Вероятно, это была единственная по-настоящему роскошная зала в храме, оборудованная по последнему слову магии. На теплый твердый пол, производивший впечатление каменного, низвергались водопады ледяной воды. Вода стекала в круглые сточные дырки. В помывочной царила жутковатая полутьма. Неровный пляшущий свет давали неприятно похожие на руки выросты на стенах. Когда мимо выростов кто-то проходил, они начинали спазматически сокращаться. Выглядело это все отнюдь не умиротворяюще.

— В тот угол не ходи! — не глядя на нее, бросила одна из женщин, кивком указав направление. — Он занят.

— Но там же никого нет! — возмутилась Машка. Черт побери, и здесь какая-то дедовщина царит!

— Пусть идет, — издевательски заметила другая, помоложе первой. — Таким непременно нужно на собственном опыте убедиться, что еж — это именно еж, а не подушка.

Машка опасливо покосилась на угол, послуживший предметом спора, но там действительно никого не было. Даже паршивого привидения. Следовательно, тетки просто пугали ее всякими глупостями, пользуясь положением старослужащих.

С независимым видом Машка взяла одну из скользких тряпок, которые тут заменяли и мыло, и губку сразу, и направилась в облюбованный угол. Странное дело: чем ближе она к нему подходила, тем сильнее ей становилось не по себе, хотя ничего страшного вокруг не происходило. В фильмах ужасов обычно или скрипело что-нибудь, или тьма вокруг сгущалась, или, на худой конец, хотя бы давление поднималось. Но в помывочной не менялось ровным счетом ничего, а жуть внутри Машки все разрасталась. Откровенно говоря, она уже готова была завизжать и броситься назад, если бы не боязнь потерять лицо.

— Эй, новенькая! — окликнули ее. — Прекрати. Нечего там делать!

Машка немедленно развернулась и улыбнулась позвавшей ее женщине, похожей на латиноамериканку. Та махнула ей рукой, выходя из-под ледяного водопада. Машка быстро сунула голову под воду, швырнула тряпку на кучу таких же помывочных принадлежностей и, сочтя мытье законченным, выскочила из залы. На пороге она все же не удержалась — обернулась, краем глаза успев заметить смутное движение в загадочном углу. Солнечного сплетения коснулся холод, не имевший никакого отношения к ледяной воде. Она быстро выскользнула в раздевалку и оделась. Теперь Машке тоже казалось, что угол тот занят. Она никого не увидела, но ощущение, что там кто-то есть, кто-то не слишком живой и терпеливо ждущий, не оставляло ее. Это было очень неприятное ощущение.

К моменту начала дежурства нервы Машки были уже на пределе, и только врожденное упрямство не позволило ей признать себя запуганной и побежденной. В едальне, где снова подавали кашу, Гарт то и дело бросал на нее насмешливые взгляды и, конечно, не мог не заметить, как стучали ее зубы. Машка была уверена, что бледность ее лица всем бросается в глаза и только из вежливости люди стараются не замечать этого. Повариха задумчиво пожевывала губами, глядя на нее сочувственно, но ничего не говорила. Уничтожив свою порцию вязкой каши, которую с прошлого раза никто даже не удосужился подогреть, Машка подошла к общительной поварихе. Стараясь при этом вести себя естественно, чтобы язвительный наставник ее ничего не заподозрил.

— Ты что-то хотела спросить, дочка? — улыбнувшись, поинтересовалась толстушка.

— Ага. — Машка кивнула. — Там на складе написано, что в случае тревоги надо связаться с кем-то. Как это делается?

— Ох ты! — Повариха всплеснула руками. — Я думаю, даже если ты с кем-то свяжешься, это тебе уже не поможет. В случае тревоги... У нас тревоги знаешь какие — о-го-го!

И она энергично потрясла полной рукой, демонстрируя Машке серьезность этих самых «тревог», так что жир, отложившийся на ее внушительной фигуре, заколыхался.

— Ну на всякий случай: как это делается? — поторопила ее Машка, впечатленная демонстрацией.

Ей бы все-таки хотелось иметь возможность в такую минуту позвать кого-нибудь на помощь. Спасателей, команду быстрого магического реагирования или хотя бы местных охранников, если больше в храме никого на этот случай не предусмотрено.

