– Я тоже боялась, – призналась Маргарита-Констанция. – У нас самый ужасный герб в Талиге.

– О да, – подтвердила Арлетта, – это уж-жасно.

– Величие часто пугает, – отлично слышащий, как графиня Савиньяк и предполагала, Лукас отцепился от внучатого племянника и бросился на защиту всплывающей гадины. – И что лучше отразит самую сущность Волн? Морские птицы при всей их красоте водной стихии чужды, а рыбы слишком глупы и не способны внушить никаких чувств, кроме голода. Иное дело – обитающее почти что в бездне древнее создание, о котором если и говорят, то шепотом. Я горжусь спрутом на своем щите, он придает мне сил.

Вы знаете, какое мужество выказал в последние свои дни мой покойный племянник, что несколько искупает его былые проступки. Смею заметить, я бы вынес больше, но я никогда бы не выдал палачам супругу и детей. Да, сударыня! Мы с Маргаритой-Констанцией всю жизнь были готовы встретить самую ужасную из судеб, она не застигла бы нас врасплох.

– Вот как? – мурлыкнула графиня, радуясь, что Валентин встал, приветствуя внушительного отца Мариуса.

– Тот, кто носит с собой смерть, не боится мук и позора. – Болван с безупречной родословной нес чушь, чуть ли не дословно повторяя дидериховых бастардов. – Моя супруга принесла мне в приданое не только честь и благонравие, но и спокойную, даже счастливую смерть. Сейчас это перестало быть тайной, сейчас нам не грозит ничего, кроме времени, но наша жизнь прошла под подвешенным мечом.

– Она еще не прошла, – утешила Арлетта, косясь на вернувшегося Валентина.

– Она проходит, хотя мы надеемся увидеть еще несколько весен. Дорогая, покажи графине Савиньяк залог душевного покоя.

– Да, Лукас, – благонравная супруга немедленно сняла с тонкого пальца кольцо с отличным темным аметистом, сразу и знакомое, и нет.

– Я видела очень похожее. – А вот и никому уже не нужный ответ, который по близорукости можно было и пропустить! – У… подруги моей юности. Правда, камень там был другой, если я не путаю, шерла.

– Похожая оправа и разная… – собеседник выдержал многозначительную паузу, – очень разная суть. Не бойтесь, берите. Смерть спит и будет спать, пока ее не разбудят. Четыре смерти…

– Как поэтично. – Массивное кольцо ложится на ладонь, есть ли в нем смерть, на глаз не определить, но в кольце Кары она была. – В Борне был прекрасный ювелир…

– Дамы хранят свою честь иначе, чем мы, но Маргарита-Констанция предпочла мне открыться во всем. Единственное, что она пыталась скрыть, это сватовство наследника Колиньяров, хотя я не из тех, кто ставит в укор женщине отвергнутых поклонников, сколь бы низким ни было их происхождение. Я так и сказал, за что был вознагражден тайной кольца.

– Это было так давно, – пухленькая старушка улыбнулась светло и мечтательно. – Но мы начинаем вести себя недопустимо. Вальтер уже сделал бы нам замечание, Валентин гораздо проще.

– Он всего лишь младше, – уточнил посрамивший худородных Колиньяров Лукас. Арлетта еще раз поднесла к глазам так никого и не убившее кольцо. Если б ей в приданое дали яд, она бы со смехом отдала его Арно, а вот болтать об этом не стала бы даже в глубокой старости. Впрочем, Маргариту-Констанцию придворные красоты счастливо миновали, а Дидерих творит с заскучавшими головушками чудеса. Из уютной норки интриги, тюрьмы, самоубийства кажутся такими волнующими! Из Багерлее на это смотришь по-другому, и из войн, и из вдовства…

– Благодарю, очень интересно, – заверила Арлетта, под звуки органа возвращая кольцо хозяйке. Та, спасибо начавшейся службе, не ответила. Хор в Васспарде был небольшим, но пел слаженно. Дымок от разгоревшихся курильниц всплывал к куполу, все ощутимей пахло багряноземельской горечью. Когда все закончится, нужно будет выпить с мальчишками кэналлийского.

