«Ёжкино коромысло! Какие холодные ботинки! Уф-ф-ф. Так, а куртка моя где? Вот же гадство! Измазался в масле весь. Единственная парадно-выходная куртка была. Опять просить мамку застирать. Так. Ключи есть, мелочь на маршрутку есть, шапка в кармане. Хорошо, хоть ничего не потерял. Спасибо этому дому, пойду к своёму! Хе-хе. О, маркер. Дай-ка напишу Ваську «послание для потомков». «Сдеся был ВитЁк. Васька ты жло…» Вот блин, маркер не пишет. Ну ладно, и так поймет, что я о нем думаю».
Дверь – хлоп. Замок – клац. Пока гараж. До новых встреч. Сегодня будет лучше, чем вчера.
Глава III
– АСА-А-АЛА-А-АМ АЛЕЙКУМ!
Со скрипом и шумом открылась дверь, и в комнату зашел улыбающийся во все 28 зубов азиат.
–Ваалейкум Салам, Сухроб. Проходи, чай будешь? Сладости есть, орешки. Присаживайся, рассказывай. Какие новости ты сегодня принес? – сказал такой же азиат с хитрыми бегающими по сторонам глазами, лежащий на лавке, похожей на топчан и ожидающий пока товарищ, сидящий напротив, кинет кубики и сделает свой ход в нарды.
– Алишер амаке* (Дядя, уважительное обращение – узб.), тихо все. Движений нет. Туда-сюда смотался. Тишина, говорят. Темы нет никакой. Надо что-то думать, – сказал Сухроб, присаживаясь рядом на топчан и прихватывая с подноса арахис в сахарной пудре.
– Сухроб, ты не суетись. Все по порядку расскажи. Машина приехала? Ты проследил, чтобы ее разгрузили на склад? Ничего не разбили? Сколько там бутылок? – сказал еле слышно, растягивая гласные, на узбекский манер, Алишер и вопросительно взглянул на Сухроба.
– Алишер амаке, там нормально все. Вино привезли. 20 коробок и 12 ящиков виски. Коробки только мокрые, а так нормально все. Этикетки не отклеились. Я их в сухое место положил, в углу склада, там деревяшки свободные были. Деньги, он сказал, вечером заберет. Сюда приедет.
– Яхши* (Хорошо – узб.), пусть приезжает. Выдам ему денег. Ты съезди на рынок и по точкам. Скажи, что товар новый приехал. Завтра развезешь. Запиши, сколько кому надо. И предупреди, чтобы сумму сразу подготовили. Я не буду за ними бегать и искать свои деньги.
– Понял. Сделаю. А что с патентами для новых работяг? Меня на стройке спрашивают. Мы две недели назад документы все отдали. Что мне говорить строителям?
– Говори, что пока делаем. Наш человек ФМС* (Федеральная миграционная служба – Ред.) еще не прилетел с отпуска. Как выйдет, все будет, – сказал Алишер, поднимаясь с лавки и разминая затекшую руку, которая подпирала голову. Отхлебнул из пиалы горячий чай, закусил кусочком сахара и бросил кости. – Ахрор, у меня шеш-беш. Ты проиграл. Давай, складывай нарды, обедать будем. Сухроб, ты с нами покушаешь?
– Рахмат, амаке* (Спасибо, дядя – узб.). Покушал недавно. Чай попил с вами, от души. Поеду я. Заскочу на рынок, напомню Бахе, что он нам денег с прошлой партии торчит. Не люблю, когда нам кто-то должен.
– Давай, хайр* (Пока, до свидания – узб.).
Сухроб вышел из комнаты на заднем дворе кафе, которое принято называть «Чайхана». Это было заведение только для своих. И люди приходили сюда, в основном, не для того, чтобы покушать. В таких местах била ключом настоящая жизнь оборотной стороны всех мегаполисов: решались споры, совершались сделки, велась активная торговля легальным и контрафактным товаром, обменивались деньги. Таджики, узбеки, киргизы, приезжающие в Москву, – закрытые и немногословные при общении с жителями столицы – здесь чувствовали себя, как дома. «Чайхана Омар Хайям» была одним из таких мест. Заправлял здесь Алишер, 50-летний житель Самарканда, волею судеб в двухтысячных оказавшийся в Москве и настолько сильно приросший корнями к третьему Риму, что стал кем-то вроде проводника по столице для вновь приезжающих земляков. К нему обращались по любому вопросу, потому что знали, Алишер сможет решить все проблемы. Оформить документы на работу, найти жилье, отправить деньги домой, вытащить из полиции, если кого-то из «своих» поймали без регистрации. Чайхона была прикрытием для более серьезного бизнеса, с которого Алишер и кормил свою многочисленную семью. За любую услугу «проводник» получал щедрую благодарность. Это Восток – здесь так принято. И не важно, где этот Восток находится: в Худжанде или Москве.
