, бери, друг.

– Что бы ни было, надо попытаться. Все равно мы не знаем, что нас ждет завтра. Надоело. Да.

– Пей-э, твою мать. Они что, ангелы, что ли, с крыльями за спиной?

Я допил кружку до дна. «Столичная» обожгла мне горло, и у меня приятно потеплело внутри.

Ринат предупредил дежурного солдата, что мы поздно вернемся, а если кто из офицеров будет проверять – сказать, что все отдыхают и никто не выходил из казармы. У меня в голове прояснилось, настроение поднялось. Я кивнул Ринату, и мы вышли.

– Ферштейн! – сказал Ринат по-немецки, хлопнув по бронежилету дежурного.

Солдат отшатнулся назад. Его автомат с шумом грохнул в дверь, а каска, висевшая на груди, слетела набок.

– Ферштейн! – ответил «чижик».

Я рассмеялся. На душе у меня было легко, и даже проливной дождь был приятным, а вечер казался таинственным. Мы шли вдоль казармы по узкой тропинке, дверь женского модуля была открыта, свет в коридоре горел, и видно было, как женщины сновали туда-сюда. Когда мы приблизились к модулю, я остановил Рината.

– Слушай! К кому мы идем? И вообще, есть резон туда заходить?

– К Лилии.

– А-а! Врешь. Не делай из меня идиота!

– Теперь молись о том, чтобы нам повезло в охоте. Вчера я договорился с ней в офицерской столовой, подарил ей магнитофон «Панасоник». И вот еще, вчера Юра привез японский платок за три тысячи афгани[7]. – Он указал на свой карман.

Я недоверчиво остановился. У него действительно был магнитофон, и денег хватало не на один японский платок. В Афгане для солдата деньги не проблема. Часть была расположена недалеко от Кабула. Магазинов там навалом. Более того, из кишлака, расположенного на севере части, приходили мальчуганы, чтобы поменять вещи на алюминиевые ложки, чайник или консервы. Здешние люди обожали торговлю: брали всё, вплоть до старой солдатской одежды и сапог с портянками. Семи-восьмилетние мальчишки продавали немецкие жвачки, анашу[8], японские часы. Они даже пытались купить сигнальные ракеты или гранаты. Видимо, такие железяки, уже непригодные для нашей техники, были нужны этим мальчикам. В Афгане заработать деньги не проблема, труднее всего для солдата в части заслужить расположение женщины, которая ему понравилась. Хотя женщины приехали в эти места именно для этой цели.

– Ты же не очень пьян!.. Очнись, Ринат. Ты можешь все испортить.

Ринат задымил сигаретой, которая еле поблескивала в такую влажную погоду. Дождь лил степенно, без извилин.

Мы начали мокнуть под дождем. С танковых постов из окрестностей полка в небо иногда летели зеленые сигнальные ракеты, что свидетельствовало о том, что вокруг все спокойно. Таким образом постовые общались между собой. Мы с Ринатом молча смотрели в сторону модуля. Прошло несколько минут, и Ринат уверенно сказал:

– Пошли!

Я поплелся за ним. Мое сердце готово было выпрыгнуть из груди, но что-то нежное заставляло умиляться. В голове у меня засела мысль: «За женщину умереть – геройство», но я не помнил, где я вычитал или услышал эту фразу.

– Боишься, да? – спросил я Рината, когда до модуля оставалось пять-шесть шагов.

– Лишь бы рядом с ней не оказалось какого-нибудь офицера.

– Эй, она вообще звала тебя сегодня? А может, облапошила нас…

– Эй, черт с ней! Пошли.

В это время зашумел дежурный, прятавшийся от дождя под козырьком над дверью:

– Стой! Пароль! Пять!

– Пароль: три! – ответил Ринат.

Я понял, что в женском модуле сегодня пароль «восемь». Ринат и это умудрился разузнать.