– Началось! – адъютантский шепот за спиной отвлек от праздных гаданий, и Капрас быстро развернул трубу влево. Да, точно: голова анастасовской колонны – в полусотне шагов от рощи, из которой, красуясь выправкой, выезжает Агас с «переговорным» флагом и в компании пятерых драгун. Повелительно – ну прямо генерал или сразу стратег – вскидывает руку. А мерзавцы и так уже встают, без всякой команды, и трое всадников начинают быстро пробиваться из середины в голову. Зимние плащи с капюшоном одинаковы, но второй, на сером, изрядно напоминает… носителя первой, чтоб ее, молнии.

– Ага, вот ты где! – Только бы брат Пьетро не оплошал… И не прикончил бы кто по дури ненароком.

– Да, – считает своим долгом подтвердить Фурис, – перед нами, вне всякого сомнения, возмутительный Анастас с ближайшими подручными.

Серый линарец – был ли он у «рыбины» прежде? – привычно и споро обходит других лошадей, теперь впереди только капитан Левентис и драгун с флагом.

– Сейчас, – продолжает объяснять доверенный куратор, – будет оглашен ультиматум.

«Оглашен»… «оглашен»… От канцелярского словечка становится смешно, или это от напряжения? Серая лошадь взмахивает хвостом, конь Агаса будто в ответ вскидывает голову.

Как капитан орет «приказ маршала Капраса немедленно сдаться», само собой, не слышно, но ответ на ультиматум следует немедленно. Анастасовы вояки хватаются за оружие, только это и всё. Василис не дремлет – мощный, дружный залп ударяет из зарослей по обе стороны от дороги, когда самые шустрые бандиты лишь вскидывают пистолеты и мушкеты.

– Хвала Василису! – аж вопит забывший субординацию Йорго. – Хвала драгунам! Хвала Корпусу!

– Да, – со всем достоинством, на которое он способен, соглашается Карло. – Получилось весьма удачно.

Пусть сражение не из больших и враг, мягко говоря, не тот, но выучка-то какая, глаз радуется.

– Не удачно, – уточняет счастливый Фурис, – а превыше всяких похвал. Судя по всему, случившееся для возмутительного Анастаса оказалось полной неожиданностью. Полковника Василиса следует поощрить.

– Так проследите, – веселится Карло, не отрывая взгляда от долгожданного избиения. Голова вражеской колонны уничтожена почти полностью, а дальше… Дальше начинает бурлить оставшийся без присмотра хвост.

Самые рьяные рвутся вперед, пытаясь добраться до драгун на опушке, часть рассыпается по полю, кто-то бросается наутек, а какой-то урод на рыжем коне врезается в крутящего башкой мерзавца на гнедом. Тот выхватывает саблю, первый не отстает, к драке с обеих сторон присоединяется еще с полдюжины всадников. Их не разнимают – застигнутая врасплох «рыбина» управление своей бандой утратила напрочь.

Оно и понятно, угодить в устроенную обстрелянными солдатами засаду – не «умышляющих на божественного» бедолаг грабить и вешать. Полезших вперед, а таких оказалось десятка четыре, встречает новый залп, затем еще один и еще – Василис атаку ждал и был наготове. Последних из подскакавших добивают шагах в двадцати от опушки, и тут же труба требует «В седло!» и «Вперед!»

Ну, дорогие, не подведите…

И драгуны не подводят: дружно вываливаются из-под деревьев, быстро выравнивают слегка расстроенные ряды и, не теряя на неровном размокшем поле строя, идут в атаку. Красиво идут, слаженно, а ведь многие два года назад сапоги шили и дандионы околачивали… Ага, вот и Николетис! Толстяк-полковник, вернее, его легкоконные высыпают из-за деревьев с обеих сторон, берут место схватки в кольцо. Всё! Теперь, даже обрети Анастас волей Леворукого таланты Кэналлийского Ворона, дороги к спасению ему не найти.

Невидимые голоса призвали чтить и ожидать. Отец Мариус, которому, чтобы сравниться с доннервальдским Титом, недоставало суровости, под нарастающую, как ветер, мелодию неторопливо прошествовал к лестнице, где ему под ноги бросилась толстая полуденная тень.

– Да будет благословен дом сей, – белая рука принимает у служки свечу с почти невидимым огоньком, – и да будет славен глава его в своем служении.

Все сидят, только Валентин поднимается, как того требует ритуал. Сверкают витражи, сверкает и словно бы шевелится мозаичный спрут. Тишина длится недолго, пару ударов внезапно заторопившегося сердца, священник ставит ногу на пандус, благородный герцог Придд садится, а орган заводит что-то вкрадчивое. На севере церковная музыка – и та своя.