Он думал, девушка засомневается. Но к тому, что у нее будут трястись руки, он не был готов. Когда Миён обхватила пальцами его ладонь, ей удалось унять дрожь, но Джихун уже все понял. Она тоже его боялась. Может быть, не меньше, чем он ее.

– Ты должна сказать: «Уговор». – Парень дружелюбно улыбнулся. Ему хотелось как-то успокоить ее. – А то сделка не состоится!

Миён покачала головой и отпустила его руку, оставив на ладони Джихуна кровавый след.

– У тебя кровь идет! – Парень снова схватил девушку за руку.

– Да все хорошо.

– Что ты как маленькая? – Джихун достал из кармана бумажный платок. Цокнув языком при виде крови, он обмотал ладонь Миён самодельным бинтом. – У меня с собой сейчас ничего нет, так что как домой придешь, обработай рану. А то заразишься еще чем-нибудь…

– Ты прямо как бабулька.

Миён пристально смотрела на парня, одновременно сбитая с толку и заинтригованная. На мгновение сердце Джихуна пропустило удар.

Парень отпустил ее руку и вытер внезапно взмокшие ладони о штаны.

– Это все моя хальмони, – от смущения он начал говорить что в голову взбредет. – Она, например, часами может читать нотации про всякие дурные привычки. Когда я был совсем ребенком, то грыз ногти, и хальмони каждое утро обмазывала мне пальцы соком момордики[64]. Наверное, поэтому мне этот вкус напоминает о ней.

– Хорошо тебе.

– Что?

– Ничего, – пробормотала девушка, накрывая наспех перевязанную ладонь здоровой рукой. – Не представляю, каково это – когда над тобой хлопочет бабушка.

Джихун удивленно моргнул. Ему показалось или он расслышал в голосе Миён тоску? Такое простое человеческое желание – иметь семью… Ее образ становился все более загадочным, порождал все больше вопросов, и Джихун не удержался:

– У тебя родители есть?

Миён кинула на него сердитый взгляд.

– Просто во всех легендах говорится, что изначально кумихо были обычными лисицами.

– Я была рождена так же, как и ты, – чуть ли не с возмущением ответила девушка.

– А отец у тебя тоже кумихо? – Джихун ни разу не слышал о мужчинах-кумихо.

– Он был человеком.

– Был? – У Джихуна внезапно пересохло во рту, и он сглотнул. – Он умер?

– А мне откуда знать? – промямлила Миён. – Я его в жизни не видела.

– Как же до ненормального обычно, – пожал плечами Джихун. А потом поблагодарил звезды за то, что кумихо не стреляют лазерами из глаз, иначе бы девушка напрочь сожгла ему лицо. – Извини, не хотел обидеть. Я не сужу тебя, если что. – Он снова начал нести какую-то околесицу: – Вообще не имею права тебя судить: я тоже вырос без отца. С четырех лет его не видел.

– Люди иногда такие козлы, – бросила Миён.

Обычно ему отвечали что-нибудь иное, и от девушки такого ответа Джихун точно не ждал. Он затих на секунду, решая, как отреагировать. Потом громко рассмеялся:

– Спасибо!

– За что?

– За то, что, будучи сама собой, отвлекла меня от проблем.

– Ты странный, – покачала головой Миён. – Мне пора идти.

Однако вместо того, чтобы развернуться, она прищурилась, задумавшись, а потом протянула парню зонтик.

– Зачем это? – удивился Джихун.

– Кумихо не болеют. Мне он не нужен.

Парень взял у девушки зонт и улыбнулся.

– Будь осторожна. А то вдруг я подумаю, что ты в меня влюбилась.

Миён закатила глаза и ушла. Даже когда она скрылась на горизонте, Джихун еще долго не мог отвести глаз.

«Не стоит искать неприятности там, где ты ни черта не смыслишь», – напомнил себе Джихун. Это же глупо.

Ну а он, похоже, был глупцом.

Миён шла через лес, и в груди у нее нарастала смутная тревога. Не сглупила ли она, оставив в живых человека, владеющего ее тайной?