— Не знаю, — просто призналась повариха. — Это с магом надо говорить, а его у нас нет. Начальник вон себе связь сделал и помощнику. А больше никто этих каналов и в глаза не видел. А памятка-то для комиссии написана, чтобы, значит, они считали, что у нас связь внутренняя в храме есть.

— Понятно, — пробурчала Машка без всякого энтузиазма.

Все это было ей хорошо знакомо, но радости оттого, что в чужом мире она встретила знакомые правила, как-то не ощущалось. Выйдя из едальни храма, она с тоской посмотрела на дверь склада, рядом с которой стоял ухмыляющийся Гарт. Преувеличенно любезно он открыл перед ней дверь и повел рукой, приглашая Машку пройти внутрь. Делать нечего — пришлось идти.

— Имей в виду, деревня, — громким шепотом сказал Гарт, — кухня открыта всю ночь. Если будет страшно, можешь закрыть дверь склада и отсидеться там.

Машка сочла, что отвечать на такую явную провокацию ниже ее достоинства, и, гордо вздернув подбородок вверх, молча прошла мимо наставника.

— Огонь — на столе справа. Не потеряй, это мой огонь. У тебя наверняка нет, — с какой-то странной интонацией добавил парень и закрыл дверь.

На складе царила абсолютная темнота. Ни одна свеча не горела. На ощупь Машка пробралась к столу и, нашарив свечку и что-то твердое и округлое, принялась добывать огонь методом тыка. А чтобы было не так страшно, она принялась вслух ругаться. Это отвлекало внимание и позволяло не дергаться из-за каждого шороха в темноте. Странное дело: Машка точно знала, что звуки эти производят живые мертвецы, пытаясь выбраться из веревочного плена, но даже это волновало ее не так сильно, как подозрение, что наставник подложил ей чудовищную свинью. Больше всего ее беспокоило то, что она не могла понять, в чем эта свинья заключается. Скажи ей кто-нибудь еще вчера, что вскоре она окажется в одной комнате с уймой живых мертвецов и будет думать о невзлюбившем ее парне больше, чем о невероятных созданиях, она рассмеялась бы в лицо такому шутнику.

Наконец в руках у нее вспыхнул крохотный огонек. Приспособление оказалось ничуть не сложнее обычной зажигалки, правда, совершенно незнакомой конструкции, напрочь лишенной элементарной логики. Зажигалка представляла собой тяжелый обтесанный камушек, без каких-либо выступов, на которые можно было бы нажать. Зато с дыркой, но не сквозной, как у «куриного бога», а доходящей примерно до середины камня. Палец следовало засунуть именно туда и пощекотать камушек изнутри, чтобы он выпустил из произвольного места короткую струйку огня. Обжегшись пару раз, Машка полностью уверилась в том, что камень выбрасывает огонь туда, куда взбредет его каменной башке, а не туда, куда нужно ей, и мысленно обозвала Гарта нехорошим словом. Но зажечь свечку ей все-таки удалось.

Обтерев вспотевший лоб, она уселась на скамейку возле большого стола, вероятно хирургического. Весь периметр его был обвешан лотками с неприятного вида инструментами. Стол, похоже, являлся главным рабочим местом стажеров-патологоанатомов. Кое-где виднелись ржавые разводы и горелые пятна, однако свежих следов деятельности заметно не было.

Свечка давала неровный слабый свет, в котором зал казался, пожалуй, даже уютным. Никаких шокирующих деталей вроде разлагающихся ног видно не было, и Машка постаралась представить себе, что просто дежурит ночью в больнице. Пациенты храма иногда шевелились и мычали — точь-в-точь как недавно прооперированные, отходя от наркоза. Машка успокоенно водрузила подбородок на сложенные ладони и принялась наблюдать за игрой теней в пятне света, периодически напоминая себе, что спать нельзя. Хотя чем дальше, тем больше хотелось закрыть глаза и совсем чуть-чуть вздремнуть. Вокруг было тихо и спокойно, не происходило ничего неожиданного. Никто не пытался освободиться активнее, чем днем, и банда борцов за права мертвых не врывалась на склад с требованием немедленно освободить покойных граждан.