Когда мы вошли в коридор, в нос ударило запахом разнообразных блюд: жареной свинины, бульона и еще много чего. Я еще ни разу не бывал в женском модуле. Коридор показался мне очень уютным. Везде чисто. Сразу было заметно, что здесь живут женщины. По обеим сторонам коридора на дверях висели циферки. Модуль напоминал то ли гостиницу, то ли женское общежитие какого-нибудь учебного заведения. Ринат шел впереди. Я – за ним. Почему-то ноги мои стали дрожать от волнения, и будто что-то застряло у меня в горле. Вдруг Ринат остановился напротив двери с цифрой восемь и кивнул на нее: мол, эта. По его лицу было видно, что он дрожит от страха, а я жалел о том, что не выпил еще сто грамм «Столичной» для храбрости. Возможно, тогда я чувствовал бы себя смелее. Но, что бы ни было, теперь поздно отступать.

Ринат постучался. Не прошло и мгновения, как дверь изнутри щелкнула и отворилась. Из полуоткрытой двери показалась женская голова. Она моргала ресницами. Я от неловкости не знал, куда деваться. В этот момент Лилия улыбнулась и вышла в коридор.

На ней был тонкий халат без пуговиц, из-под него виднелись ее бедра аж до живота. Волосы растрепаны, лицо гладкое, она нежно улыбалась, ее белоснежные груди проглядывали из-под косого воротника. Женщина, почувствовав еще не потухшую страсть в глазах мужчин, повидавших на своем веку все горести мира, страдания и кровопролитные жестокие войны, встретила нас неожиданно естественно.

– Ой, вы мои гости! Рома, наконец-то ты пришел. Честно сказать, я уже думала, что ты не придешь, – Лилия распахнула дверь и пригласила нас за собой.

– Почему? Я же сказал, что приду! – Ринат взял себя в руки, а я в это время успокаивал себя: не волнуйся, все будет хорошо.

Мы вошли внутрь. Лилия накрыла стол с изысканным вкусом. На стенах комнаты – картинки разных мужчин и голых красавиц. Возле окна стоял двухкассетный магнитофон. В углу – несколько чемоданов друг на друге. На столе югославские варенья и сладости, конфеты с иностранной этикеткой, сгущенное молоко, жареная рыба, колбаса, американские сигареты и сверкающие хрустальные рюмки. В одном углу комнаты – двуспальная кровать, накрытая парчовым покрывалом. Все здесь было так же красиво, как сама Лилия.

Лилия держалась с нами просто. Казалось, что мы не на войне, а где-нибудь в городе, у старой знакомой. Она не могла не знать, с какой целью мы пришли к ней.

– Сейчас, я через секунду. Вы располагайтесь, – сказала она и вышла в коридор с чайником. Я сказал Ринату, что, возможно, нам повезет. Ринат ответил, что мы должны себя держать свободно и шутить. Пока Лилия возилась с чайником, Ринат поставил на стол «Столичную». Затем, вынув из кармана висевшего бушлата японский платок, переложил его за пазуху. Лилия обрадовалась, увидев бутылку на столе. В этот момент Ринат вынул из-за пазухи платок и протянул его женщине. Лилия, вскочив с места, поцеловала Рината в лоб.

– Спасибо, Рома!

На моих глазах стали происходить вещи, которые я не могу передать словами. Лилия сию минуту готова была отдаться Ринату. Ее нисколько не смущало мое присутствие. Я взял со стола сигарету и задымил. Лилия подсела к Ринату.

– Ребята, откройте вот это!

Ринат наполнил рюмки. Как бы Лилия ни казалась в это время женщиной легкого поведения, в глубине ее глаз скрывалась какая-то необъяснимая тайна. Она была необычайно красива, настолько, что обжигала своей красотой. Мы взяли в руки рюмки. Лилия как хозяйка стола произнесла первый тост за нас. Мы все выпили залпом.

Мы старались забыть, что находимся на войне, а красивая женщина напротив нас, этот праздничный стол, музыка, песни – словно убаюкивали меня. Постепенно мое настроение начало улучшаться. Почему-то мне захотелось веселиться. Лилия звонко смеялась, раскачиваясь, в ответ на мои шутки. У меня сердце подпрыгивало при каждом движении ее грудей. А самое главное, Лилия вела себя с нами непринужденно. Бутылка заканчивалась. Лилия выключила свет и включила ночник. Она не хотела, чтобы какой-нибудь офицер учуял запах водки. В полутьме глаза женщины сверкали и словно звали к себе.