– Но свидетель есть. Мэри Шелтон стояла за дверью.
– Снаружи? – Он качает головой. – Это ведь не может считаться свидетельством, верно, мастер Ризли?
Ризли смотрит на него с яростью. Это ведь он раскрыл заговор и не хочет, чтобы дело замяли:
– Леди Маргарет, вы и ваш любовник обменялись подарками?
– Я подарила лорду Томасу свой портрет, украшенный алмазом. – Она с гордостью добавляет: – А он подарил мне кольцо.
– Кольцо еще не доказательство, – утешает он ее, взгляд скользит по наброскам. – Вот, смотрите, эскизы кольца, которое делают для леди Марии. Знак дружбы, не более того.
Мэри Фицрой перебивает:
– Это целебное кольцо, такие дарят друг другу знакомые, дешевенькое.
Ризли спрашивает:
– А теперь вы скажете, что и алмазик был крошечный?
– Такой крошечный, – отвечает Мэри Фицрой, – что я сперва его не заметила.
Ему хочется ей аплодировать. Она не боится Зовите-меня, хотя даже я его порой побаиваюсь.
– Никаких доказательств на бумаге? – спрашивает он Мег. – Я имею в виду, кроме…
Стихов, думает он.
Девушка говорит:
– Я не отдам вам мои письма. Я ни за что с ними не расстанусь.
Он смотрит на Мэри Фицрой:
– Покойная королева знала об этих делах?
– Разумеется. – В ее тоне презрение, но к нему ли, к его вопросу или к Анне Болейн?
– А ваш отец Норфолк? Он знал?
Мег перебивает:
– Мой муж, – она смакует слово, – мой муж решил, будем держать все в тайне. Сказал, если мой брат Норфолк узнает, он будет трясти меня, пока зубы не выпадут, поэтому станем скрывать, пока можно. Но после… – Мег закрывает глаза, – не знаю, вероятно, он ему рассказал.
Он вспоминает тот день в Уайтхолле, разговор с Норфолком и Правдивым Томом, прерванный призывом короля. Он сказал тогда: «Дамы обмениваются вашими стихами», и поэт неожиданно испугался. И когда он пошел к двери, схватил брата за руку, и Томасы Говарды яростно зашептались. Обернувшись, он заметил на лице старого герцога гнев и смущение: что, что ты сделал, мальчишка? Все сходится. Не похоже на Норфолка – задумать интригу с таким количеством рассыпающихся элементов ab origine[23], но, когда Правдивый Том обратился к нему за защитой, герцог, выбранив и прокляв брата, наверняка постарался обратить эту напасть во благо Говардов.
Он подается вперед над столом, ближе к Мег. Не будь она особой королевской крови, похлопал бы ее по руке.
– Вытрите слезы. Давайте начнем заново. Вы сказали, что лорд Томас посещал вас в покоях королевы. Многие бывали в покоях королевы, скажем так, забавы ради. Пели, смеялись. Приходили туда без задней мысли. Спустя много месяцев – там было всегда многолюдно – в случайном разговоре лорд Томас выразил вам восхищение, что неудивительно, и сказал: «Миледи, если бы вы не стояли так высоко…»
– Он – Говард, – говорит Ризли. – Думаю, он полагает, что на свете нет никого выше его.
Он поднимает руку. Сцена так великолепна, что жаль ее прерывать.
– «Если бы вы не стояли так высоко надо мной и не были назначены королем в жены какому-нибудь правителю, клянусь, я умолял бы вас отдать мне вашу руку».
– Да, – говорит Мэри Фицрой, – именно так все и было, лорд Кромвель.
– А вы ответили: «Лорд Томас, моя рука не для вас. Я сочувствую вашим страданиям, но не могу их облегчить».
– Нет, – говорит Мег; ее бьет дрожь. – Нет, вы ошибаетесь. Мы помолвлены. Вам нас не разлучить.
– И, будучи мужчиной, влюбленным мужчиной, и не в силах противиться вашей красоте и желанию обрести столь бесценный дар, он не удержался и посвятил вам стихи, ну и так далее. Но вы остались неколебимы и не позволили ему даже лизнуть вашу нижнюю губу.
Зря я так сказал, думает он. Следовало обойтись «поцелуем».
Мег встает. Носовой платок зажат в кулачке – усеянный перекрещенными серебряными крестиками Говардов, легкими, как летний снег.