Сухроб или, как его все называли, Сухо работал на Алишера, был его руками и ногами, решал вопросы, завозил документы, контактировал с нужными для бизнеса людьми.
Прозвище появилось лет пятнадцать назад, когда Сухроб только переехал со своей семьей из Ташкента. Отца пригласили работать инженером на аграрное предприятие, выращивать огурцы и помидоры в Подмосковье. Сухроб все удивлялся тому, что в Москве такое короткое лето, часто идут дожди, а в межсезонье, как сейчас в апреле, на улицах очень сыро. Он говорил: «А вот у нас дома сухо, там тепло, не то, что в России». И говорил Сухбор так при любой возможности, ностальгируя по солнечному Ташкенту. Оттого и получил прозвище Сухо. Сейчас ему 25 лет и он горит желанием доказать своим родителям да и всему миру, что Сухроб Ниязов не зря появился на свет. Поэтому и ищет себя в любой деятельности, в которой есть хоть какая-то надежда заработать побольше денег. Сейчас он отвечает за поставки «левого» алкоголя на рынки и мелкие рестораны столицы и ближайшего Подмосковья. Работа не особо, но зато в кругах, коим он близок, она звучит красиво.
– Чем занимаешься?
– Да так, крупными поставками элитного алкоголя. Я – зам. директора.
Ну, согласитесь, для парня в 25 лет это звучит более чем круто. Успешный бизнесмен в бейсболке Янкис, синем пуховике, в спортивных штанах с тремя полосками и кроссовках Naek за 800р., купленных на оптовой базе. В этом был весь Сухроб. Зато рвения к работе было хоть отбавляй. Занимаясь делами с Алишером, Сухо, для придания себе большей значимости, использовать жаргон из мест не столь отдаленных. «Малява, корты, крепануть, откинулся, слить, навести движения». К преступным жаргонным диалектам эти слова не имени никакого отношения, но используя их в своей речи, юноша чувствовал себя более уверенно. И ощущение, что занимается он не вполне себе легальным бизнесом, добавляло своего бандитского романтизма. От идеи сделать себе тематические татуировки или лучше сказать наколки, Сухроба отговорили более мудрые товарищи, да и трепет перед родителями, которые воспитывали сына по всем традициям Востока, останавливал от этого поступка. Несмотря на это Сухо всем своим видом показывал, что он бывалый решала и в любой теме «рубит фишку».
Выйдя из теплой комнаты, пропитанной ароматом мантов и лагмана, Сухроб снова вернулся мыслями в бренный мир, наступив кроссовком в лужу и зачерпнув в ботинок холодной весенней воды.
– А-а-а-а!!! Чтоб тебя, шайтан! Опять к вечеру ноги промерзнут. Почему я не в Ташкенте?!
Сухо сел в машину, включил радио погромче, педаль газа в пол, и старенькие Жигули цвета «баклажан» с пробуксовкой тронулись с места.
Глава IV
Толстовка с капюшоном, поверх нее дутая жилетка ярко красного цвета, шапка с помпоном в цветах российского триколора, джинсы, заношенные ботинки с высунутым наружу язычком и обязательный элемент – не завязанные узелком шнурки. Яркий представитель современной молодежи. Такой же яркий, как и масляные пятна от бензина на мокром асфальте апрельского города. Наушники в ушах, плеер в кармане. Слушать болтовню радио-ведущих не хотелось категорически, поэтому выбор пал на коллекцию старого рэпчика. Слушать рэп сейчас модно. А Борис считает себя модным, трендовым человеком, поэтому в плеер закачаны последние хиты соцсетей. Критерий отбора простой – больше миллиона просмотров. Если это нравится людям, значит, рано или поздно должно понравиться и мне. Грозный бит и слова «Моя жизнь, моя игра…» вылетают из наушников и заставляют идти, слегка раскачиваясь под ритм мелодии. Этот бит придавал ускорение движениям Бориса, так как на работу он уже слегка опаздывал.
