— Вы ударили меня! — обвинила ее Машка.

Айшма улыбнулась с тем очарованием, которое дарят абсолютная естественность и привычное ощущение собственной правоты.

— Если ты будешь вести себя неподобающим образом или не выполнять свои обязанности, я ударю тебя, как ударила бы упрямую лошадь или любую другую служанку, — сказала она, пронзив Машку глубоким взглядом. — Но я никогда не буду сердиться или обижаться на тебя. Я просто сделаю то, что необходимо для решения проблемы. Ты же не станешь лучше оттого, что я буду сердиться на тебя?

— Ну, в целом верно, — со скрипом признала Машка. — Но все равно бить кого-то — неправильно.

— Предложи другой способ заставить тебя сделать то, что я хочу, — отозвалась Айшма. — Ты испугалась мышей, но, когда я ударила тебя, ты отвлеклась на боль и гнев и перестала их бояться. Разве это плохо?

Машка не нашлась, что возразить экономке.

Поспала она совсем немного. Утром Тиока, всплеснув руками, усадила ее напротив себя и, потряхивая странно выглядящей связкой костей, перьев и сушеных корешков, принялась заговаривать Машкины царапины от гнили и заразы. По ритму заговор ее больше всего был похож на колыбельную, так что к концу процедуры Машка благополучно задремала снова.

— Не спи, — разбудила ее Тиока, доставая из-под подушки незаконченную вышивку. — Работа скоро начнется. Не зли Айшму, она очень не любит лентяев.

Некоторое время Машка тупо наблюдала за пальцами Тиоки, сноровисто украшающими полотенце затейливыми узорами — глазастыми цветами, окровавленными топорами, виселицами и мрачными агрессивными демонами. Это удивительно напоминало толстовки и майки, которые любят носить московские металлисты и прочая неформальная молодежь. Только надписи на одном из краев полотенца не хватало: что-то вроде «Металлика», «Нирвана» или «Панки-хой!».

— Это твое? — опасливо спросила Машка.

Тиока рассмеялась.

— Нет, конечно. Разве я решусь вытереть лицо этакой гадостью? У меня потом все прыщами пойдет и плесенью. Нет, это для хозяина.

— Правильно! — поддержала Машка. — Пусть у него лицо плесенью пойдет.

— Да что ты! — Тиока замахала на нее руками в притворном испуге и возмущении. — Оне некроманты, им гадостью окружать себя положено. Да и вообще он такое любит.

Машка поднялась с кровати, на которой сидела, и тут же вскрикнула. Спину пронзило болью — ночная охота на мышей даром не прошла. Сразу вполне прочувствовался недосып, все царапины и синяки, даже заговоренные, а мышцы те вообще устроили революцию, прерываемую только забастовками. Их, кажется, совершенно не устраивало то, как Машка обращалась с ними. Они требовали массажиста.

— Все, — сказала она решительно, — все, я не могу больше. У меня все болит. У меня стонет каждая жилочка, каждый нерв!

Тиока вздрогнула и нервно шевельнула ушами — прислушалась. Белые волоски на кончиках ее ушей задрожали и, попав в луч света, стали хорошо видны. Это мгновенно сделало девушку слегка похожей на рысь.

— Ну нельзя же все так буквально понимать. — Машка усмехнулась. — Устала я — помираю просто.

— Нашла проблему. — Тиока пожала плечами и снова принялась за вышивку. — Попроси у Айшмы день или два для отдыха. Она даст. Собственно, я поэтому до сих пор здесь работаю: еще ни разу сушеная крыза не отказывала мне в прогулочном дне. Ну и в мелочи на платья.

Она хихикнула, взглянула на Машку, но пальцы ее при этом даже не замедлили своего движения. Тиока вышивала в каком-то загадочном, только ей слышном ритме. Под ее руками на парадном полотенце некроманта уже начинало вырисовываться что-то необычайно кровавое. Вилигарк, похоже, вообще питал слабость к красному цвету и его оттенкам.

— Нет, двух дней много, — глубокомысленно изрекла Машка. — Ну, предположим, один я продрыхну. А дальше? Города я совершенно не знаю, и, откровенно говоря, он меня немножко нервирует.