– Я хочу поговорить с королем наедине. Как бы высоко он вас ни вознес, король не позволит вам допрашивать меня и заявлять, будто я не замужем, когда я утверждаю обратное.
Мастер Ризли спрашивает:
– Миледи, вы действительно не понимаете? Лучше бы вас соблазнили, опорочили и распевали о вас непристойные баллады на улицах, чем дать слово мужчине без согласия короля.
Мэри Фицрой говорит:
– Ради Христа, присядь, Мег, и постарайся понять, о чем толкует милорд. Он старается изо всех сил.
– Ему не разделить того, что соединил Господь!
Мэри Фицрой поднимает на нее глаза:
– Уверена, лорду Кромвелю уже говорили такое раньше.
Он улыбается:
– Мы должны спросить себя, леди Маргарет, что есть брак. Это не только обеты, но и постель. Если вы принесли обеты при свидетелях и разделили ложе, вы замужем по закону. Вы будете мистрис Правдивый Том, и вам придется столкнуться с крайним недовольством короля. И я не знаю, какую форму оно примет.
– Мой дядя не станет меня преследовать. Он любит меня, как дочь.
Мег запинается. Она произнесла это собственными устами, она слышит себя и только сейчас понимает: что есть любовь короля к дочери? Две недели назад тонкий лед трещал под Марией. И только Томас Кромвель отвел ее от полыньи.
Зовите-меня встает, словно хочет поддержать готовую упасть Мег. Но принцесса аккуратно опускается в кресло.
– Король скажет, что я поступила глупо.
– Или вероломно.
Мастер Ризли нависает над ней, теперь почти с нежностью.
Мег спрашивает:
– Мой брак – это ведь не преступление?
– Пока нет, – отвечает он. – Но скоро будет. Мы примем билль до созыва парламента.
Мэри Фицрой спрашивает:
– Вы примете закон против Мег Дуглас?
– Вы же понимаете, леди Ричмонд, дамы порой не сознают собственных интересов. Иногда не знают, как себя защитить. Теперь об этом позаботится закон. Иначе любой поэт не откажется заполучить такой трофей и, если ему улыбнется удача, обеспечить свое будущее. А если не выгорит, что он теряет, кроме уязвленной гордости? Согласитесь, это несправедливо.
– А сами вы стихов не пишете? – спрашивает Мэри Фицрой.
– Не люблю входить на поле, где и без меня тесно, – говорит он. – Мастер Ризли, вы не запишете?
Зовите-меня снова садится за стол и берет перо.
Он диктует:
– «Акт против того, кто, не имея на то королевского дозволения, женится или возымеет намерение жениться на королевской племяннице, сестре, дочери…»
– Может быть, добавить тетю? – спрашивает Зовите-меня.
Он смеется:
– Добавьте тетю. Итак, подобное деяние будет признано изменой.
Мэри Фицрой не верит своим ушам:
– Изменой? Даже если женщина согласна?
– Особенно если согласна.
– Тру-ля-ля, тра-ля-ля, – бубнит Зовите-меня, скрипя пером, – трам-парам-пам-пам, и будет наказан как за измену. Отдам Ричу, пусть сформулирует.
– К счастью, – говорит он, – в данном случае о согласии речи не идет. Я сомневаюсь, что леди Мег действительно может считаться замужней ввиду отсутствия консумации брака, как полагает мастер Ризли.
– Я? – Зовите-меня поднимает песочные брови и оставляет на бумаге кляксу.
Мэри Фицрой говорит:
– Мег, отношения между тобой и лордом Томасом никогда не переходили границы пристойности. Ты подтвердишь это и будешь на этом настаивать.
– Леди Маргарет, ваша подруга дает вам весьма ценные советы. – Он оборачивается к Мэри Фицрой. – Вы должны быть рядом с мужем. Я прикажу сопроводить вас в Сент-Джеймсский дворец.
Мэри говорит:
– Я не нужна Фицрою. Я ему даже не нравлюсь. Он не считает меня своей женой. Мой брат Суррей снабжает его шлюхами.
Прямолинейна, совсем как ее отец.
– Миледи, – говорит он, – вы немало поспособствовали этой интриге. Однако, поскольку мы еще не определили рамки нового билля, я не знаю, какое наказание грозит вам. Впрочем, едва ли король станет преследовать жену своего сына, если застанет ее у постели больного. Не тревожьтесь о леди Маргарет, в Тауэре она ни в чем не будет знать нужды. Но если не хотите последовать за ней, советую вам отправиться в Сент-Джеймсский дворец и оставаться там.