Йена бы просто влюбила его в себя. Она вечно повторяла, что ради любви люди готовы на что угодно. Однако Миён не хотелось манипулировать чужой любовью – претила сама идея. Может, Йена и разочаровалась в человеческих сердцах, но Миён – пока нет.

И все же Джихун беспокоил ее. Он был наблюдателен, хитро улыбался и много болтал. Плохое сочетание. Он слишком много знал и слишком мало думал.

А еще девушке казалось, что он с ходу распознает всю ее ложь. Взять хотя бы то, как она соврала об их общем сне. Она ведь не специально оказалась в его сновидении – для нее их встреча была такой же неожиданностью. Однако Миён должна была показать, что она сильнее, чем есть на самом деле. Запугать его, чтобы молчал. Парень, конечно, поклялся никому ничего не говорить, но девушка не верила его обещаниям. Хотя и очень хотела.

«С тобой все хорошо будет?» – Его вопрос раз за разом всплывал в голове. Джихун, похоже, и вправду за нее переживал. От этой мысли сердце охватила боль.

Миён с силой сжала кулаки. Правая ладонь все еще была перевязана аккуратным бантом, даже несмотря на то, как легко рвались бумажные салфетки. Девушка сорвала повязку. Кожа под ней уже зажила.

Может, стоит все-таки рассказать матери? Йена в любой ситуации знала, что делать. И да, она бы заставила Джихуна молчать – правда, навеки. Миён, конечно, не нравилось, что парень знал ее тайну, однако она точно не желала ему смерти.

Да и после поездки в школу Йена обязательно будет злиться. Наверное, лучше не рассказывать о Джихуне – хотя бы еще чуть-чуть.

Миён жила в самом конце улицы, в доме из стекла и дерева, окруженном со всех сторон природой.

Гостиная была вылизана дочиста – нигде ни пылинки. Все вещи разобрали в первый же день. Ку Йена ни за что не стала бы жить среди коробок.

В стеклянных шкафах покоились реликвии прошлого.

Керамические лошадки, навечно застывшие на дыбах. Их матери подарил поклонник. Он провез этих лошадок контрабандой, чтобы доказать кумихо свою любовь.

Шестиконечная корона, отделанная нефритом и золотом. Ее Йена получила от двоюродного брата короля.

Длинная и гладкая нефритовая заколка пине[65]. Замысловатые узоры, выгравированные на конце, складывались в изящные цветы лотоса. Набор таких заколок матери подарил ученый из Сонгюнгвана[66].

А с другого конца комнаты на Миён смотрела бронзовая лисичка. Девушка не знала, кто подарил матери этот экспонат, но он наверняка должен был обладать хорошим чувством юмора и железным характером. Иначе как ему только хватило находчивости подарить кумихо такую фигурку?

Эти реликвии Йена собирала несколько веков, и иногда Миён чувствовала себя одной из них. Эта мысль не давала ей покоя. Как можно соперничать с ворами, принцами и придворными учеными? Она хотела быть тверже керамики, дороже золота, красивее нефрита. Но выдаст ли мать дочери собственную стеклянную полочку, если у нее не получится? Будет ли аккуратно упаковывать дочь в коробку, чтобы иногда с нежностью вспоминать о ней?

Миён опустила руку в карман и зажала в ладони еву кусыль. Это уже стало привычкой.

Девушка прошла в свою комнату. Над кроватью висел постер с IU[67] – любимой певицей Миён. Йена сначала не разрешала дочери постеры. Зачем, спрашивается, заводить кумиров-певцов, когда существуют настоящие боги и демоны? Однако Миён настояла, и матери пришлось уступить. Нечасто Миён удавалось в чем-то убедить мать.

Девушка включила большой телевизор в углу комнаты. Его звук всегда помогал ей успокоиться и выбросить из головы множество беспокойных мыслей. По телевизору шел популярный сериал. Половина была уже позади: количество сопливых страданий уменьшилось, а количество признаний в любви – увеличилось. Середину дорам Миён любила больше всего.

Не успела девушка устроиться на кровати, как в дверь постучали и тут же, не дожидаясь ответа, распахнули. Миён поднялась с кровати и склонилась в поклоне.

– Здравствуй, мама.

– Долго ты до дома добиралась.