— Ельфей выгуляешь, — предложила Тиока. — Им полезно. Заодно похвастаешься перед горожанками. Они все такие напыщенные зануды, гордятся своим городским происхождением. Но — готова спорить — ни у одной из них не было двух ельфей сразу.

— В каком смысле? — Машка подозрительно прищурилась.

— Ты знаешь... — Тиока засмеялась, лукаво поглядывая на нее.

Машка оскорбленно вздернула подбородок.

— Ну если в этом, то у меня их тоже не было! Ни одного!

— Какая разница? — Тиока снова пожала плечами. — Горожанки-то об этом не знают. А в компании пары ельфей вполне можно поглядывать на них свысока. Эх, хотелось бы мне оказаться на твоем месте... Уж я-то знаю, что следует делать с ельфями.

— Ну и делай, кто тебе мешает, — предложила Машка. — Они существа общительные и вдобавок совершенно не в моем вкусе. Так что я не буду в обиде.

— Они худышек любят вроде тебя. — Тиока завистливо вздохнула. — Я бы с радостью.

Машке в голову немедленно закрались страшные подозрения относительно намерений Мая. То-то он с самого начала как-то странно на нее смотрел! Как жаль, что она сама не умеет читать чужие мысли!

«Лысый маг» — было написано над дверью. На самой двери красовалось вполне узнаваемое изображение Вилигарка, только вот редкие темные волосы, произрастающие на голове мессира в реальности, заменены были блестящей внушительной лысиной. Однако не узнать господина некроманта в нарисованном маге было просто невозможно. Рядом с дверью стояла длинная скамейка, на которой восседал кавказского типа немолодой мужчина. При виде эльфа он вскочил, расплылся в улыбке и помахал ему толстой волосатой рукой. Май приветливо кивнул и негромко сказал:

— Рад видеть вас, Фарад!

Лицо кавказца приобрело выражение неимоверного счастья оттого, что Май заговорил с ним. Изобразить такую радость от визита клиента умеют только владельцы очень дорогих магазинов и ресторанов.

— Хвала богам, вы здоровы! — провозгласил он. — В городе говорят, мессира мага покусали сосущие мыши и оттого он взбесился. Говорят, что он всю ночь гонял по поместью прислугу и домочадцев.

— Бессовестно врут, — обронил Май.

— Так как здоровье уважаемого мессира? — вкрадчиво поинтересовался Фарад.

Эльф усмехнулся.

— Не дождетесь.

Машка прыснула. Фарад взглянул на нее с таким изумлением, словно она только что возникла перед ним из воздуха. Машка смерила его независимым взглядом.

— Это Маша, моя гостья, — соизволил представить ее Май. — Решил показать ей город.

— Так отчего же ко мне не зайдете? — огорчился кавказец. — Поверьте, сударыня, моя едальня — единственное место в Астолле, которое следует посмотреть, не считая, конечно, храма всеми почитаемого Разумца.

— Мы зайдем позже, — расплывчато пообещал Май и дернул Машку за локоть, намекая, что пора бы уже двигаться дальше.

— Какой-то он странный, — вполголоса сказала Машка, когда они отошли уже достаточно далеко от хозяина «Лысого мага». — И забегаловка его странная. Что там Вилигарку делать?

— Фарад — смесок, — фыркнул Май. — Еще бы ему не быть странным. Смески все чуточку ненормальные. А кроме того, Фарад довольно долго жил в тени Роесны и постоянно попадал под свет магии Вили. Соответственно, слегка повредился умом. Теперь искренне считает, что, когда Вили облысеет, он займет его место и получит всю его силу. Потому и намалевал его на двери в таком неприглядном виде. Он — бывший книжник.

— Что, книжками торговал? — попробовала угадать Машка.

— Нет, учился книжной магии в академии, но плохо.

— Что плохо?

— Его выгнали. — Май усмехнулся. — Но кое-что он еще помнит. Только его порча — нашему Вили семечки. Кстати, ты семечки-то грызешь?

— Нет, — призналась Машка. — А надо?

— Не помешает, — уклончиво ответил эльф. — Я не очень разбираюсь в людях, но что-то мне подсказывает, что в суевериях Айшмы есть разумное сердце.

— Ладно, буду, — покладисто отозвалась Машка. — А храм мы пойдем смотреть?

— Без меня, — категорически отказался Май. — Эльфов туда не пускают. Говорят, Разумец разгневается.